Глава Четырнадцатая
.Мрак был просто абсолютным. Ни единого чувства не было в нём, не было даже времени. Единственно, только эхо зловещего того звука сначала наполняло его, резонируя в бесконечности, но и оно достаточно скоро пропало, и полная тишина завершила жуткий абсолют мрака, в котором я очутился, либо сам стал им и более ничем. Я не могу сказать, как долго продолжалось это мрачное небытие - может
быть минуту всего, может быть месяц, но потом, темнота меня окружавшая, стала не такой чернильно непроглядной, а, как бы, сумеречно серой, хотя всё такой же пустой и безмолвной. Иногда появлялись ощущения отдельных частей моего тела, связанные, скорее, с болевыми импульсами, например в руке, в боку, в голове, но видеть себя в сером сумраке я по прежнему не мог, хотя в некоторые моменты и возвращалось осознание собственного Я, но оно тут же плавно растворялось в тумане тишины и покоя. Затем этот покой, такой же тихий и однообразный, незаметно сменился неким подобием движения, скорее всего напоминающего турбулентные течения в бесконечном количестве стоячей мутной воды. А, может быть, это всего лишь время начало заполнять образовавшийся вакуум бытия, выводя, вслед за собой, из состояния полного покоя частицы распылённого до консистенции туманного сумрака сознания? Но так хаотично и неопределённо начавшийся процесс постепенно, я даже мог, в какой-то мере, оценить, насколько он был постепенным, стал приобретать ощущение движения направленного. Я даже со всё большей уверенностью мог чувствовать, в какую сторону моё невидимое и неосязаемое пока Я совершает неспешный свой дрейф, я даже мог фиксировать лёгкие изменения в скорости и направлении движения моего сумрака, который, в свою очередь, становился тоже всё менее однородным - то сгущался до вполне ощутимой субстанции, мягкой и невесомой, то делался почти прозрачным, скрывая-таки собой что-то за ним происходящее. Я не мог тогда ещё осознавать, какие чувства переживает моё Я, находящееся в этом состоянии, но, хотя бы, не было ярко выраженных отрицательных эмоций вроде отчаяния, душевных мук или животного страха - нет, кроме отдельных вспышек совершенно конкретной боли, пронизывающих сумрак вместе с напоминанием о присутствующей где-то тут плоти, ничего не беспокоило дремлющее сознание, может быть даже некая эйфория присутствовала в основе всего происходящего.Потом, причём совершенно неожиданно, окружающий и пронизывающий меня сумрак, в те моменты, когда он становился более прозрачным, вдруг будто бы разрывался с треском, рвущим самое нутро очнувшейся души, и выбрасывал меня в совершенно естественную, хотя и весьма непредсказуемую реальность, шокирующую все чувства шквалом красок, звуков и эмоций. И точно так же неожиданно сумрак забирал меня обратно, совершенно не успевшего осознать, что я мог увидеть, услышать и почувствовать в этот краткий миг просветления. Хотя я даже не могу сказать точно, насколько краткими были эти, повторившиеся раз несколько, выпадения в реальность - я мог просто слишком заторможено воспринимать их, и всё в них происходящее, казавшееся мне только застывшим мгновением жизни. Но, с другой стороны, эти вспышки сознания могли быть просто спазмами галлюцинаций рвущегося из сумрака небытия разума, ничего с настоящей реальностью общего не имеющие. Поскольку то, что удалось мне зафиксировать в них, было, скорее всего просто невозможным, будучи наяву. Поэтому я склонен думать, что это были, видимо, галлюцинации воспалённого сознания.
Например, в один из моментов озарения я ясно видел себя лежащим в пещере с нависающими каменными сводами, а надо мною склонилась Вийве, собственной персоной, причём лицо её было искажено толи ужасом, толи отчаянием, и она пыталась объяснить мне что-то очень для меня важное, но язык её мне был совершенно не понятен, это был ни русский, ни эстонский, ни английский, и вообще ни один из всех языков, которые я мог узнать, хотя бы, чисто географически, но тут ничего не напоминало ни восток, ни крайний север, ни даже африку. Речь её была слишком быстрой и наполненной очень сильными эмоциями. Но даже намёка на понимание этой ситуации не сохранилось во мне. Потом рядом с ней появилось ещё одно лицо, после чего всё опять растворилось в сумраке.
Ещё был момент, когда вокруг возникли мрачные металлические стены с рядами клёпок и обилием ржавчины. Я находился лицом к одной из стен, на боку, но видел, что всё, что окружало меня выглядело так же. Что-то тяжело шумело вокруг, по стенам метались отблески желтоватого электрического света, а сквозь шум слышался очень низкий человеческий голос, монотонно говоривший что-то, но только исключительно матом, поэтому, несмотря на завораживающую изысканность оборотов речи говорившего, смысл его речи я так и не осознал. К тому же, вскоре в глаза мне ударил неимоверно яркий луч света, за которым скрывалась чья-то тень, и опять всё исчезло.
Было так же видение, что нахожусь я среди очень плотной толпы, посередине большой площади, на самом солнцепёке, меня толкали со всех сторон люди, в руках у которых были большие сумки, они били меня по ногам и гомон множества голосов сливался в сплошной гул. Я чувствовал, что вот-вот толпа потащит меня за собой, но кто-то, невидимый за плечами, бёдрами, шляпами и спинами людей, крепко держал меня за руку и вел за собой сквозь толпу. Я пытался заглянуть вперёд, чтобы разглядеть, хотя бы, ведущего, но передо мною лишь изредка промелькивала чья-то спина со свёрнутым одеялом на плече и длинными волосами, колышущимися в такт ходьбе. Оборвалось это видение, когда мы вышли из толпы и нырнули в тень, которая тут же превратилась в привычный мне уже сумрак и покой.
Несколько других всплесков сознания не были такими осмысленными, поэтому я даже затруднюсь пересказывать их, лишь только некие запахи, ветки каких-то растений, и звуки, напоминающие, чаще всего, отдалённый гул или рокот остались у меня в памяти после них.
Но вот, среди сумеречного покоя появился устойчивый и очень знакомый элемент, который не исчезал уже никуда, но всё более привлекал к себе дремлющий ещё, видимо, разум, будя его неосознанными сначала, но достаточно сильными ассоциациями. Наконец до меня дошло - это запах, причём очень хорошо узнаваемый запах конопли. Мгновенный страх, что вслед за этим запахом вернётся и повергший меня в пучину мрака звук, заставил меня немедленно насторожиться и только потом открыть глаза.
Я лежал на песке, вдали был слышен шум моря, а прямо надо мною, на фоне очень синего неба, величаво колыхались ветви большущих кустов марихуаны, скрывая солнце своими, характерного вида, листьями. Сбоку я услышал шорох и поэтому резко сел, повернув голову в ту сторону. В некотором отдалении, в тени таких же зарослей, сидело несколько человек. Длинные волосы, майки, феньки и шорты из попиленных джинсов - всё говорило о том, что я, кажется, среди своих. Но лица двух бородатых парней и трёх герлиц были хоть и приветливо улыбчивы, но совершенно мне не знакомы.