Глава Шестая.
Несколько капель упали мне на лицо, отчего я проснулся и сел. Уже смеркалось. А рядом стояла жена – она ещё раз тряхнула головой, с волос опять полетели на меня холодные брызги.
- Просыпайся, скоро начнут уже… И так полдня дрыхнешь, я успела даже окунуться, вода, оказывается, совсем не такая и холодная.
- Зато мокрая, - пробормотал я спросони, - действительно, пора просыпаться…
Мы вышли на площадь и я даже охнул: она вся была забита автомобилями. О кофе можно было даже не думать – из «таверны» раздавался ровный гул множества голосов, а за окнами её видны были лишь спины людей, плотно заполнивших всю её внутренность. Поэтому мы неторопливо побрели в ту сторону, откуда были слышны уже звуки, предшествующие любому концерту: кто-то на разные лады говорил что-то в микрофон и изредка бухал барабан. Буквально за первым же косогором нам открылась панорама готовящегося действа – в глубине естественного пологого амфитеатра красовалась почти целиком готовая сцена: кто-то ещё натягивал на её боковины, собранные из металлических трубок, цветастый пластик, а на помосте располагался вполне приличный аппарат, провода от которого тянулись к микроавтобусу, стоящему сбоку от сцены. Несколько человек заканчивали настройку, а на травянистых склонах уже сидели примерно с полдюжины достаточно многочисленных компашек совершенно хиппового вида. Мы решили пройти чуть выше, чтобы удобнее было наблюдать оттуда всё происходящее, но сразу за гребнем склона обнаружились несколько костров и ещё один микроавтобус – там тоже суетились люди, явно готовя какую-то еду. Видимо, действо, кроме концерта, подразумевало ещё и трапезу на лоне природы. Поэтому пришлось вернуться на другую сторону «зрительного зала» и расположиться там. Наших знакомых видно не было – наверное они, вместе с остальным «активом мероприятия» заседали в таверне, но когда мы шли мимо одной из разноцветных компаний на склоне, нам приветственно помахали руками. Вскоре оттуда к нам подошла худенькая девица в пончо и с косичками – вежливо улыбаясь она молча протянула ароматно дымящуюся трубку…
Время сразу куда-то исчезло, подсветка сцены стала выразительнее, всё происходящее вокруг - в каждом движении и каждом звуке - приобрело несомненную осмысленность и вызывало живой интерес…
Народу на поляне, тем временем, становилось всё больше, скоро прогалин между сидящими не стало видно совсем. Со стороны деревни, наконец, подошла небольшая толпа людей с инструментами – публика приветствовала их свистом и аплодисментами – стало ясно, что концерт вот-вот начнётся. Мимо нас, теперь из рук в руки, проплывала знакомая уже индейская трубка, мы с благодарностью приняли её и уже хотели передать дальше, как вдруг кто-то тихонько хлопнул меня по плечу и на чистом русском сказал: «А дай-ка и сюда, приятель…».
Я машинально протянул требуемое за спину и сразу обернулся. Позади нас сидел Лёлик и улыбался.
Мы немедленно пересели к нему ближе.
- Какими судьбами, - спросил я особо даже не удивившись, - как ты нас нашёл?
- Наталия, конечно.
- Да, конечно, - сообразил я, - а как та история, о чём она…
- Всё путём, - перебил меня Лёлик, - хотя, впрочем, я тут проездом.
Я хотел спросить его ещё что-то, но тут вышедшие на сцену люди без предисловий устроили такой лихой драйв, что все собравшиеся, и мы в том числе, восторженно заорали и захлопали в ладоши. Вещица была из разряда рыбацкого блатняка, с ведущей гармошкой и чем-то вроде мандолины, но полуэлектрическая аранжировка, сдобренная четырьмя барабанами, давала такой эффект, что усидеть казалось вовсе не возможно. Многие вскочили почти сразу, а минут через пять плясали и прыгали уже, наверное, все. В какой-то момент я решил, что пора бы и завершать, а тут пошёл знакомый, оказывается, всем присутствующим припев – гортанный и разухабистый, этот рефрен мог продолжаться, кажется, бесконечно. Поэтому, когда песня закончилась и все просто попадали на свои места, я был даже несколько разочарован. Следом пошла такая же диковатая, но очень печальная и тихая баллада под скрипку, и я решил, что можно пообщаться с Лёликом. Однако, он сидел с таким отрешённым видом, что мешать ему мне показалось полным кощунством. Я вновь целиком погрузился в череду совершенно волшебных композиций – то абсолютно печальных, то бесшабашно весёлых, и вернулся к реальности только тогда, когда объявили перерыв а народ кучками двинулся по направлению к кострам, откуда уже заманчиво пахло чем-то невероятно аппетитным.
Лёлик, жена и я встали тоже – подкрепиться сейчас было бы в самый раз. Марина пошла вперёд, а меня Лёлик чуть придержал, я понял, что он хочет что-то сказать. Лицо у него было такое задумчивое, что мне на секунду показалось - передо мной опять тот же юный Лёлик – полный мечтаний, вопросов и парадоксальных выводов…
Он и молчал, что-то обдумывая, точно так же как когда-то. Поэтому начал я:
- Понравилось?
Ответ, прозвучавший после некоторой паузы, меня обескуражил:
- А ты представляешь, как это всё могло быть тогда?
- Когда?
- На хуторе…
- К чему это ты?
- Да так, - мотнул головой он, - ты записку мою прочёл?
- Нет ещё. Но причём здесь хутор?
- Очень даже при том. Вот в этом, - он махнул рукой вокруг, - всё и дело, оказывается.
- В чём, в музыке?
- Не только. Вообще…
- Не понял.
- Конечно, - вдруг сменил тон Лёлик, - конечно, тебе этого не понять, наверное…
- Почему это, - насупился я, - что тут такого сложного?
- Жизнь, дружище, - Лёлик хлопнул меня по плечу, - просто жизнь.
- Опять не понял…
- Я и говорю… Ладно. Прочтёшь вот записку мою на досуге, может и поймёшь тогда.
- А так сказать нельзя?
- Трудно. Только вот сейчас я понял очень важную для себя вещь.
- Ну…
- Драйв. Выплеск энергии. Вот чего у нас не было тогда. А это – главное.
- Вот как! Интересно… Время-то было другое…
- Дело не в этом.
- Почему? Мы жили в другой реальности. И энергию свою, помнится, расходовали на всю катушку, как уж получалось. Сейшена, опять же, разные были. Забыл?
Тут к нам подошла Марина и вручила каждому по огромному куску жаренного «с дымком» мяса, зажатому между толстыми ломтями хлеба и листьями салата. Назвать сие сэндвичем или гамбургером язык не поворачивался. В разговоре наступила естественная пауза, но даже по активно жующему Лёлику было видно, что некая мысль не даёт ему покоя.
- Так вот это всё, - не выдержал он, продолжая жевать, - о чём ты говоришь, и было в корне неправильным.
- Как это?
- Точнее, не так: ущербным.
- Ну-ну… А я-то думал…
- Я тоже тогда думал… В этом и беда. Мы слишком много думали тогда.
- А это так плохо?
- Оказывается, да. Дисбаланс получался у нас между энергией внутренней воли и её реализацией.
- Сложно это как-то…
- Конечно. Но это так, - глаза его блеснули и от прежнего Лёлика не осталось и следа, - даже те сейшена, сам вспомни, были наполнены банальным рок-драйвом, да ещё с хорошей примесью стрёма, как и все прочие скромные наши развлекухи. Так?
- Согласен…
- Вот. А полностью здорового, природного, нашего собственного, ничем не сдерживаемого выплеска личностной энергии, которая тогда била из нас через край – не было.
- Наверное так.
- Так в этом-то всё и дело.
- Какое дело-то, - лениво напрягся я, - не томи…
- Самое главное. Наша жизнь.
- Ты так думаешь?
- Да, теперь я так думаю. Поэтому мы и бултыхались как нечто в проруби, бились обо все стенки подряд, да раздирало нас мчаться неведомо куда и зачем. А что хуже всего – за кем. Вот и результаты соответствующие…
- Ну, это ты не обобщай. Даже если пошёл каждый своей дорогой, так это вовсе не означает, что все остальные дороги…
- Означает, - перебил меня Лёлик, - у нас тогда просто обязана была быть одна дорога. И мы стояли именно на ней. А разошлись – кто куда. Скажешь, обстоятельства? Мы были сильнее и выше их – это точно. Просто почти никто из нас не нашёл единственно правильный выход той энергии свободы, генерируемой нами, причём точно соответствующий уровню и природе её.
- Почти? Значит, всё не так плохо? А интересно спросить, - мне хотелось поскорее завершить этот бессмысленный, как мне казалось, философский диспут, - кто же оказался из нас самым мудрым? Ты его видел?
- Видел. Правда, он всегда был скорее «исключением из правил» среди нас, так и результат особый. А нам, повторяю, нужно было всего лишь что-то такое, - Лёлик опять обвёл рукой происходящее, - вольный оттяг соизмеримый с самой природой бытия…
- Погоди-погоди, это что за «исключение» такое, о ком это ты?
- О Старки конечно.