Глава Десятая
.Мы шли с Магдалиной по мосту через Москву-реку и никак не могли успокоиться, вспоминая все перипетии минувшего вечера. Мы смеялись от души, и редкие ночные прохожие, либо туристы, любующиеся открывающейся с моста панорамой Кремля, оборачиваясь, не могли сдержать улыбки при виде нашего веселья. Действительно, нам было оглушительно весело оттого, что мы уже не среди гостей Богдана Шелепы, а идём по ночной Москве куда глаза глядят и можем только вспоминать весь тот бред, свидетелями которого мы были совсем ещё недавно.
Впрочем, тогда, когда пришлось открыть дверь и в комнату мрачно и не торопясь вошли три милиционера, всем было не до смеха. Хотя я и еле сдерживал его, заметив, что морда главного мента оказалась в жизни точно такой же, какой мы её увидели через линзу. Видимо, что-то исказить в ней было просто невозможно. Да и остальные были ему под стать - угрюмо и насторожено встали они в проёме двери, разглядывая сидящих за столом. Потом, потребовав предъявить документы, они двинулись вдоль стола, внимательно сличая фото на паспортах с оригиналами. Все молча сносили эту процедуру, только некоторые из барышень, копаясь в ридикюлях, напустили на себя вид мучениц за веру. Один только Шелепа попытался что-то крякнуть, но главный, видимо участковый, просто показал ему здоровенный кулак и тот немедленно умолк. Я понял, что они давно и неплохо друг друга знают, и взаимопонимание у них полное. Когда проверяющие были уже в самой середине проверяемых, и очередь дошла до одного из хорошо прикинутых хлыщей, ситуация вдруг резко изменилась - только увидев его документы и переглянувшись между собой, менты неожиданно взяли под козырёк, мерзко разулыбились, и, выразив пожелание проводить досуг потише, двинулись к выходу. Но тут произошло нечто ещё более непредвиденное - на "экране", в этот самый момент, возник очередной, ещё чуднее всех предыдущих, лик, так как он ещё и орал из-за двери что-то, вращая огромными глазищами и разевая пасть, полную кривых зубов. Увидев это, менты просто рухнули на свободные стулья, секунду-другую обдумывали увиденное, а потом дружно заржали, гулко хлопая друг друга по погонам, коленям и спинам. Вслед за ними хохот охватил и всех остальных. Даже когда дверь распахнулась и внутрь вбежал плюгавый мужичок, продолжая что-то кричать и размахивать руками, смех не только не стих, а перерос уже в массовую истерику со слезами, падениями, красными рожами и икотой…
Только потом, когда все, включая ментов, в изнеможении похрюкивая, начали медленно приходить в себя, только тогда выяснилось, что мужичонка этот - сам начальник ДЭЗа, который и вызвал сюда наряд милиции по жалобе одного из жильцов этого дома, как на грех, первым попавшимся в наш "телевизор". Начальник на протяжении всей истерики продолжал кричать, стучать кулаком по столу, потом прибежал ещё и тот обиженный жилец, да не один, а с соседями, привлечёнными шумом в подъезде. Наконец, и ментам, и нам всем удалось выслушать все их претензии, после чего стражи порядка опять сделали суровые лица и предложили всем, кроме хозяина, разойтись. На требования начальника и жильцов немедленно отправить всех нас в кутузку, участковый только шепнул что-то начальнику на ухо и вопрос этот оказался исчерпан. Все засуетились, собираясь на выход. Мы с Магдой вышли одними из первых, умудрившись в общей суматохе притырить в обширную Магдалинину сумку целых три батла, и, несмотря на призывы Шурика отправиться куда-то вместе со всеми, быстро оторвались от коллектива, и удалились проходными дворами Замоскворечья восвояси.
Я вдруг почувствовал, как нестерпимо я соскучился по всей той чухонской компашке - Старки, Арво, Чуде… Резко захотелось в Таллин. Я даже чуть было не предложил Магде сорваться туда прямо сейчас. Но вспомнил о работе, о всяких других своих заморочках, и порыв утих. Тогда, естественно, захотелось выпить. Прямо сейчас.
Мы облокотились на гранит моста, откупорили батёл и отхлебнули, глядя на воду под нами, в которой бултыхались отражения звёзд Кремля. Водка приятно согрела нутро, настроение поднялось, но оставалось ощущение чего-то невыполненного. Тяжесть в сумке только стимулировала это ощущение. Я решил, что Магда скорее решит эту проблему:
Пройдя ночными улицами через Кропоткинскую, мы продолжили путь совершенно пустыми арбатскими переулками, и очень, как мне показалось, скоро, вошли в подъезд большого старого дома. Поднялись в лифте на седьмой этаж, где Магда, открыв окно, выходящее во двор, показала мне в какую сторону
мне предстоит идти по карнизу. Стараясь не смотреть вниз я прикинул, что надо сделать всего-то пару шагов, и что форточка нужного окна гостеприимно открыта…Вскоре мы уже по-хозяйски расположились в Яшкиных апартаментах, достав из холодильника необходимый закусь, а из серванта - почти хрустальные фужеры. Магда включила негромкую музыку и стало совсем хорошо.
Мы уже давно спали, когда до меня дошло, что я слышу голос, вопрошающий во тьме:
Я мигом проснулся, но ещё не совсем соображая, что делаю, вышел в коридор и зажёг свет. В приоткрытую, с наброшенной цепочкой, дверь был виден Яшкин нос.
На кухне Яшка достал опять что-то из холодильника, я добыл из-под стола недопитую водку, а он, усмехнувшись, вытащил из-за плиты батёл портвейна. Налили.
За окном медленно светало. Выпив и закусив, мы закурили и долго сидели молча, разглядывая постепенно появляющиеся из серой мглы силуэты крыш арбатских особняков, домиков, потом домов побольше, и, наконец, величественные контуры высотки, замкнувшей собой ломаный горизонт предрассветного московского неба.