Святой столп
Один глупый Великан вздумал переплыть море-океан на надувном матраце. В середине океана матрац напоролся на торчащий откуда-то снизу гвоздь и затонул. Оказался Великан посреди волн свирепых моря, воспеняющих своя стыдения, и поплыл куда глаза глядят, намереваясь спастись. Долго ли, коротко ли плыл он, но вот видит наконец – стоит посреди моря-океана каменный Столп. А на том Столпе подвизался не кто иной, как сам старец Аллегорий, известный своей строго подвижнической жизнью.
– Спасите! Помогите! – возопил глупый Великан. – Утопаю!
– Ну, что случилось? – послышался сверху благосклонно-снисходительный голос. – Непременно нужно меня тревожить? Вот уж поистине покоя нет ни днём ни ночью! Кружка для пожертвований с другой стороны.
Великан обогнул Столп и обнаружил упомянутую кружку. Он схватился за неё, как утопающий за соломинку, но кружка не была рассчитана на спасение великанов, и потому тотчас сорвалась со штырей и погрязоша во глубине яко камень, яко олово в воде зелней.
– Что ты наделал, грабитель! – вскричал старец Аллегорий. – Это же деньги на восстановление моего Святого Столпа!
– Спасите! Помогите! – пуще прежнего возопил глупый Великан. – Я отработаю!
– А? Ну, тогда ладно («Бесплатный подъемный кран!» – смекнул старец Аллегорий). – Но сначала тебе надо поисповедаться. Кайся, чадо!
– Спасите! Помогите! – опять возопил глупый Великан. – Каюсь: спёр надувной матрац в пионерлагере.
– Во-о-от! В этом-то греховный корень твоих страданий! Но радуйся – я подам тебе лекарство спасения. Держи!
И вслед за этими словами что-то объёмистое плюхнулось в воду неподалёку от глупого Великана. Он кинулся, ожидая найти там спасательный круг или хотя бы канат, но обнаружил… связку толстых книг, перетянутых бечёвкой: «Энциклопедия судостроения, навигации и морского туризма» – прочёл он.
– Чадо! В этих книгах ты найдёшь всё необходимое для спасения, ибо там собрана мудрость искуснейших судостроителей, опытнейших навигаторов и самых морских-преморских туристов. Мне, преуспевшему, сие младенческое делание и книги о нём уже без надобности, ибо я теперь могу читать прямо писаное вилами по воде, и подвизаюсь, в основном, в спасении утопающих. Но ты, чадо, с усердием займись этой полезнейшей наукой. Ведь и сам видишь – в какое бедственное положение ввергло тебя незнание истины…
Пока старец вещал, глупый Великан распустил бечёвку, и книги тотчас расплылись в разные стороны. На глазах у него вода поглотила всю судостроительную и навигационную премудрость, и остался в его руках единственный 25-й том с подзаголовком «Киты и прочие морские хищники».
– Спасите! Помогите! – завопил глупый Великан. – Помогите! Спасите!
– Вот бестолочь! – сварливо отозвался старец Аллегорий. – Тебе же дали всё необходимое! Что, по-твоему, я должен сам в воду лезть? Некогда мне! Видишь – срочные работы по восстановлению Столпа. Это же очень важно – ведь мой Святой Столп служит путеводной вехой для множества морских туристов запада и востока!
Делать нечего, пришлось глупому Великану спасаться самостоятельно, несмотря на свою глупость. И вот, вырвал он из упомянутого 25-го тома какую-то страничку, сложил из неё бумажный кораблик (как делают дети), и в этом бумажном кораблике благополучно достиг ближайшего берега. Не верите? А зря. Надо, надо верить!
Ибо были в той случайно вырванной страничке непростые слова (попавшие туда, видимо, ради китов), вот какие там были слова:
… якоже бо бе Иона во чреве китове три дни и три нощы… и прочая.
Так и спасся глупый Великан, и больше уже не плавал в море-океан на надувном матраце. А старец Аллегорий получил очередную медаль «За спасение утопающих» на ближайшем празднике Судостроителей, Навигаторов и Морских туристов.
Проповедь
Спросили старца Аллегория:
– Авва, как вам понравилась проповедь?
– Это протопоповедь, – ответил старец.
Ламбада
Сказал старец Аллегорий:
– В келье лампада, а в душе – ламбада.
Праведники и закон
Спросили старца Аллегория:
– Верно ли, что праведнику закон не писан?
– Да, это так, – ответил старец.
– А кто ж праведник?
– Тот, кому закон не писан, – ответил праведник-старец.
Казанское побоище
Дело было в Одессе по случаю праздника Взятия Казани. На Привозе подрались два еврея – Марух и Шаббай. И хотя дело было без свидетелей, в Одессе, известно, происходящее без свидетелей получает огласку быстрее, чем происходящее при свидетелях. И вот уже ООН шлёт ноту протеста Ющенке, требуя немедленно прекратить еврейские погромы и угрожая в противном случае ввести войска КФОР в Гондурас. С другой стороны, экстренно вышел спецномер «Руси Православной», посвященный новым проискам всемирного жидо-масонства, с требованием немедленно изгнать всех жидов из Одесского горкома, горторга и горсанэпидемстанции.
В Одессе стало тревожно. Жиды заперлись в синагоге и тихо рыдали от страха. Патриоты шумно пили водку в кабаках и не платили за разбитую посуду. В Гондурасе опустели бордели.
– О евреи! Что вы наделали? Эта ваша хохма смутила весь наш кагал! – строго обратился к собравшимся старый раввин Беня Крик. – Теперь нет у нас иного выхода, как пойти за советом к старцу Аллегорию, известному своей строго подвижнической жизнью. Говорят, он живет сейчас на хуторе близ Диканьки.
Когда стемнело, зачинщики смуты Марух и Шаббай отправились по указанному адресу, пугливо вздрагивая при звоне бьющейся посуды в кабаках, и вскоре обнаружили духоносного старца за чтением трактата «Кицур Шулхан-Арух», присланного с миссионерскими целями Андреем Кураевым.
– Он, мерзавец, подсунул мне в почтовый ящик картинку с голой гондураской! – патетически вскричал Марух, начиная свою апологию.
– И что, она была не в твоем вкусе? – тонко заметил старец.
– Н-нет… Но её нашла Циля! О, горе мне: вот! – он показал синяк. – Вся Одесса знает нестерпимый характер моей жены!
– Он бил меня, как в бубен! Пинал ногами! Трижды спустил с Большой Лестницы! Врачи могут подтвердить: вот справка! – Шаббай протянул старцу мятую бумажку с неопределенной печатью.
«Хроническая диспепсия кишечника предположительно дизентерийной природы» – с трудом разобрал Аллегорий.
– Да-а… сложный случай, – задумался старец Аллегорий. – Эх, евреи, евреи! И что б вам не жить мирно?
После этих слов он заложил мятой справкой «Кицур Шулхан-Арух», взял посох и отправился в Одессу. Там он своими кроткими и благоразумными речами всех успокоил, и в Одессе вновь водворился мир. Жиды вернулись к своим спекуляциям, патриоты – к огородам, клиенты – к гондураскам, и всё бы забылось через два дня, если б не знаменитый Одесский юмор. Казанское побоище – как его стали называть – породило бесчисленное множество анекдотов. И как раз один из них сейчас перед вами…
Древнегреческая философия
Однажды знаменитый философ Аристотель и его знаменитый ученик – царь Александр Македонский – вышли после обеда подышать свежим воздухом к морю.
– Видишь ли, мой юный друг, это всё иллюзия, – поучал Аристотель, прислушиваясь к своему пищеварению, – майя, как говорят индусы. В принципе, никакого движения нет. Нам кажется, будто что-то происходит, а по сути – это лишь зыбь над безмолвной пучиной. Посмотри, как бурные валы устремляются на берег! И что же? Придёшь сюда через сто лет – и увидишь то же самое. Великая неподвижность, как рок, царит над миром…
Македонский хмурил лоб, пытаясь постичь глубины философии (образование украшает монарха), но ему трудно было согласиться, что движение – ничто. Вот, хотя бы, вчера с этой, как её там… Очень даже было неплохо. Тут они подошли к бочке, где жил знаменитый философ Диоген.
– Эй, Диоген! Есть движение или нет? – воззвал Аристотель, пиная ногой гулкую бочку.
Высунулась всклокоченная голова знаменитого киника. Диоген быстро смекнул ситуацию: спорить с Аристотелем глупо, а с царём – опасно. Однако и ронять свою репутацию экстравагантного мудреца ему не хотелось. И тогда Диоген вылез из бочки и стал энергично ходить перед ними туда-сюда с загадочно-глубокомысленным видом. Аристотель сразу понял символ – и закусил губу с досады. Тугодум же Шурик сообразил лишь, что здесь какая-то притча, но какая – поди разбери… Чувствуя себя последним лохом, Македонский подёргал портупею, пошевелил пальцами в сандалиях – ноль мыслей. Нахмурившись ещё больше, он буркнул Аристотелю:
– Чёй-то он педалями-то своими крутит, а?
В бороде у Аристотеля промелькнула лукавая усмешка. Вытянув шею, философ прошептал на ухо царственному ученику:
– ……
– Га-га-га-га! – заржал Македонский, вытаращив глаза и хлопая себя по бёдрам. – Чё – правда, в натуре?!
Теперь Диогену пришёл черёд закусить губу с досады. Фиаско было неожиданным и полным. «Пропади она пропадом, эта лживая философия» – выругался он про себя и залез обратно в бочку, как побитый пёс.
– Итак, мой юный друг, – продолжил Аристотель прерванную беседу, – пусть наша мысль скользит над миром, презирая суетный круговорот вещей. Ибо, поверь мне, одна только божественная неподвижность достойна быть предметом созерцания истинного философа. Поэтому, друг мой, мы…
– А где они живут, эти индусы? – внезапно перебил царь.
– О, где-то на востоке. Но гораздо актуальней…
И удаляющиеся голоса собеседников поглотил шум средиземноморского прибоя.
Трое в лодке, не считая собаки
Как-то раз на каникулах старец Аллегорий, известный своей строго подвижнической жизнью, профессор А.Сиплый, известный своей книгой «Путы разные в поясках из тины» и дьякон Андрей Кураев, известный своим неамериканским миссионерством, отправились кататься на лодке по реке Неглинке. По обычаю, начали они спорить между собой: что такое дао? и не заметили, как течение вынесло лодку в открытое море, точнее – открытое Корейское море (но там не было таблички). И вот, устали они спорить, замолчали и огляделись вокруг. Лодка мягко покачивалась на волнах, солнце весело золотило горизонт. Старец Аллегорий посмотрел на восток, профессор А.Сиплый – на запад, а дьякон А.Кураев – на север и на юг одновременно. Но увидели они все трое одно и то же, а именно – ничего. В таких случаях хорошо успокоить нервы посредством чего-нибудь перекусить, но увы – путешественники не рассчитывали на морской рейд и потому сели в лодку налегке. А голод уже давал себя знать.
– Что будем делать? – мрачно спросил Кураев.
– Эх, рыбки бы: нынче ведь пост, – вздохнул старец Аллегорий и обмакнул бороду в морскую воду, подозревая в её глубине множество съедобных обитателей. –
Воспевает чрево страстное:
Где ты, где ты, рыба красная?
Воспевает плоть дебелая:
Где ты, где ты, рыба белая?
– Как учит святитель Игнатий Брянчанинов, «отплыви на глубину, и закиньте сети свои для лова» – глубокомысленно заметил профессор А.Сиплый.
– Какие сети: интернет, что ли? – отозвался Кураев. – У меня карта просрочена. И вообще, это не Брянчанинов, а из Евангелия откуда-то. Когда последний раз Библию в руки брали, товарищи?
– Вот он, тлетворный дух протестантизма! Забвение святых отцов! – профессор собрался уж было стать в позу ex cathedra, да вспомнил, что обед – увы! и сразу сник.
– Давай у Аллегория спросим: он у нас в святых отцах числится, – предложил прагматичный дьякон. – Отец святой! Как бы нам пообедать, а?
– Моя идея такова: надо сотворить молитву перед вкушением пищи, а там будь что будет, – отозвался старец Аллегорий.
– Это явная прелесть! Мечтание! – возмущенно возразил профессор А.Сиплый.
– Хуже того: сектантство! – подержал его дьякон А.Кураев.
– Ладно, а вы-то что посоветуете? – ответил смиренный старец.
– Любовь! Одна только любовь, и ничего кроме любви! – возвысил голос профессор А.Сиплый. – Любовь и смирение: вот что нам поможет. Глубокое смирение со стороны одного из нас…
– А нельзя ли поконкретнее? – перебил его Аллегорий.
– Глубокое жертвенное смирение со стороны одного из нас, кто помоложе… и потолще… – и профессор пристально взглянул на дьякона А.Кураева.
– А-а! Понял! Но сегодня же пост, а он гляди-ка какой скоромный… Может, подождем до 12 ночи? – с энтузиазмом поддержал профессора старец Аллегорий.
– Не дамся! – вскричал дьякон А.Кураев и апологетично сверкнул очками. – В моём лице православие будет защищаться до последнего!
– Тут тебе не рерихи, – язвительно заметил профессор. – Есть и поправославнее тебя…
– И не публика в провинциальном ДК, – добавил старец. – А ну, сымай очки!
– А-а-а!!! – вскричал Кураев, вскакивая на ноги в боевую стойку миссионера. Плюх! Лодка перевернулась, и все трое оказались за бортом.
Через пятнадцать минут мокрые богословы угрюмо вычёрпывали воду, ещё более голодные после морского купания.
– Ладно, пусть помолится, – буркнул дьякон А.Кураев. – Потом книжку про него напишу, суевера…
– Ох, прелесть, прелесть… – неодобрительно качал головой профессор, вспоминая академическую столовую.
«Послушание превыше поста и молитвы» – укрепился аскетическим помышлением старец Аллегорий, взял чётки в руки, закрыл глаза и тотчас погрузился в прелесть. Ум его воспарил над морем и устремился к берегу. И вот, видит он пляж, пальмы, какой-то ресторанчик… Улыбчивый официант с раскосыми глазами предупредительно подносит меню: «Сяо? Мао? Дао?» Старец быстро сообразил: «Сало, мясо… нельзя: пост» – и обратился к официанту по-китайски: «Слышь, браток! Давай-ка своё дао, на троих… под сакэ». Тот мигом обернулся, балансируя подносом с чем-то жарено-аппетитно-соблазнительным, растопырившим четыре лапки… «Эх, умри, душа моя, с филистимлянами!» – вспомнилось почему-то старцу, и он вонзил вилку в дао.
Видение мгновенно рассеялось: Аллегорий по-прежнему был в лодке. Но что-то происходило: лодка ходила ходуном, товарищи его суетились и орали, откуда-то слышался щенячий визг. Сглотнув слюну и придя в себя, Аллегорий увидел следующую картину: профессор А.Сиплый махал пиджаком, дьякон А.Кураев свесился через борт и протягивал руку, приговаривая: «На! На!» – хотя, конечно же, там ничего не было (вот оно, миссионерство) – а в воде неподалёку бултыхалась невесть откуда взявшаяся пся типа болонки.
– Любовь! Любовь!!! – вопил профессор.
– Рыба! Рыба!!! – вторил ему старец.
– Поймал! Поймал!!! – громче их обоих возгласил неамериканский дьякон-миссионер, втаскивая собачонку в лодку.
И вот уже над просторами Корейского моря разносится русская песня: «Из-за острова на стрежень, на простор речной волны»… Старец Аллегорий и профессор А.Сиплый дружно взмахивают вёслами, дьякон А.Кураев привязал шнурком от ботинок собачий хвостик и дразнит за кормой акул, лодка с тремя богословами уверенно держит курс к континентальному берегу. Все сыты и счастливы. Каникулы!
Кот в Сапогах – 2
Жил-был в монастыре Кот. Звали его Кот в Сапогах. Но о его монастырских подвигах было уже достаточно сказано в другом месте; концом же их стало то, что Кота сунули в мешок и вывезли в соседнюю епархию, где бросили вместе с мешком на опушке леса. Кот вылез из мешка, огляделся и адекватно оценил ситуацию: Копать не могу, просить стыжусь… Завернулся он в мешок, как в тогу, и с философическим выражением на морде уселся на пенёк.
Долго ли, коротко ли он так сидел, но его импозантная фигура наконец привлекла внимание мелких лесных зверюшек, и они опасливо вылезли из-за кустов познакомиться с небывалым гостем.
– Я – монастырский Кот, келейник и сотаинник самого старца Аллегория, известного своей строго подвижнической жизнью! – представился Кот, почти не приврав.
– А правда, что в монастыре не едят мяса? – робко спросил какой-то Зайчонок.
– Да, это совершенно так, – авторитетно подтвердил Кот. – Чистейшее вегетарианство! (Приврав чуть-чуть).
– Ах, до чего ж хорошо! – вздохнула Белочка. – Не то что у нас – сплошное мясоедение. Так и едим друг друга с утра до вечера…
– Вот бы и у нас ввести тоже вегетарианство! – пискнул Зайчонок. – Уважаемый Кот, вы не научите нас, как это делается?
Кот в Сапогах почувствовал приятный холодок внизу живота, что всегда служило верным предзнаменованием удачной охоты, растопырил усы веером и, поскромничав для понта пару минут, дал своё смиренное согласие.
– Сущность вегетарианства, чада мои, – молвил Кот к благоговейно притихшим зверюшкам, – состоит в искреннем сыновнем послушании священноначалию, то есть мне. Поэтому вот вам первое вегетарианское послушание: переловить и доставить ко мне всех мышей – которые, как я вижу, злостно пренебрегают вегетарианством, раз никто из них не явился сюда на духовную беседу.
Лопоухие лесные зверюшки с неофитским энтузиазмом приступили к подвигу, вдохновляясь мыслью о преложении кровожадного мясоедства на счастливое вегетарианство и о всех вытекающих отсюда благах. Для повышения эффективности руководства, Котом был назначен духовный собор в составе Ужа, Ежа и Чижа, из коих первые ревностно устремились к вегетарианству, почему-то чуя небезвыгодность его для себя лично, последний же затесался, видимо, в рифму.
И так процвело вегетарианство в прежде омраченных мясоедением лесных дебрях, и прославилось имя старца Аллегория через его преподобного Кота. И только мыши, это вредное племя, были как всегда недовольны и глухо роптали в подполье.
Пару месяцев спустя по лесу было объявлено, что наиболее преуспевший в вегетарианстве туземец, а именно Чиж, посылается в Вегетарианскую Академию для повышения квалификации (чем и объясняется его нынешнее отсутствие). Мыши вздохнули, почувствовав некоторое облегчение – прекратился крайне тягостный надзор с воздуха – и дерзнули вылезти из подполья приискать себе корму.
Так, один глупый Мышонок осмелился даже посетить помойку, куда выносили объедки из кельи самого Кота. Поживиться там особенно ничем не удалось, но он увидел… он увидел… Вот что он увидел. Из кельи Кота деловито появился Ёж с мусорным ведром и, не заметив посетителя, высыпал содержимое в кучу. Голодный Мышонок, выждав момент, кинулся туда и обнаружил… о! – обглоданные птичьи косточки!!! Пораженный этим зрелищем, он забыл о голоде и помчался назад в нору. Сначала ему не поверили. Но кое-кто всё-таки сбегал на место происшествия… И среди мышей поползло сумнение. И хотя мышиные сплетни, конечно, не для приличных зверей, но сумнение поползло и далее. А Чиж всё учился, учился в Академии…
И вот, в интернете появились анонимные пасквили самого дерзкого содержания, например: «Вегетарианство – это кот в мешке» и тому подобное, отделаться от которых молчанием было уже никак невозможно. Поэтому Кот в Сапогах велел Ужу и Ежу собрать послушников-вегетарианцев на духовную беседу. Теперь он выглядел гораздо представительнее, чем в начале: покруглел, залоснился, сменил прежний мешок на шёлковое вретище, а на пенёк ему положили для сидения бархатную подушечку.
– Вот, чада мои, вы уже имели возможность убедиться во благотворном действии вегетарианства. Но, по неопытности, некоторые братья смущаются отдельными деталями, и хотя это не столь существенно, но мне хотелось бы остановиться на них ради исполнения пастырского долга. Речь идёт о так называемой генетически модифицированной сое.
Соя, чада, мои, это прекрасный питательный вегетарианский продукт. И благодаря достижениям современной науки, существуют такие его разновидности, которые не только по пищевым качествам, но и по вкусовым свойствам, и даже по внешнему виду неотличимы от настоящего мяса. Представьте, мне недавно рассказали – поверите ли? – о соевой курице, у которой даже косточки как у настоящей! Многие из нас, знаете ли, не так-то легко переходят от мясоедения к вегетарианству, и для них такие продукты могли бы быть очень, очень кстати. И что с того, что их получают методами генной инженерии? Подумаешь – генная инженерия! Вот у меня дедушка, царство ему небесное, жил у одного инженера, и ничего – каждый год создавал крепкую многодетную семью, и никакая инженерия ему не мешала. Поэтому напоминаю вам, чада мои, что вегетарианство надо понимать в духе послушания, а не зацикливаться на этих современных проблемах, выдумывая невесть что. «Внимай себе» – как говаривал мой авва старец Аллегорий после сытного обеда, и это – самое главное! А если кто вместо послушания будет заниматься лукавым совопросничеством – тому быстро укажем место в соевом меню!
Кот гневно сверкнул желтыми глазами, его помощники с готовностью кто зашипел, кто ощетинился. Лесные зверюшки с поклонами стали расходиться, опустив уши и поджав хвосты. Их сумнение не только не рассеялось, но даже наоборот, окрепло, и они втайне позавидовали подпольной свободе мышей, хоть и сопряженной с антивегетарианским риском. Шёпотом они переспрашивали друг друга, как понимать слова «как у настоящей» и «место в меню», и утешались, повторяя: «Всё ж это лучше, чем всеобщее мясоедство. Надо потерпеть. Видимо, иначе и нельзя в наше тяжелое время».