Я тоскливо оглянулся вокруг: надоевшие ковыли монотонно качались, закрывая плотной блёкло-зелёной стеной горизонт сразу за линялыми палатками, где-то далеко за ними в безоблачном небе кружила едва заметная пичуга, перед самыми палатками, на вытоптанном пятачке валялся в пыли приблудный пёс Нивелир, а у самого носа, прямо через стол, подперев лицо руками сидела Алёна и выжидательно молчала. Настроение моё подозрительно быстро стало ещё гаже, вновь переполнившись самыми неимоверными, а главное, неизбежными предчувствиями. Очень скоро, пока я раздумывал над ответом, оно сформировалось окончательно в весьма устойчивую досаду на всё происходящее и грозило перейти, под пристальным Алёниным взором, в совершенно конкретную злобу от ощущения полнейшей беспомощности перед обстоятельствами, возникшими будто бы ниоткуда и окружившими всё вокруг вроде тех опротивевших ковылей, на которые ещё вчера я пялился в сопливом умилении, видя в них тогда всё что угодно хорошее, доброе, размеренное и убаюкивающее, вплоть до мерной поступи самого времени.
- Послушай дорогой, - решился я, наконец, попытаться расставить все точки над “ё”, - за самогонкой сию секунду уже вряд ли кто-нибудь помчится. А будет желание, так вечером я её тебе сам в клювике принесу с хутора. Ты только скажи, будь добр, что вчера вся эта телега не ради питейного веселья тобой была так раздута. Что всё до мелочей ты можешь не просто подтвердить сейчас, на сухую голову, но и гарантировать? Я знаю – ты большой любитель заваривания всевозможных каш ради общего веселья, но тут, согласись, случай несколько особый. Для моей персоны, хотя бы.
- Эх, Вася, - Шельман повернулся ко мне всем своим туловищем, водрузил мне на плечо лапищу и с приторным сокрушением стал качать всклокоченной шевелюрой, - ты, по натуре своей, я убеждён, форменный антисемит. Не упустишь-таки случая, чтобы не ранить бедного жида в самое его израненное сердце. Но я, дорогой, так прекрасно тебя понимаю. Если бы меня кто-нибудь так озадачил – я бы тоже, перед тем как убедиться, что всё это истинная правда, возненавидел бы любого, смутившего мой покой, до самой глубины моей необъятной души и до седьмого его колена, включая и не прямых его
был, такое известие, то поверь уж, что сделал это я не раз и не два прикинув, кем я буду выглядеть в твоих затуманенных предрассудками глазах.
Слушай ты, - я начал действительно закипать, - хорош гнать пургу! Я хочу только, чтобы ты прямо сейчас, при всех, просто подтвердил всё то, о чём ты нам рассказывал ночью. Скажи просто – правда всё это или нет. И всё.
Самое смешное во всей этой истории, - Шельман даже подбоченился, - что всё это даже не вся правда. Чтобы понять происходящее необходимо просто всё это увидеть своими глазами. Так вот, приятель.
За столом повисла томительная пауза. Все, с разной степенью интереса, разглядывали меня в ожидании моего ответа. Или, скорее, решения. Я только было собрался с духом, чтобы озвучить то, что все и так от меня ждали, как вдруг Алёна, резко поднявшись из-за стола, демонстративно покинула коллектив, скрывшись в нашей палатке. Мне осталось только, под сочувственные кивки остальных, последовать за ней. Собственно говоря, никто и не сомневался в том, что последует дальше. Всё было ясно и так.
- Сматываешься значит? – Алёна сидела насупившись и глядя в угол.
- Ты же слышала, какие дела.
- Слышала.
- Так значит, надо разбираться в этой истории. Правильно?
- Правильно.
- И я уверен, что это будет не долго. Согласна?
- Может быть…
- Как это? Что это за сомнения?
- Разные. Ты вот не подумал, что всё это может и действительно правдой оказаться?
- Дык, скорее всего, так и есть. Иначе зачем и ехать-то?
- Да нет, не то, о чём Шельман гнал…
- А что же тогда?
- А про тебя во всей этой истории. А?
Я так и офигел. Я сидел, хлопая ртом, совершенно не зная, что и ответить на такое. Подобного я не мог себе представить даже в самых страшных снах. Потом мне вдруг просто стало смешно.
- Интересно, а какие поводы у тебя такое предполагать?
- Разные…
- Ну-ка, давай подробнее.
- Не могу словами сказать. Чувства только.
- Аааа…
- Да, но ведь ты сам рассказывал, что не помнишь ничего, что там было.
- Ну и что?
- А вот и то. Вдруг и вправду всё так, как он говорил?
- Дура ты. Только и всего.
Алёна, конечно, разрыдалась, и мне пришлось долго её успокаивать, давая самые страшные клятвы, что вернусь гораздо раньше, чем она может себе представить, и она, конечно, мне поверила. Пока она собирала из углов палатки мои пожитки, я вышел к мужикам обсудить некоторые детали моей, как я и сам был уверен, недолгой отлучки. Однако, дурацкая Алёнина фантазия так и засела в башке, мешая сосредоточиться и страшно, поэтому, зля.
