Глава Первая.

За окнами мягкими и пушистыми хлопьями медленно падал тёплый краснодарский снег. Он падал так уже почти сутки, можно было подумать, что вот, наконец, в феврале наступила настоящая зима. Но так было не раз уже - такие, казалось бы монументальные сугробы, вроде сегодняшних, плавно исчезали после полудня, стоило показаться обязательному кубанскому солнышку, на газонах, особенно в центре города, опять зеленела трава, напрочь высыхал светло-серый асфальт, и только в закоулках "частного сектора" почти до вечера под ногами бултыхалась густая талая каша. Я так и не удосужился сменить обувь, поэтому приходилось порой прыгать в своих старых кедах через подобные препятствия, черпая иногда ими воду с кусочками льда, а потом долго сушить у чуть тёплых музейных батарей толстые шерстяные носки, которые, вкупе с кедами, вполне соответствовали моему понятию зимней "обувки" в здешних климатических условиях. Местный народ, конечно, оптимизма моего полностью не разделял, толстенные носки эти, например, мне были подарены ещё ихней осенью, когда можно было и вовсе без них обойтись, а потом не раз делались попытки переобуть меня то в кирзачи, то в сапоги резиновые, то ещё во что-нибудь такое же нелепое, от чего мне приходилось, стараясь не обижать местное гостеприимство, отказываться. Тем более, что хоть и еле живые, но могущие обсушить меня батареи находились прямо под столом, на котором я обрабатывал ископаемую керамику в городском Краеведческом Музее, составляя из кучек черепков, с помощью клея и гипса, некое подобие того, что когда-то, очень давно, было создано обитателями благодатной земли сей. Это являлось моей работой, за которую я получал достаточное количество денег, чтобы прокормить себя в этом городе. Она же давала мне возможность постоянно находиться в приятном обществе моих старых друзей-археологов, чьи рабочие места располагались тут же, в отделе археологии музея, не только в непосредственно рабочее время, но, и, просушив носки и кеды, вечерами находить различное приятное времяпровождение, какое только мог предоставить город Краснодар в данную историческую эпоху. Так что с этого бока было всё в полном порядке, тем более, что в недалёком будущем грозил уже выезд в поле, в экспедицию, а это сулило резкую смену обстановки, новые впечатления и скорую весну. Но пока самыми скучными и неприкаянными оставались выходные дни музея, когда утомлённые рабочей неделей археологи расползались по семьям набираться сил, а мне приходилось коротать время в мастерской приютивших меня достаточно известных в городской богеме торчков-художников, наблюдая через маленькое, выходящее в глубь двора оконце, как мягкими и пушистыми хлопьями падает снег, заваливая потихоньку дорожку к сортиру, спрятавшемуся среди старых абрикосовых и ореховых деревьев. Дело в том, что у меня с обитателями мастерской, ребятами в доску своими и на редкость интересными, сложилось катастрофическое несовпадение графиков основных жизненных биоритмов. Мне, к примеру, надо было к девяти утра идти на работу в музей, откуда я возвращался ближе к вечеру, а то и к ночи, исполненный желанием отдохнуть, а хозяева же, примерно к этому времени просыпались только - мой ужин совпадал с их завтраком. К полуночи они, выкурив положенное количество травы, приходили окончательно в себя, к ним начинали заруливать гости, столь же известные местной богеме люди, начиналось активное творческое общение, наполнявшее мастерскую клубами канабиола до отказа и переходящее затем в поздний, но как правило, обильный ужин часов до пяти-шести утра, после чего гости расходились, а хозяева вдохновлённые общением на творчество как таковое, начинали самовыражаться на холстах и ватманах, маслом и акварелью. Я, правда, к тому времени, уже давно почивал в своём закутке, видя, после услышанного и унюханного, красочные и тревожащие сны. В восемь, с трудом вставая по будильнику, я иногда заставал ещё некоторых, в запоздалом экстазе терзающих полотна, но чаще просто любовался спросони на плоды их предутреннего вдохновения, завтракал в одиночестве, и убредал в музей. По воскресным же дням мне не оставалось ничего другого, как беречь их сон, завладев очередной книгой из богатой, но несколько для меня специфической библиотеки владельцев мастерской, собранной тут, как я подозревал, специально для поисков наиболее заковыристых аргументов в еженощных спорах с самой изысканной богемой города.

...Но тогда стояла ещё вполне приличная даже для прибалтики жара, когда очередное моё озарение, на этот раз обернувшееся морской галькой, не повлекло меня прямо из кафе в центре далёкой теперь Риги в сторону ещё более жаркого тогда Крыма. И не просто Крым, а совершенно конкретное место манило меня, где пляжи сплошь были покрыты именно теми округлыми камушками, которые втемяшились так неожиданно в моё воображение. Это был Гурзуф. Я был совершенно точно уверен в этом, когда садился с Юрайтой в поезд до Москвы, и откуда собирались мы совершить дальнейший бросок на юг.

Продолжение следует … | Назад