Глава Девятая
.
Россия встретила нас сразу за мостом внезапным исчезновением всякой дорожной разметки и полным отсутствием “латиницы”. Мы мчались, не снижая скорости по скучной равнине, поросшей чахлым лесом, прерываемым изредка пространствами то ли болот, то ли каменистых лужаек. Эстония ещё раз напомнила о себе, промелькнув ещё одним серо-пыльным местом, названным в честь монстра из таллинских кустов – городом Кингисеппом и пропала, теперь уже окончательно. Мои спутники, пережив смену декораций, опять вернулись в естественно-статичное своё состояние, но теперь, в преддверии Питера, у меня возникли совершенно конкретные вопросы к Арво, касающиеся цели нашей поездки, как таковой. Поэтому, заняв исходную позицию между седоками, я опять нарушил нордическое их молчание:
- Слушай, Арво, ежели ты свою дочку хотя бы чуть можешь прогнозировать, то почему, скажи, именно в Питер её понесло. Куда понятнее была бы Рига, или Вильнюс, в конце концов. Уж там, на сей день, хипповых раскладов куда гуще, чем в Питере.
- Я думаю, - Арво полуобернулся ко мне, - потому именно, что Россия. Она ведь родилась и выросла, хоть и на Кавказе, но среди чужаков, причём, не обязательно кавказцев по происхождению, которые мыслили категориями своей большой родины. И далёкий центр её – Москва, Питер там был всегда сказкой об огромной и могущественной цивилизации великого народа. Понятно? И она, хотя и знала, что мы собираемся вернуться на нашу маленькую родину, всё равно впитала в себя то понятие одной большой её Страны, в которую, по её понятию,
между делом, провалилась наша маленькая эстонская культура, как некая неприметная составляющая.
А я хоть и родился, и вырос в маленьком городке Выру, - вклинился Старки, - но, с годами, тоже стал думать точно так же. Наверное, я и сейчас так думаю тоже, хотя, после некоторых приключений, за пределы нашей республики выезжаю с большой неохотой.
Ты – явление, получается, совершенно противоположное, - Арво погрозил ему, зачем-то, пальцем, - а когда Вийве оказалась в Таллине, да ещё в самом “трудном” наверное, для неё возрасте, я сразу заметил, что замкнутость нашего культурного пространства её тяготит. Вся эта европейская рафинированность, спроецированная на, пусть уникально самобытный, но очень ограниченный территориально эстонский, так сказать, менталитет, вызвала в ней спонтанный бунт, очень быстро принявший форму вполне здорового, на мой взгляд нонконформизма вообще. Но и тут ей оказалось тесно, даже в процветающей, как мне известно, по сравнению с другими местами, таллинской тусовке. Пыталась устраивать “хеппенинги” различные, вроде раздачи цветов прохожим, пробовала сколотить группу активных единомышленников, делать листовки за чистоту природы и раздавать их на своих представлениях, да вот власти – Старки не даст соврать – не поняли, начались неприятности всякие. Тогда я уехал с ней на острова Сааремаа, там заповедник природный, стал там егерем, и ей – пожалуйста, вот тебе природа, береги её, сколько хочешь. Думал, нашёл выход, да вот только теперь мы оба затосковали там. Мы же среди природы и выросли, да такой, что о-го-го, предгорья Кавказа – чудо. А тут, хоть чудесные совершенно места, а не то… Короче, вернулись в Таллин, оба в тоске. Какое-то время жили, как запрограммированные, у меня работа, у неё – учёба. Тусовки, сейшена, у каждого свои, как и должно быть. А потом, вот, уехала. С питерскими, приезжали тут, жили долго. Я с начала не дёргался, она даже позвонила, как-то, что всё ОК. А что, думаю, пусть сама разбирается. А потом – тишина, ни звонков, ничего. Слышал, краем уха, что и в Питере её давно не видно.
А может Эстония с Россией тут и не причём вовсе, - мне даже наскучили все эти домыслы, - просто герле приключений на любом ровном месте не хватает, вот и рванула, куда глаза глядят?
Вот тогда бы, скорее, была бы Рига. А тут всё гораздо сложнее, я думаю.
А может влюбилась просто, а за любовью и на край света можно?
Не думаю. Это бы я знал. Тут очень трудные поиски воли, сопоставимой с окружающим миром, с одной стороны, и с собственной душой, с другой стороны. Только вот как нам проследить это равновесие, вот задача.
Проследим и во всём разберёмся, - сказал Старки грозно, - правда, Василий?
Тем временем потянулись питерские пригороды, начавшись с помпезных остатков усадеб, сменились они свалками, обрамлёнными однообразными заборами, и трубами заводов по горизонту, а потом переросли в широченные проспекты с одинокими трамваями посередине и монолитами новостроек за обширными пустырями газонов. Мы решили, особо не заморачиваясь, ехать прямо на Петроградскую, к Тайгеру, который, будучи моим старинным приятелем, знал, к тому же, в городе всё, что необходимо было знать тусовщику. Поэтому, поплутав немного при подъезде к Неве, мы вдоволь насладились зрелищем питерского центра, проезжая через Дворцовый мост, а затем, поплутав ещё чуток на той уже стороне, подрулили прямо к Тайгеровскому дому, расположенному на тихой и узенькой улочке, куда я отродясь не попадал иначе, как пёхом от метро.
Старки решили оставить внизу, чтобы не пугать приятеля, а мы с Арво поднялись по тёмной и вонючей лестнице, долго трезвонили на ощупь во все звонки огромной двери, и, когда какой-то мерзкий пьяный сосед, наорав на нас, впустил-таки внутрь, мы долго ещё брели по жуткому лабиринту коридора коммуналки, пока не оказались перед дверью, из-за которой заспанный голос Тайгера проорал:
“Входите, кто там ещё?”
Мы вошли, оказавшись в громадной комнате, разделённой частично, за счёт высоченных потолков на два этажа и заставленной всякой старой мебелью, которая, к тому же, делила всё это помещение на множество закутков. Выбравшись, наконец, в центр этой, как говорил хозяин, ойкумены, мы увидели и его самого, сидящего в большущем кресле, закутанного в одеяло до самых глаз, с нетрезвым любопытством нас разглядывающими.
- Когда я был маленьким, - сказал он, - это называлось “кучка”.
- Хорош дрыхнуть, вечер скоро, - начал тормошить его я, - видишь, я с гостем к тебе.
- Будьте как дома, - Тайгер закурил, пытаясь прийти в себя, - какими судьбами?
- Знакомься, это Хантер из Таллина, - я уселся напротив Тайгера на какой-то пуфик, а Арво нашел себе табуретку и стал смотреть в окно, - у нас, собственно, дело к тебе.
- Какое?
- Ты Вийве таллинскую знаешь?
- Ещё бы! Её тут Чудом прозвали.
- Почему Чудом? – Я вспомнил кунингасовскую “чуму”.
- Потому, что где она – там чудеса всякие. А потом, правда, менты с неприятностями.
- И много их уже, неприятностей? – Арво не поворачивал головы от окна.
- Порядком. Поэтому я ей как-то сказал, чтоб мой флэт стороной обходила.
- А где же нам искать её, - я начал, почему-то, успокаиваться, - где сейчас тусняк-то весь? На Казани? Может там поспрашивать? Или точнее что скажешь?
- Тусовка-то на Казани, только вот вряд ли вы там что о ней узнаете. Кажется, её и Питере нет уже.
- Так у кого можно узнать подробнее? – Опять подал от окна голос Арво.
- А сколько времени сейчас? Четыре? Так вот, в шесть ко мне Мухля должен зайти, он вам и объяснит, куда её унесло. А я пока чаю поставлю, хорошо? – Тайгер начал просыпаться.
- Нас трое, - Арво, наконец, повернулся к нам, - ничего, если и его позовём?
При проявлении Старки хозяин флэта только ухнул, но уже скоро мы сидели за уютным круглым столиком и пили чай с принесёнными мною из ближайшей булочной пышками и добытым Тайгером из пустого холодильника сыром. Около шести в комнату без стука проник очень волосатый Мухля и молча, налив себе чаю, уселся уплетать сыр и пышки.
- А вот люди к тебе, - сказал хозяин, выждав момент, - им надо Чуду найти.
- А зачем? – Мухля пытался говорить с пышкой за щекой.
- Мы друзья, - опередил всех Арво, - дело к ней есть, для неё важное.
- Это долго объяснять, как найти её.
- Мы не торопимся. А она нам действительно нужна.
- А, ну тогда слушайте…
Продолжение следует… | Назад
