Господь приходит в тишине.
Известно, что скит – сердце Оптиной, её пульс. И он хранит своё сердечное безмолвие, пока не окунешься в него полюбив, пока не начнешь искать с ним беседы. Как ведь он много знает…
Днём входящего оглушает его тишина, его оторванность и презрение к бурлящему миру. Все приезжающие в монастырь, обязательно хотят посетить скит, келию преподобного Амвросия, пройти по неостывающим следам святых людей живших здесь, вдохнуть благодать разлитую в самом воздухе скита. В сердце каждого человека есть потаенная дорога к Богу, и себе. Но как порой трудно её отыскать. И вот, при входе в скит, что-то начинает просыпаться, раздвигаются колючки скрывавшие дорогу и она начинает просматриваться, на ней начинают распускаться до того неизвестные даже самому себе цветы. Начинаешь видеть путь к Богу, путь к себе. Проходя далее понимаешь, что не миновать посещение собственного ада страстей и пороков, увидеть весь ужас положения тлеющей в нем души. На помощь приходит Святой Иоанн Предтеча, подсказывая как уже запаздываешь с покаянием, что уже гораздо позже, чем думал, и как оно нужно – осознанное покаяние. Не перечисление грехов всухомятку, а болезнь, слёзы и переживание о каждом грехе. Важно понять, что из одного ада можно перейти неожиданно в другой, но уже вечный. Видно, как пришедшие люди потихоньку, несмело касаются вечного, забытого, но родного. Начинают понимать, что в суете дней пропускают главное – заботу о спасении души. Обнажается собственный ад…
Наверное мало кто достигает его. Как сказала одна профессор: «Мы православные только в храмах. Вера и соответствующая жизнь отодвинуты на самое последнее место». Но я верю – посещение скита не пройдёт бесследно и наши Святые Старцы уже положили доброе зерно в сердце приходящих, и каждый уже не таков, какой заходил.
Многие мне говорят о других скитах, и в некоторых я даже был. Но скит Святого Иоанна Предтечи – особенный. Какое-то необъяснимое отсутствие пространства и времени, во мгновение можно прийти его по диагонали, и долго идти от угла до угла. Не умоляя других скитов, говорю что этот иной. Да и сам монастырь нельзя ни с какими другими спутать. Так крепко и глубоко хранится в нем истина оптинского Старчества. Да и название: Опт-ина, иная земля…
Ночной скит ещё более удивителен, наполненный особой глубокой тишиной. Он молчалив и серьёзен, о чём же он думает? Наверное, переживает о нас - и живущих, и приходящих. Как много может сказать тишина, теперь я знаю – Господь приходит в тишине. Идёт ночная служба, и фимиам молитв распространяется по скиту. Как позвякивает маленький колокольчик где-то вдали, так и скит начинает со мной немую беседу, говоря не только в мысли, но и в сердце. И я его слышу, хотя очень многое не могу сказать словами, таких глаголов нет в моей голове. Это что-то лёгкое и тонкое, но вместе с тем прочное и вечное, настоящее.
Мне радостно (и страшно!), что сейчас я на службе у Великого Бога. Прах земной, хожу по скиту «большего из рожденных женами». Внутри твёрдая уверенность, что Святой Иоанн Предтеча сейчас здесь, даже как-то ощущаю его взгляд и слышу, как он бессловесно говорит. Как тут не заплакать от такой милости Божией к такому брюзге. Господи, как опасно я хожу, где такой хозяин! Но очень хочется удержаться за его святые «вельблужии» одежды… Если великий оптинский Старец говорил, что он здесь только служка, тогда кто я? Меня здесь просто нет!
Поднимается ветер и начинает гулять по верхушкам деревьев, сильно качая их из стороны в сторону. Но внутри спокойно, знаешь где ты и кто рядом.
В городе, особенно в новостройках, тоже гуляет ветер, но он какой-то другой, с чувством озноба и тревоги, с ароматами временных забав гибнущего мира. Наверное, я не люблю новостройки, планировкой напоминающие муравейники, но не таковые по отношению к рядом живущим. Муравьи, в отличии от нас, живут дружно. Старая Москва милее сердцу моему, и вот Всеблагий Господь, зная это, милостиво даровал мне проживать в старом (до 17-го года) трёхэтажном доме. Само слово «новое» как-то не ложится ровно. Новые дома, машины, и уже стали новые люди с новой задачей жизни. Новое мышление не ищет вечного и главного, впрыскивая в кровь адреналин новых современных удовольствий. Из года в год мы живём сложнее, и уже с ностальгией смотрим старые черно-белые фото. А «технический прогресс» всё сильнее и грубее пропитывает нас, разъедая все наши духовные ценности и традиции. Мы все промокли, но всё ещё жаждем и вряд ли утолим её.
Вот и далеки между собой два эти ветра – скита и города, два разных ощущения мира и тревоги, а ведь всё – в одно время и в одной России… Только один Господь неизменен и вечен, только Он постоянен и наполнен бескрайней любовию, которая не отступит, не бросит.
Продолжаю идти по ночному скиту. Вспоминаю своё детство и понимаю, что оно безвкусное и человеческое. Ближе и роднее – детство духовное, Оптинское, первые дни и ночи в Иоанно-Предтеченском скиту. И то, первое детство, растворилось во втором, как временное в вечном. Аккуратные домики, фонарики, газон. Отсутствие «современного» дизайна и форм лишь раскрывает глубину содержания, где одно дополняет и «срастается» с другим. Можно смотреть умиляясь и не греша глазами. Приглушенный мягкий свет скитской ночи напоминает о тайне, тайне Воплощения Сына Божия, Царствии Небесном и вечной жизни. О, Благословенная Оптина!
Несколько лет приезжаю сюда, хотя по сути это не так, потому что верю – Оптина Пустынь всегда была в моём сердце, только завалена была всяким хламом страстей и терпеливо ждала, как часто бывает, например, с чудотворными иконами. Как говорил Спаситель: «Не вы меня выбрали, ноя вас». Так и меня, недостойного, позвала к себе Оптина. Не за что-то моё, так как нищ, а по любви преподобных Старцев. Они, наверное, уже тогда молились о нас, пока ещё не приехавших в монастырь. Может сотни раз напасти разбивались об их Святые молитвы, а я этого не понимал тогда, в прошлом. Сколько Святых пребывало в скиту, верно и их молитва не раз покрывала мою духовную наготу. Какая же любовь у Бога к нам, если даже Его камушки так нам помогают и любят. Это невместимо! Ранее как-то неловко было назвать себя «оптинским», но со временем понял обратное, по совести. Если я люблю Оптину, её Скит, который всегда в сердце моём, то я – оптинский. Ведь всё, по Слову Господа, всё исходит из сердца.
Как-то раз, на мои слова об опеке и помощи Старцев даже в малом, один серьёзный батюшка улыбнулся и так радостно, по детски сказал: «Да. Балуют нас наши Старцы, как детей». И тут я увидел уже не батюшку, а настоящее чадо Оптинских Старцев – столько в нём родного было с ними, близкого. Такая сильная связь по духу не имеющая временных рамок.
Некоторые моменты не имеют земного объяснения, их слышит душа, которая знает это, но скрывает в себе до времени. И сердце подсказывает не от умности, а по милости Божией и за молитвы наших Старцев…
Время к утру. Как таинственно открылись какие-то внутренние живые створки, так незаметно и закрываются. Сердце возвращается на рабочий пульс, его уже почти не слышно. Сполохи последних зарниц мысли, деревянность охватывает голову, плоть начинает карабкаться на свой главный помост, чтобы с него снова выступить на бой с душой. Вереницей побежали разные ненужные и пустые помыслы.
Звучат последние молитвы в храме. На смену духовному труду приходит физический, и мало кто в городах знает, что первый куда тяжелее второго. Мнение, что монахи ничего не делают, наверное исчезнет вместе с последним днём этого мира.
Почему-то всегда легко там, где нас нет……
р.Б. Дмитрий.