Глава Седьмая.
Я аккуратно выбрался из уютно приютивших меня кегебешных кресел, стараясь не разбудить мирно дрыхнувших по соседству моих друзей, и направился в указанном мне направлении, где в одном из безликих кабинетов обнаружил, конечно же, Старки, сидевшего там с нарочито грозным видом.
Последняя фраза была уже такой зловещей, что мне даже показалось, что конторщик, выписывающий в этот момент пропуск, глянул на меня с искренним сочувствием. Мы спустились к главному входу, Старки отдал бумажку часовому, и мы вышли в промозглый мрак предутренней Балтики. На углу соседнего переулка, отражаясь в брусчатке всеми своими подфарниками, стоял всамделишный “Мерседес”, не самой последней, правда, модели, но и не замызганный антиквариат, на каких обычно каталась забуревшая богема. Присев на крыло тачки, курил сигарету Арво, на сей раз одетый во вполне приличную джинсуру, с завязанным в хвост хайром и в сдвинутых на кончик носа очках “макнамаре”. Когда Старки подошёл к нему вплотную и, буркнув что-то по-эстонски, стал возиться с зеркальцем на двери, я, посмотрев на всю эту композицию в предрассветных таллинских сумерках, подумал, что она настолько закончена и гармонична, как любой кадр фильма европейского неореализма, что мне
придётся либо всю эту композицию менять по собственной персоне, либо, каким-то образом вписываться в весь этот чуждый неореализм. Короче, меня в очередной раз задушила смутная жаба относительно начавшегося уже мероприятия, да и задушила-то, наверное только лишь потому, что мероприятие это уже, попросту, началось.Мы с Арво тоже забрались в непривычно уютное буржуинское нутро, Арво сел рядом со Старки, а мне достался весь задний диван, манивший растечься по нему амёбой, и автомобиль бесшумно, чуть покачиваясь на древней булыжной мостовой, двинулся вперёд. Тут, в довершение всего, как мне показалось отовсюду, мягко и совершенно живо заиграл кримсоновский “Lizard”, и сказка началась.
Мы выехали на нарвское шоссе, когда окончательно рассвело, мы мчались навстречу восходящему солнцу, а позади сизыми тенями исчезали вдали, становясь опять нереальными, старинные башни и шпили таллинского Вышгорода. До свидания, волшебный город, прости, у нас, кажется, так много дел впереди…
Какое-то время мы ехали молча, наслаждаясь дорогой и музыкой. Только уже совсем далеко от города стали замечать, что дорога в эту сторону нудна до безобразия, захотелось, по мере возможности, укрыться от неё в своём летящем мирке, а лучший способ для того – разговор, да не просто болтовня, а именно разговор на самые сокровенные и возвышенные темы, которые только и могут создать один общий мир для нескольких совершенно разных и практически случайно оказавшихся вместе взрослых, причём совершенно самостоятельных людей. В данном случае начать пришлось мне, так как Арво и Старки, сидя ко мне спинами, молчали, как будто вобрав в себя всю немногословную мудрость бесконечных своих протоевропейских предков, и выглядели, на фоне рассвета, как монументы той самой мудрости. Поэтому я и начал раскачивать эти монументы, причём начал, как полагается, нахально. Для этого я пересел на край обширного своего обиталища, чтобы, наклонившись вперёд, оказаться между вперёдсмотрящими, закурил сигарету, выдвинул поближе к себе пепельницу, и убавил звук автомагнитолы.
Я рассчитывал, что раскручивать мне его на подобный сюжет хватит как раз до Кохтла-Ярве, города эстонских силикатных шахтёров, места сплошь покрытого серой пылью, заводами и грузовиками. А там ещё чего придумаю, чтобы поскорее это место проскочить, думал я. Но Старки и тут меня озадачил:
Тем временем серые будни Кохтла-Ярве остались уже далеко позади, а до границы России было ещё порядком ехать и ехать среди совершенно однообразных чахлых северо-чухонских равнин и болот.