Китайско-Афгано-Индейская Сказочка

Дух храма “Полной Луны” едва успел скрыться в кроне ближайшего дерева, когда артиллерийский залп батареи революционного командира Чжана вдребезги разнёс украшенную драконами резную надстройку, а когда из-за дыма и пыли показалось заваленное обломками дерева и черепицы каменное основание храма, революционная батарея командира Чжана уже спешила вслед победоносно наступающей 4-ой армии Мао Цзе Дуна.

Жила-была обычная московская семья: папа, мама, сын их Андрюша, бабушка и дедушка. Семья как семья, да только дедушка в той советской семье был китаец. Давно покинул он свою родину, и дети, и внуки его родились и жили в Москве, но с родимой стороной связи не порвал совсем – регулярно навещал в Китае многочисленную родню, посещал аккуратно все партийные и народные торжества в посольстве, и, конечно же, свято хранил в душе пламенную любовь к Вождю и Учителю своего народа, Великому Кормчему – Мао Дзе Дуну, с которым он имел великую честь сражаться плечом к плечу на фронтах революционно-освободительной войны, в те далёкие сороковые. В почётном углу московской квартиры стояла бамбуковая этажерка с гипсовым бюстом Вождя и полным собранием его мудрых сочинений. Андрюша был его любимым внуком, и, сколько помнил себя, столько вся жизнь его была связана с дедовской опёкой. Волшебные китайские сказки, рассказы о революционных подвигах, праздники весны и международной солидарности, сплелись в сознании маленького Андрюши в один загадочный и яркий, на фоне серой московской действительности, мир, олицетворением которого был любимый его дед. Из Китая дед всегда привозил диковинные подарки, которых не было ни у кого из сверстников: то соломенную панаму, то красивую открытку с видом народной стройки, то затейливую трещотку, расписанную яркими узорами. Поэтому, когда в середине шестидесятых, дед в очередной раз отправился на родину, дошкольник Андрюша ночи напролёт мечтал, уткнувшись в подушку, что же на сей раз привезёт дед, чем поразит он в детском саду друзей – он ведь уже наобещал, что скоро увидят они такое…

Дух храма “Полной Луны” совсем было приуныл, коротая год за годом в опостылевшем дереве. Он подумывал уже воплотиться навеки в укоризненно стоящий над долиной одинокий утёс, когда молодой хунвейбин неожиданно порадовал его, украсив, с помощью своей подруги, пыльное основание родного храма красивой пятиконечной звездой. “Ты слышала, что говорили на собрании ячейки, - спросил он, выводя острый луч звезды, у своей верной спутницы, - этот проклятый ревизионист Чжан опять набрался наглости появиться у нас! Председатель прав – всех выродков, породнившихся с врагом №1 – СССР, необходимо немедленно казнить революционной казнью”. “Такие как Чжан, - гордо ответила подруга хунвейбина, - позорное пятно на революционном стяге нашей великой родины. С предателями и ревизионистами, как учит нас Великий Мао, разговор должен быть не дольше звука выстрела. К врагам Коммунистического Китая преступник Чжан уже не вернётся!” “Вернётся, ещё как вернётся”, - коварно прошелестел листвой старого дерева дух храма “Полной Луны”.

Избитого до полусмерти деда совершенно случайно спасло от верной гибели посольство СССР в Пекине, и, идя на ещё большее обострение советско-китайских отношений, сумело доставить в Москву. Оказавшись дома, дед, к ужасу всех, без посторонней помощи подошёл к заветной этажерке и, широко размахнувшись, расколотил об пол бюст Великого Кормчего, а затем опрокинул на пол и растоптал всё Собрание его Великих Сочинений. После этого дед сам дошёл до своей кушетки, лёг, отвернулся лицом к стене и умер. Андрюша, видевший всё это, ни на похоронах, ни на поминках, ни позже, вспоминая смерть деда, не плакал, но решил для себя навеки: когда он вырастит большим, обязательно отомстит за деда всем китайцам сразу. Обязательно отомстит!

Дух храма “Полной Луны” терпеливо ждал, пропитываясь застойной затхлостью московского чердака, только иногда с надеждой поглядывая в сторону краснозвёздных башен Кремля.

Андрей подрастал, опасаясь только одного: как бы война с Китаем, о которой только и говорили из года в год, не началась, пока он не дорос до армии – ведь ему просто необходимо попасть на неё! Но война не начиналась, и у Андрея оказалось достаточно времени, чтобы, готовя себя к битвам, усиленно заниматься спортом, а затем и прыжками с парашютом. В военкомате нарадоваться не могли на такого допризывника, а когда наконец настало время, с радостью отправили накачанного и тренированного Андрея служить в десант. К тому времени Андрей, конечно, уже не так рвался громить предков-китайцев, да и международная обстановка к концу семидесятых изменилась, с Китаем худо-бедно помирились, и с прочими странами, даже с Америкой, особых напрягов не было, поэтому служил Андрей с лёгким сердцем. Оно у него даже не ёкнуло, когда однажды вечером его, и ещё других, таких же как он черноволосых и смуглых от природы, внезапно погрузили после построения в грузовики и спешно повезли из расположения части в неизвестном направлении.

Дух храма “Полной Луны” встрепенулся, внимательно посмотрел в сторону Кремля, и со вздохом: “Пора!” взметнулся под небеса, а затем стремительно исчез в юго-восточных облаках.

Даже при посадке в транспортные самолёты, полностью экипированные и вооружённые до зубов, Андрей со товарищи были уверены, что это очередные учебные проделки Генштаба. Во время ночного полёта привычно кимарили, готовясь к физическим нагрузкам и всяким заморочкам на выносливость. Только перед самой посадкой объявили, что предстоит самая что ни на есть боевая операция, хотя и теперь умолчали, где и почему. В ночной аэродромной суете тоже не сразу можно было разобраться, что происходит, однако ясно было, что вокруг стреляют, небо озарялось сполохами зарев, вдали слышалась нешуточная канонада. Под утро только, по оцеплению аэродрома, в котором оказался Андрей, пронеслась весть: это Кабул, столица Афганистана. Так началась война. На протяжении года Андрею пришлось принимать участие в разных переделках, повидать достаточно крови, смертей, несправедливости. Многое, дотоле немыслимое, стало обыденным, порой даже раздражающе скучным. Тем более, активные действия быстро закончились, и жизнь вошла в обычные, так сказать, оккупационные рамки – патрулирование, редкие диверсии душманов, карательные акции в кишлаках. На второй год часть, где служил Андрей, перевели в маленький городок, где было совсем спокойно, наступила некая даже расслабуха, солдатушки стали подумывать, как бы прибарахлиться к дембелю кой-каким капиталистическим товаром, баловались хашем, наметились флирты с местными активистками. Всё, конечно, в пределах допустимого – война, как-никак.

Как-то утром, открытый патрульный “козёл” выехал в город на обычную “прогулку”. Андрей, и ещё трое солдат сидели попарно, лицами друг к другу в кузове джипа, зажав АКМы между колен. Офицер сидел впереди, рядом с водителем. Начиналась жара, армейские панамы, просолившись, сжимали виски, подмышками потекли ручейки пота. “Козлик” привычно трясся по каменистым безлюдным улочкам городка, обрамлённым белесыми стенами дувалов без окон и дверей, лишь с редкими низенькими всегда закрытыми калиточками. Проехали рынок, безлюдный в это время, развернулись у комендатуры афганской армии – потные усачи в хаки приветливо помахали из распахнутых окон, и вновь углубились в пустынный лабиринт слепых и глухих переулков. Андрей хотел посмотреть на часы: как там насчёт возвращения в часть, как что-то небольшое, вроде птицы, вылетело из-за ближайшего дувала и с лязгом брякнулось в кузов, прямо между кирзачами Андрея и сидящего напротив солдата. Оба одновременно посмотрели под ноги. “Граната, блин”…- успел подумать Андрей.

Дух храма “Полной Луны”, с комфортом расположившийся в маковке минарета, блаженно улыбнулся на эхо взрыва, потянулся, и с первым ветерком заструился обратно на север.

Очнулся Андрей спустя много времени в кабульском госпитале. Там ему сообщили, что остальных из той машины уложило наповал, а он отделался просто чудом. Взрывной волной его выбросило далеко в сторону и шмякнуло башкой об угол стены. Единственный осколок достался ему – застрял в вене левой руки, и, пока подоспели наши, пока разобрались, что к чему, Андрей едва не переставился от потери крови; в госпитале же, после того как заштопали руку, долго боролись с последствиями тяжёлой контузии. В Кабуле, а затем в Москве пришлось полгода заново учиться ходить и говорить. В конце концов, движения восстановились полностью, а с лёгким заиканием и геройской медалью Андрей был комиссован. Война закончилась. Незадолго до этого Андрей выяснил случайно, что граната, которая разнесла в клочья автомобиль и ребят, была именно китайского производства.

Дух храма “Полной Луны”, изучив обстановку, вселился в украшенный звездой шпиль одного из высотных зданий в центре Москвы – отсюда всё хорошо было видно, и дули многие ветры сразу.

Отдышавшись и оглядевшись, Андрей решил не устраиваться на хорошую работу и не пошёл учиться в хороший ВУЗ, как советовали родители, а быстро отрастив хайр, ушёл в неспешные странствования по дорогам и тропкам, проложенным к тому времени хипповой Системой. Чёрные как смоль длинные волосы, лёгкая раскосость худощавого лица и природная поджарость, делали похожим его скорее не на потомка жителей Поднебесной, а на натурального североамериканского индейца племени Сиу. Его так и прозвали в Системе – Дакота, к тому же о всём, связанном с Китаем он предпочёл просто забыть, и, если и рассказывал что, то только близким друзьям и по великой пьяни. При этом начинал ещё и жутко заикаться. Сначала он давал выход не до конца растраченной десантной энергии в археологических экспедициях, его хорошо знали в хипповых отрядах Краснодарского, Таманского, Керченского, Ростовского и Азовского музеев. Дакота считался ценным работником и отличным экспедиционным товарищем. Его дружбой дорожили мужики, и многие тётки кидались ему на шею, но Дакоте, как истинному индейцу, всё это было, в конечном счёте, побарабану; и поэтому, порой совершенно необъяснимо, он вдруг подхватывался, швырял в котомку нехитрый свой скарб, и покидал насиженные, казалось бы, места, зачастую с совершенно случайными попутчиками. В процессе подобных странствий, он успел даже жениться ненадолго в Ростове-на-Дону, но и оттуда убрёл куда-то, кажется, так и не увидев собственного сына. Это продолжалось лет несколько, и тут началась перестройка, возникли официальные хипповые хороводы во многих долах и весях, валом повалила наркота. Дакота закружился в ритуальных плясках, зашаманил в одному ему известных вигвамах, стал почти неуловим и неузнаваем. То маковый дурман уносил его в южные степи, то бледные призраки ЛСД завораживали его в питерских комуналках. Пыль многих дорог пропитала его котомку, и неизвестно, какая из них привела Дакоту летом 88-го к той скале в окрестностях Феодосии. Пёстрая, достаточно стрёмная компашка сопровождала его на сей раз. Шли, кажется, за бухлом в какое-то село за горой, и не нашлось никого, достаточно настойчивого в той компашке, чтобы уговорить Дакоту не срезать угол прямо по скале над морем. Посмотрев ему вслед, удолбанная компашка спокойно побрела кружным путём, напевая что-то про “город золотой”…

Дух храма “Полной Луны”, восхищённо шумя в такт прибою, покружился над качающимся среди прибрежных скал телом, захлопал в ладоши крыльями чаек, и унёсся далеко на восток, где под мудрым руководством нового Вождя и Учителя Дэн Сяо Пина местные комсомольцы как раз заканчивали восстанавливать гнутую черепичную кровлю и украшенную драконами резную надстройку древнего храма “Полной Луны”.