Глава Шестнадцатая
.Я тогда, не веря своим ушам, сел поудобнее и долго стряхивал, глядя внимательно по сторонам, мелкий песок, налипший на одежду и руки. Я изо всех сил пытался установить для себя окончательно - является ли всё вокруг меня очередным видением, и я сейчас вернусь в покой вечного движения неизменного сумрака,
или же реальность окончательно приняла меня в свои объятия, причём опять самым неожиданным и нелепым образом. Хотя, если задуматься, логика именно в таком "возвращении" была достаточно очевидная: конопляный дым в уединённом месте среди явно своих в доску людей - всё это было, как бы прямым продолжением обстоятельств, при которых реальность покинула меня. В этом плане, можно было рассуждать только о неком её видоизменении, сохраняющем тот же процесс видимых действий, при полной смене сути происходящих событий. Наверное, так. Теперь надо было разобраться в деталях происшедших перемен. Я нахожусь, согласно полученной только что информации, на Кавказе, а не в Крыму. Что ж, это тоже вполне логично, хотя бы море одно и то же, только берег другой. Тогда нужно восполнить и некоторые другие недостающие компоненты перемен - время, в первую очередь. С некоторой опаской я спросил тогда об этом у ребят, которые всё так же по доброму молча меня разглядывали. И постарался, когда получил ответ, не очень выдать своё смятение - я "отсутствовал" почти месяц. Ну ладно, и с этим тоже можно, при подобной необходимости не перенапрягать сверх меры мозги, смириться. Остальное, по моим рассуждениям, у них узнавать было бесполезно: как я понял, они нашли меня тут совершенно случайно, и поэтому пролить какой-либо свет на мою предыдущую историю вряд ли могли. Значит, пока всё. Надо принимать все остальные обстоятельства такими, какие они есть на данный момент, и постараться вписываться в них, по мере возможности. А возможности, судя по месту и компании, были вполне сносные, при любом другом раскладе я бы даже сказал: заманчивые. Придётся, значит, жить дальше.Для начала надо было влиться в окружавший меня коллектив, с чего я и начал. Оба парня и две девицы были, оказывается, из Волгограда - они пропахали всё лето в анапской археологической экспедиции, и, бродя на досуге по окрестностям, обнаружили это чудесное, потаённое от посторонних глаз местечко, а когда полевой сезон закончился, они, получив честно заработанные бабки, сняли в Джемете, неподалёку отсюда, сарайчик и продолжали обитать в этих краях на положении курортников, ни в чём себе стараясь не отказывать, по мере своих потребностей. Остальная герла была из Москвы, гостила в Джемете у тёти и, естественным образом, скучковалась с остальной тусовкой для совместного, так сказать, времяпрепровождения. Мои пожелания примкнуть к их коллективу никаких возражений не встретили - сарайчик у них оказался достаточно просторным для всех, а такая мелочь, как отсутствие у меня с собой каких-либо пожиток, вообще оказалась незамеченной, так как мужики ехали сюда трудиться на полгода, барахлом поэтому запаслись, и могли делиться им с ближними совершенно для себя безболезненно.
Анкелонами им пришла мысль назваться в один из многозвёздных вечеров, незадолго до моего появления, после просмотра в местном открытом кинотеатре фильма "Земля Санникова", и третьего круга красивой индейской трубки, когда кто-то начал, а остальные с восторгом продолжили у костра подражать туземным пляскам, исполняемыми Исамбаевым в этом прикольном кино. Так вот и я, волею всякого рока, оказался членом племени Анкелонов, уравновесив, к тому же, собственной персоной, половое соотношение в этой замечательной компании. Достаточно скоро, отношения мои с одинокой до сего момента московской Анкелонкой стали гораздо более, чем дружеские, а потом, к восторгу остального племени, и вовсе поглотили нас обоих, сделав всё остальное лишь благодатным фоном для нас двоих. Тогда я окончательно уверился, что моё появление тут было предопределено именно для этой встречи и того счастья, в котором мы оказались, что называется, по самые уши. Вся предыдущая история просто провалилась куда-то в далекое прошлое и ненужное.
И мы действительно были счастливы в уютном и гостеприимном Джемете, по утрам валяясь в живописнейших тамошних дюнах, слушая музыку из старенького магнитофончика, и макаясь изредка в тёплое ещё море; днём, зачастую, выбираясь в Анапу и встречая там, порой, совершенно неожиданных, но ни к чему не обязывающих нас, хороших людей; пользуясь на всю катушку убогими, и тем ещё более смешными, услугами советской индустрии курортных развлечений; и заныкиваясь, ближе к вечеру в наше, теперь общее, ничем не отличимое от какой-нибудь Ямайки, заветное местечко, откровенно балдели там, с трубкой мира и раздолбанной гитарой, до поздней ночи; пока свежий, осенний уже, бриз не загонял всех нас, умиротворённых, в переполненный таким вольным счастьем сарайчик.
Казалось, а ещё больше хотелось, чтобы так было всегда. Но не бывает так, хоть ты тресни, наверное, никогда. День отъезда моей, ставшей уже совершенно со мной неразлучной, и, казалось, неразделимой навеки, Анкелонки приближался неминуемо, привнося особую горчинку в обострившуюся и без того бурную гамму наших с ней чувств и эмоций. Когда он настал, точнее, настал последний вечер перед её отбытием, среди особенно пышного праздника расставания, устроенного нам тащившимися всё это время от нашего безумного романа остальными анкелонами, казалось наступил пик вселенского трепета перед ужасом неминуемого разделения великого блаженного единства, трагически неделимого по самой природе своей. Всё казалось обострённо-возвышенным и полным грандиозных предопределений. Огромный, особо рьяно рвущий собой ночь, костёр, жутковато-торжественным аккомпанементом которому служил сухой предсмертный шелест уходящих в осень зарослей поникшей марихуаны, и, словно в назидание ей, грозно утверждающий незыблемую вечность грохот прибоя за теряющими летний жар дюнами, отблески огня на ставших такими близкими и дорогими лицах, прячущих от самих
себя смущение момента, словно от попавшего в глаза дыма, и щемящее чувство разделённой близости находящегося рядом неимоверно родного, но замыкающегося уже в своём извечном одиночестве существа…После её отъезда всё у нас пошло по-другому. Хотя и расставание нами планировалось совсем недолгое, что-то будто лопнуло с треском опять в целостности этого предосеннего бархатного мирка. Задули холодные ветры, окончательно погубив укрывавшие нас от невзгод бытия растения, море непреступно рокотало штормами, лишь неприятно шелуша задубелую кожу въедающейся солью. Хотя и грело ещё днями мягкое солнышко, и уезжать из оставшихся никто ещё не планировал, заполнить образовавшуюся среди нас брешь достойно мы уже не смогли. Пришлось заливать её, хотя бы, огромным количеством самого разнообразного местного бухла, которое, вроде бы, и давало некие импульсы к жизни, наполненной сплошным приключением, но и требовало потом долгой душевной компенсации за предоставленную, такой ценой, иллюзию безмятежной свободы. В конце концов, вольное и гордое племя Анкелонов стало банальным придатком разгульной шайки окрестных юных греков, понимающих страсть к приключениям сугубо на свой, греческий, манер, что неминуемо привело к некоторым досадным трениям с весьма долготерпеливыми местными ментами. Ими и была поставлена точка на нашем там пребывании в форме ненавязчивого ультиматума с предложением сворачивать пожитки, либо началом всяческих с нами неприятностей.
Призыв был услышан. Устроив на прощание, в компании наших греческих кунаков, уже совершенно жуткую гульбу, о которой тихий посёлок Джемете наверняка долго будет ещё помнить, мы впятером вышли на трассу, и, практически без приключений, прибыли в столицу Кубани - город Краснодар. Здесь ребята сдали меня на хранение в музей, где у нас, ко всему прочему, оказались общие знакомые, которые были рады принять меня в свой научный коллектив, а потом, ещё раз шумно попрощавшись в небезызвестной мастерской, мы окончательно расстались.
Я, честно говоря, не хотел надолго зависать в музее. Были планы отдохнуть как следует, заработать чуток денег, и мчаться в Москву, на встречу с любезной сердцу Анкелонкой, но, некоторое время спустя, я получил от неё совершенно банальное письмо с рассуждениями о превратностях курортных романов и несерьёзности сделанных в процессе их выводов, потом ещё был занудливый телефонный разговор, окончательно расставивший все точки над "ё", и тогда я решил, смирившись, не покидать насиженного уже места. Пока, во всяком случае, не случится что-либо особенное. Вот оно, как видишь, и случилось.
Такие вот дела, брат, так вот оно всё и было. Ну что, скрасил я тебе нашу дорогу хоть немного?