О Грехах, Молитвах и Разбитых Лбах
(козельские заметки)
Ранее уже было рассказано, что получается, когда “хиппи перестроечные”, взлелеянные комсомолом на потребу смуте, сталкиваются в духовных своих потугах с чем-то настоящим и непридуманным, например с Православием. Какие удивительные метаморфозы происходят с их воспалённым воображением, к каким трагическим тупикам порой приводит их дорога самоуверенной, но недалёкой вседозволенности. Но происходят под стенами благословенной Оптиной Пустыни и ещё более непредвиденные вещи – когда совсем благополучная в советские времена молодёжь, уверенно шагавшая в комсомольском строю, сметая всё, что прикажут им мудрые вожди, к светлым горизонтам, и твёрдо уверенная в непогрешимости полученных знаний, внезапно, в силу определённых социальных потрясений, оказалась у стен Храмов Православных, на пороге новой, освящённой тысячелетним опытом, духовной жизни в лоне Церкви.
Более полувека Православие в нашей стране, будучи жёстко отделённым воинствующим атеизмом как от государства, так и от реальной жизни поголовного большинства молодых людей, с их естественными запросами в сферах образования, семьи и досуга, не только было лишено возможности направлять должным образом эти запросы, но, напротив, требовало от своей паствы сократить контакты с “мирской” действительностью до минимума, предоставив безбожной власти быть сколько угодно монополистом во всём, что не касалось непосредственно дел внутрицерковных. Это, разумеется, имело свой высокий смысл в определённый период – Церковь, таким образом, сумела сохранить среди гонений ядро паствы от коварных волков атеизма, а, значит, и самоё себя для времён, когда всё придётся возвращать на круги своя, не только восстанавливая Храмы и Обители, но и завоёвывая помрачённые неверием души, становясь вновь Вероисповеданием Народным, заложив, тем самым, краеугольный камень возрождения Святой Руси.
Так вот и получилось, что жёстко воспитанное комсомолом деление на “своё” и “чужое”, “хорошее” и “плохое” в душах многих молодых людей неожиданно вступило во взаимодействие с не менее жёстким, хотя и неоспоримым, церковным положением о безоговорочной греховности всего, что находится за порогом Храма или выходит за рамки Святоотеческого предания. Поэтому, если воспетые комсомолом радости мирских утех со скрипом, но поддавались христианскому смирению в процессе духовной брани бывших активистов, то там, где церковное осуждение совпало с атеистическим табу - Церковь получила таких рьяных борцов за “чистоту веры”, что… Осознание греховности различных аспектов мирской жизни и искоренение этой греховности в себе – труд кропотливый и долгий – они запросто подменили объявлением священной войны с источниками всякой греховности в “миру”. Хорошо, когда неистовая борьба происходит против явлений однозначно дурных, таких как проституция, наркомания или бандитизм, например, но, зачастую, в разряд первоочередных объектов для искоренения у новоиспечённых подвижников попадают вещи, которые в прошлые времена подавлялись комсомолом по явно идеологическим соображениям, причём и тогда не совсем разумным – такие, как различные "неформальные" веяния и, конечно, рок-музыка.
В маленьком Козельске, где живёт большинство околомонастырской молодёжи, всё как на ладони. Пока пройдёшь по главной улице, с одного края города до другого, кого только не встретишь, помимо местной публики, разумеется, которая живёт себе обычной жизнью российской провинции, научившись, за последние годы, ни на что, особенно, не обращать уже внимания. Обязательно увидите и длинноволосых послушников из монастыря, и задумчивых иконописцев, и многодетных моложавых матушек, и много ещё кого встретите на немноголюдной козельской улице. Если же вам навстречу проплывёт не от мира сего существо – всё в чёрном, в косматой бороде или в платке до глаз и юбке до земли, с непременными чётками на самом виду, если при случайно прозвучавшей поблизости с ним "крамоле", вроде названия какой-либо рок-группы, желательно строго запрещённой в советские времена, оно грохнется оземь в священном ужасе – знайте, что с комвзносами у него (неё) в недавнем прошлом было всё в порядке, а к Оптиной Пустыни, как, впрочем, к любому другому Православному монастырю, оно отношение имеет весьма косвенное. Как раз настоящие монахи, которым хватает строгостей монастырского устава, и даже те из них, кому приходится окормлять такую публику, смотрят на подобные закидоны сквозь пальцы – перемелется, дескать, мука будет; Господь, он всё приемлет. Хотя и не у всех этих сей процесс гладко идёт, рассказывают, будто некто из батюшек, идя на поводу у собственной паствы, которая просто жить спокойно не могла под одним оптинским небом с многочисленными окрестными хиппями, составил самочинный канон по "отречению от хиппизма при Воцерковлении". И что нашёлся же совсем, видать, забунтовавшийся неформал кличкой Леннон, который со своей верной, опять же, Йокой, эту процедуру дал над собой совершить при большом стечении активной, в этом плане, общественности. Интересно, как в этом "таинстве" прозвучала тема отречения от хипповой любви ко всему сущему и неприятие насилия, или как под сводами монастыря могло продекларироваться всё то же исконно хипповое презрение к благам мира сего? Наверное, всё-таки, наряду с этим "каноном" заодно был ими изобретён и специальный, для такого случая подходящий хиппизьм…
Ну, что ж, и на сие, как говорится, Воля Божия.
Не так давно жена моя с дочерью, будучи в Париже, разговорились там, в Храме Александра Невского, с матушкой регента ихнего хора. То, что они приехали из “оптинских краёв”, вызвало живой интерес, матушка попросила выслать литературу о Святых Старцах Оптинских, взамен же предложила взять с собой для раздачи в Козельске целый пакет “гумпомощи”, а дочке нашла особо модные клешёные и совсем крепкие ещё джинсы. Мои приняли всё с должной благодарностью, хотя жена, не удержавшись, обмолвилась о том, что у Оптиной жескому полу в джинсах ходить не позволительно, можно и епитимью схлопотать, на что матушка, несколько смутившись, объяснила, что у них, напротив, батюшки строго следят, чтобы православные не выделялись особо из общей массы парижан – если
, к примеру, женщина начинает напускать на себя монашеский вид, живя сугубо в миру, делается ей внушение, чтобы не “перемаливалась”, во всём должна быть разумная мера.У нас традиция духовного окормления мирян, фактически прерванная в своё время, ещё не восстановлена в полной мере - это дело времени, и скорее проблема духовного роста паствы, чем совершенствование опыта работы батюшек с обычной современной молодёжью, а не только с самоотверженными подвижниками, как это было совсем недавно. Хотя некоторые сдвиги происходят уже и в Козельске.
Поучаствовав до этого в Москве в некоторых проектах, связанных с рок-музыкой, и всяким разным, что ей сопутствует, я, переезжая в Козельск, захватил с собой, помимо всего прочего, и всю свою музыкальную коллекцию, состоящую из записей самых разных стилей и направлений, поскольку сам я всю жизнь, по простоте душевной, делил музыку лишь на плохую и хорошую, сообразуясь только с собственными пристрастиями. Здесь, на лоне природы, вдали от московской суеты, сменив ритм жизни, и
уделяя основное время православному уставу, а так же увлёкшись собиранием записей церковных хоров – русских, сербских и греческих - я заметил, что некоторая часть прежней коллекции стала покрываться пылью, а потом, естественным образом, перекочевала на антресоли; зато появились пополнения из музыкальных жанров, на которые я раньше обращал меньше внимания. Одним словом, происходит некий процесс, завязанный на массе всевозможных, окружающих меня факторов, первым и основным среди которых является, разумеется, мои отношения с Православием. Меня это радует уже в том плане, что, значит, нет того “окамененного бесчуствия”, самого страшного душевного недуга, преграждающего путь к духовному росту. Если учесть, что, переехав сюда, я, вдобавок, не заморочился о перемене гардероба, не желая, тем самым, корчить из себя нечто, чего я из себя пока не представляю – можете себе представить, каких ярлыков навешала на меня в прошлом комсомольская общественность, только нарочитое даже усердие моё в православном уставе, и благосклонность некоторых оптинских батюшек разрядили те громы и молнии, что готовы были обрушиться на мою голову. Однако и до сих пор, узнав, что я не потоптал ногами всё, что есть в моём дому, некоторые приходят в воодушевление, и приходится мне смиренно терпеть замшелую муз.критику образца года, эдак 74-го, одобренную, в своё время, неким съездом ВЛКСМ, либо выслушивать цитаты из откровений чудаковатого американца Роуза о том, что группа “Кисс” (которую, к слову, я не очень-то и ценю), оказывается, состоит из погубленных русских православных парней; или вникать в настырно предлагаемые к сведению бредовые изыски некоего Светова (уж не Денницы ли?), собравшего все рассуждения идеологического отдела ЦК партии о сатанизме в западной музыке (ах, как любили атеисты смаковать подобные, близкие им темы, чтобы, если появится, под давлением времени, что-нибудь похожее и у нас, сразу приобрело бы оно тот же, ненароком, под видом критики, навязываемый тёмный душок)*.Да ладно бы только музыка их нервировала – были и те, кому не давал покоя и беспартийный покрой моей куртки, и неверный цвет шарфа, и подозрительный материал моих, извиняюсь, штанов, и даже (о, ужас!) крестообразный рельеф протектора башмаков не давал им покоя. Вот уж права пословица о беспредельности некоторых человеческих качеств. Одно утешало – компания эта составляла, как и полагается, активное, но несомненное меньшинство, к тому же безоговорочно прислушиваться к её претензиям на истину теперь уже никто распоряжения не давал.
Время, однако, шло, расставляя всё по своим местам. Многие козельские подвижники приобрели постепенно более “приземлённый” облик, по мере врастания в размеренную русскую жизнь, и одежда их стала более рациональной и менее пугающей, а значит СОВРЕМЕННОЙ, как у всех. Было перенято ими даже,
неосознанно, разумеется, кое-что из такого удобного для жизни на природе хиппового прикида. Батюшки некоторые, увидев сами, что от непрерывного афонского пения посреди Козельска у их паствы попросту крыша потекла, стали советовать отвлечься на чём-нибудь – сказки почитать, что ли, музыку послушать, желательно не совсем тупую, не ту, что по радио крутят. Вот и стали появляться у меня на пороге сначала один, потом другой, потом целой очередью, козельские насельники с просьбой записать “что-нибудь стоящее”. Пробелы у всех в области не церковной музыки огромные – долгие годы только боролись с ней, а что и запало когда-то в душу, так и забыли давно. Что кому теперь требуется – понятия, разумеется, не имеют, да и я, напуганный непомерной строгостью их нравов, даже и советовать чего-либо боюсь. В машине у меня всё время что-то крутится, когда подъезжают от монастыря или по городу – слушают, вижу, что не нравится. Если заходят в гости – торопиться нам тут не куда – предлагаю самим поковыряться по залежам, даже на антресоли забраться, выбрать, что самим приглянётся. Сам я, ввиду вышесказанного, старался не вмешиваться в процесс и не задумывался отслеживать наиболее популярный у них репертуар, но вот завернул ко мне, однажды, старый приятель-меломан из Москвы и, заинтересовавшись происходящими в Козельске переменами, спросил-таки, а что же пользуется большим спросом у православных козельчан. Когда я, поразмыслив, перечислил, он охнул даже – почти весь список, оказывается, совпадал с набором записей, предлагаемых в московских эзотерических магазинах “Путь к себе”, наряду с кришнаитскими мантрами, индуистскими рагами и совсем уж людоедскими песнопениями. Даже я устрашился подобной шутке – самые, недавно ещё, оголтелые борцы с “чернухой”, сами же выбрали, пусть даже по музыкальному своему невежеству, но, руководствуясь неизменным своим чутьём, и предпочли всему остальному то, что и дельцы “от эзотерики” готовы считать сугубо своим. Как говорится, рыбак рыбака…Казалось бы, можно и торжествовать – чванство и косность посрамлены – да не хочется. Вспоминаются лишь грустные термины из известных книг, такие как “полуинтеллигенция” из Ильина или “образованщина” из Солженицына – точные определения той части нашего народа, время которой неотвратимо уходит в никуда. Действительно, на
глазах множатся ряды новых, молодых батюшек, не заставших Православия гонимого, нередко имеющих за плечами и богатый тусовочный опыт, и лишённых, поэтому, комплексов церковного подполья; подрастает во множестве и паства, не успевшая побывать в комсомоле и, потому, не обученная рвать рубаху на груди за светлое завтра и не привыкшая пинать всё, что непонятно. Время идёт, доказывая своим ходом, что всё самое интересное ещё впереди, что Истина, как бы сложно до неё докопаться не было, очень проста – она не в изматывающей борьбе за сиюминутный идеал, а всего лишь в нелицемерной ВЕРЕ, смиренной НАДЕЖДЕ, и, разумеется, в ЛЮБВИ. Только и всего-то.
* Подробнее на эту тему можно узнать из статьи А.Непомнящего "Православие и рок-музыка".