Ранним утром, коротко, но вежливо попрощавшись с хозяевами, мы, стараясь пробудиться на ходу, спустились в пустынный ещё, а поэтому достаточно красивый, город, стерпели все автовокзальные муки, выпавшие на нашу долю, сели в автобус до Феодосии, и благополучно уснули опять. Я знал уже, что там нам нужно будет пересесть на автобус до Судака, поэтому дрых без всякого зазрения совести, планируя при следующем автобусном этапе нашего движения, когда спать будет уже, вроде, не логично, присоседиться, наконец к Арво, и узнать недостающие фрагменты нашей, теперь уже точно общей, фантасмагории.

• Ну так и что, - начал я, как только феодосийский автовокзал скрылся из глаз, - начали вы, значит, медитировать под руководством этого самого Ткхена…
• Начали, причем все взялись за это дело с огромным, можно сказать, энтузиазмом - всем виделся в этом реальный выход из общего кризиса, загнавшего обитателей той дачи в полнейший жизненный тупик. И я, как мог, тогда направлял весь ход их мысли в ту же самую сторону: что, дескать, истина - она где-то в самой середине каждого из нас, что только разобравшись в самих себе, в самых потаённых уголках своих душ, можно думать, как дальше строить отношения с миром окружающим нас. Только в таком случае можно не только противостоять всем превратностям его проявлений, в большинстве своём негативно-агрессивных, но научиться поворачивать любые капризы окружающей действительности желаемой к себе стороной, не вызывая, при этом, бурной реакции на свои действия, а стать просто лучшей, но совершенно естественной составляющей реального социума, убедив его, постепенно, в собственной даже необходимости для сохранения разумного баланса и гармонии. Это, конечно, были глубоко идеалистические рассуждения, но я верил, что только подобные тенденции могут вывести всех нас на оптимально-разумный путь. И все, к моей искренней радости, поддержали эти тезисы, с готовностью согласившись следовать всем указаниям новоявленного гуру.
• И что, с самого начала никаких сомнений даже не возникало в абсолютной "светлости" этих упражнений?
• Сомнения, дружище, возникли сразу же, но я их, как раз, и постарался подавить в себе во имя абсолютно правильной, как я думал, тенденции происходящего. Ты понимаешь, о чём я?
• Не очень. А что насторожило тебя - ощущения какие-нибудь или сам ритуал?
• С ощущениями, как раз всё было поначалу в порядке - гуру вгонял нас в такую безмятежность, что все чуть не выли от восторга, а вот сам ритуал, ты прав, показался мне, человеку во всех таких делах не очень опытному, но, всё же имеющего своё мнение, несколько странным. Нечто, как заметил я, от Ткхена самого не зависимое, присутствовало во всех его манипуляциях, от чего и он сам впадал в то же состояние, что и прочие. Некая сила действовала вполне самостоятельно среди нас, и происхождение силы той было мне непонятно. Когда я пытался, втихомолку, не нарушая сложившейся иерархии, выведать у гуру смысл его действий, он, ссылаясь на плохое знание русского языка, путано относил все результаты его манипуляций к своему учителю, повелевающему, как я понял, всем происходящим, а себя он называл только делающим то, чему его учитель обязал. Не научил, заметь, а обязал. Я несколько раз пытался уточнить, в чём смысл его ритуалов во время сеансов медитации, но тот опять только ссылался на учителя и свои перед ним обязательства.
• Так а в чём эти манипуляции заключались, можешь объяснить? Движения это были какие, предметы или, может быть, звуки?
• И то, и другое, и третье. Для начала на особый коврик, который он принёс с собой, Ткхен неожиданно выбрасывал откуда-то из-за пазухи пригоршню крупной морской гальки…
• Ты сказал: "морской гальки"?!
• Да, обычные камни с пляжа, все разные - круглые, продолговатые или плоские. Серые, некоторые в полоску и с пятнышками - обычная морская галька.
• Понял теперь - морская галька. А дальше?
• А потом он долго рассматривал узор, который она образовала на коврике. И все тоже должны были этот узор как следует рассмотреть, проанализировать и запомнить. А затем гуру начинал водить рукой по камням, перемешивая их в кучку, с характерным таким то ли шелестом, то ли хрустом. При этом он начинал что-то говорить медленным речитативом на странном, совершенно непонятного мне происхождения, языке. Процесс этот постепенно ускорялся, становился всё более ритмичным, и, в определённый его момент, который я, как ни старался, уловить не мог, гуру вдруг немного менял тембр голоса, и камни, казалось, тоже меняли тон своих соприкосновений - и тогда наступало блаженное забытье. На час, а может немного больше. Прозрение наступало так же внезапно с ощущением лёгкости в душе, даже некоторой эйфории, и осознанности своего места в мире.
• Так а на чём твои подозрения-то основывались, раз всё было так приятно и хорошо?
• Я же тебе объяснял, что и сам Ткхен, по моему мнению, с определённого момента каждого сеанса переставал владеть ситуацией, а становился просто одним из нас. Я когда-то сталкивался уже с кое чем похожим, и даже увлекался когда-то сам медитацией, было дело, но здесь я явственно чувствовал присутствие силы никем из присутствующих не управляемой. Тот же гуру, когда все очухивались, точно так же восторженно глазами хлопал, как и все, что остальных ещё больше к нему располагало, а вот меня как раз настораживало. Ведь если в момент погружения действует никому не подвластная сила, то кто может дать гарантию, что она в себе несёт? Путанные ссылки нашего гуру на своего учителя меня, в отличии от остальных, не устраивали совершенно. Подозрения мои росли, мне становилось трудно их скрывать, я уже стал бояться, что может произойти разрыв отношений с остальным коллективом, а главное, опять с Вийве, и я очень этого боялся. Тем более, что все они находились в самозабвенном восторге от происходящего. Поэтому, когда через некоторое, достаточно непродолжительное, время Ткхен объявил, что нами достигнут определенный уровень готовности, и скоро можно будет отправляться на встречу с учителем, дабы получить от него полноту знания, я сначала почувствовал облегчение от того, что всё, может быть, в скором времени прояснится, а все мои страхи окажутся напрасными. Но облегчение это очень быстро сменилось мрачным предчувствием, что дело приближается к некой развязке, которая меня определённо страшила своей непредсказуемостью. Я думаю, Ткхен это заметил, потому что после очередного сеанса медитации я очнулся на даче в полном одиночестве. Вокруг не было никого, не было ничего из вещей, не было так же и дочери моей, Вийве.