Глава Четвёртая.

Я посмотрел и сразу понял, что он имел ввиду: передо мной стояла самая модная тачка сезона по всей Прибалтике – “горбатый” Запорожец ярко-жёлтого цвета, с чёрным верхом и неимоверным количеством никелированных фар и подфарников спереди и сзади, а таким же количеством зеркал и зеркалец заднего вида с каждого борта.

Перед тем, как взяться за руль Арво демонстративно одел белоснежные перчатки, очки-консервы, затем автомобиль издал противный, но с переливом звук, и мы довольно шустро покатились в сторону сиреневого, на фоне заката, остроконечного силуэта Старого города.

А у “Ципруса” был, что называется, самый сбор. На узком тротуаре, под колонадой, да и на ступеньках самого кинотеатра тусовалась целая толпа волосатого и разноцветного пипла, уже издалека слышалась разноязыкая речь, пахло табаком, травой и вином, через запотелую витрину кафешки было видно, что и внутри тоже битком. Поздоровавшись с некоторыми хорошо или не очень знакомыми снаружи, узнав заодно, что двухметрового Эдика забирают а армию, а Сэм опять то ли женился, то ли развёлся, я стал протискиваться внутрь, в надежде, что Майк с Кунингасом всё ещё тут, и мне не придётся, если они свалили куда на вечерок, коротать остаток вечера в пивбаре, откуда видны окна кунингасова флэта, зато в компании матросов и спившихся докеров таллинского порта, которые и были завсегдатаями этого заведения. Но все оказались на местах: видимо Сайс, который восседал у подковообразной стойки в окружении Майка и Куни, достаточно щедро отблагодарил Майка, а заодно и Кунингаса за доставку дефицитного аппарата – все трое, хоть и сидели над чашечками с кофе, были явно на взводе. Майк, размахивая руками, причём, постоянно цепляя окружающих, а потому непрерывно ещё и расшаркиваясь перед задетыми, пытался доказать остальным какую-то новость из московской действительности, на что те не соглашались ни в какую, упорно мотая головами, подмигивая друг другу заговорщицки и качая пальцами перед Майковским фейсом – не надо лечить, дескать, знаем мы вас, сами, дескать, леченые, а такого быть не может никогда.

Оказывается, они, среди всеобщей толкотни, умудрились сохранить для меня табурет у стойки, занятый, пока я отсутствовал, сумкой, как я понял, с ужасно вкусными эстонскими горячительными напитками, поэтому появлению моему обрадовались несказанно, а Майк сразу попытался сделать меня решающим свидетелем в их жарком их споре.

Мы протолкались сквозь тусовку, по дороге успевая здороваться и раскланиваться, и выбрались на свежий воздух. Решили пойти, неторопясь, через Виру, на Ратушную площадь, потом через “Каролину”, где тоже можно было с кем-либо расшаркаться, на горку. Там, на приютившихся в кустах лавочках, с видом на Костёл и теннисные корты, можно было продолжить наш дружеский пикник, благо в сумке всё ещё отчётливо звякало.

На Ратушной Сайс повстречал неких знакомых, но уже нетрезвых фиников, достаточно долго или они уговаривали нас пойти с ними куда-то бухать, либо набивались к нам в собутыльники, но, в итоге, благодарный Сайс приобрёл у них для Майка за батёл ликёра вполне приличную джинсовую куртку и мы разошлись восвояси, все очень довольные – финики обрели вкуснейший ликёр за копеечную, по их понятиям, куртку, Майк был счастлив обновкой, которая в Москве стоила бы ему страшные деньги, Сайс, радостный, что доставил всем столько удовольствия, заскочил в ближайший ресторан и вынес оттуда две батлы того же ликёра, чтоб восполнить потерю, а Кунингас просто балдел, от того, что всё так здорово, что вечер только начался, а всем уже так хорошо.

Впрочем и он попытался внести свою лепту во всеобщее удовольствие: около “Каролины”, бара, где тоже обретался таллинский тусняк, Куня попытался присоединить к нашей компании стайку белобрысеньких герлиц, но они рады были бы идти с нами сразу к Шурику на флэт “слушать музыку, и прочее”, а нам хотелось на горку, дышать вечерним воздухом и любоваться панорамой города, на что те не соглашались, уверяя, что уже холодно и поздно. Поэтому, договорившись, на всякий случай, что подружки эти может быть и заглянут у Кунингасу попозже, мы отправились, извилистыми аллеями, среди которых уже много лет подряд пугал людей изваянный Кингисепп, вождь эстонского пролетариата, на невысоком постаменте, а, потому, словно, настоящий. Он ещё и руку правую держал чуть вперёд, словно желая поздороваться, и огромное число жутких легенд ходило про то, что происходило с пожавшими руку этого “каменного гостя”.

Интересно, что Таллин, вернее средневековый его центр весь наполнен, как и положено, легендами о призраках, тайных ходах и кладах, но самой леденящей мистикой оказались окружены памятники последнего времени, скорее всего, думалось мне, оттого, что поставлены они все были в на редкость неподходящих, а потому, наверное, озадачивающих местах – вроде этого Кингисеппа в кустах. Или на самой верхотуре крепости, на краю высоченного бастиона, откуда открывается захватывающая восторгом дух панорама, прямо посередине торчит угрюмая каменюка, сообщающая, как плохо было лететь отсюда вниз членам какого-то реввоенсовета, причем, не очень-то и давно, и дело их, учтите, ещё живо…

Мы рисковать, конечно, не стали, а протопали всю горку насквозь, где над самым обрывом, с видом на часть крепостной стены и огромный Костёл, вся окружённая густыми зарослями сирени, стояла наша заветная лавочка, навевающая враз и массу самых сладостных, вплоть до интимных, воспоминаний, и предвкушение надёжного спокойствия дружеской вечеринки.

Майк с Сайсом всё обсуждали проблемы интеграции советской экономики в мировой рынок, давно уйдя уже от несчастной “Пепси-Колы”, через производство лицензионных грампластинок к изготовлению отечественных джинсовых прикидов, которые, согласно советскому ГОСТу никак не могли пилиться как следует. А я, пользуясь моментом, утащил Кунингаса на другой край скамейки и задал ему вопрос, который вертелся у меня на языке весь вечер:

 

Продолжение следует… | Назад

Hosted by uCoz