Их было там человек восемь - очень забавно было наблюдать, когда мы вошли в дом, как из разных углов начали выползать всклокоченные волосатые рожицы, с любопытством нас разглядывая никак не разлипающимися после сна глазами. Один от природы невозмутимый Лёлик, казалось, воспринял наше появление как нечто само собой разумеющееся.

• Чуда дрыхнет ещё у себя, - кивнул он, потягиваясь, на перегородку за печкой, - вчера засиделись на нашем бугорке чуть не до рассвета опять… Вишь, сколько народу-то подвалило. Весело живём. Только Пашеку, жаль, домой проводили недавно... Ща, чаёвничать бум…
• Я сам её подниму, - сказал Старки, - готовь чай, мы к вам ненадолго совсем.

Вернулся Лёлик с большим чайником и поставил его на электроплиту, а следом появились из-за стенки Старки с Вийве. Наверное, он ей уже всё рассказал, так как она, едва поздоровавшись со мной, сумрачно-деловито стала собирать в котомку какие-то пожитки, попутно давая девицам некие ценные указания.

Когда чай был готов, и все уселись за стол, Старки вывалил на середину его целую гору знакомых рогаликов - я даже не заметил, как он успел затариться ими в Тарту. Народ сразу повеселел, все что-то забубнили, но Вийве, быстро перекусив, сразу повернулась к нам:

• Ну что, уже едем?

Пришлось быстренько распрощаться с народом, который видимо был, в какой-то мере, осведомлён о цели нашей поездки, поэтому не особо и выражал свои эмоции, немного напоминая целую тусовку Штирлицев или Сусаниных. Все они вышли нас проводить за ворота и махали руками вслед, пока наша машина не скрылась за кустами, обрамляющими большую поляну перед хутором.

Я, на сей раз, разместился на заднем сидении, где вскоре и задремал, положив под голову котомку Вийве, убаюканный их разговором на эстонском. Старки, насколько я догадался, рассказывал ей об отъезде её отца и о том, как им теперь быть дальше. Голос его был ровным, без интонаций. Вийве сначала прерывала его короткими вопросами, но потом остался только его нескончаемый монолог, под который я окончательно уснул.

Затем был Новгород, где мы пили кофе, а Старки бегал куда-то звонить. Я пытался, тем временем, разузнать у Вийве о нынешней тусовке на хуторе, о Псалтири, но она была явно погружена в предстоящие ей перемены, отвечала невпопад, и пришлось от неё отцепиться. Вернулся Старки, и мы продолжили путь. Тем более, что питерская трасса, по которой мы мчались в сторону Москвы, позволяла это делать быстро - слушая музычку и не размениваясь на болтовню. Я, честно говоря, знал на ней все перекрёстки, заправки и продмаги, поэтому предпочёл опять растянуться на диване и предаваться разным, чаще совершенно бессмысленным размышлениям…

А бессмысленными они были по одной только причине - я понятия не имел, куда я еду и зачем. То есть, конечно, я знал, что мне придётся вписываться опять к археологам и коротать среди них время, пока вся эта история не утихнет, но как оно всё сложится - для меня это было и неизвестно, и безразлично. И безразличие это даже приятно щекотало воображение. Устроится всё как-нибудь…

В голову начали лезть отрешённо-возвышенные строки разных восточных мудрецов и поэтов о бренности всего сущего, но на этом я опять, наверное, уснул, так как проснулся оттого, что машина стояла на месте. А когда я, приподнявшись, выглянул в окно, то увидел, что это уже Химки - почти Москва. Старки за рулём не было, Вийве дрыхла, свернувшись калачиком, на переднем сидении. Мы стояли у небольшого сквера, невдалеке виднелся знакомый микрорайон. Вечерело. Я выбрался наружу, земля под ногами от долгой езды слегка покачивалась и коленки дрожали. Пришлось сесть на ближайшую скамейку и закурить.

Интересно, подумалось мне, мы объедем Москву по кольцевой или проскочим насквозь? Судя по объяснениям Старки нам лучше бы там и вовсе не показываться - а получается, что подъехали так близко, что уже всё равно какой стрём - на кольцевой ментов ничуть не меньше, чем в городе, а "Мерседес" с эстонскими номерами, как ни крути, а виден за версту…

Тут я увидел Старки - он не торопясь шёл в нашу сторону от ближайших домов. Вот сейчас всё и прояснится, - решил я и успокоился. Действительно, Старки сел со мной на лавочку и деловито, без предисловий, словно читая инструкцию, начал:

• Так, ты сейчас садишься на автобус и едешь до метро. Там добираешься до станции "Сокол". Рядом с метро, если смотреть в сторону центра, есть кафе. Жди нас там, мы подъедем чуть позже. Понятно?
• Конечно, но…
• Надо сделать так, - перебил меня он, - мы не очень задержимся. Ясно?
• Ясно, - отрапортовал я, - я пошёл.

Но тут в кафе зашли трое милиционеров и прямиком направились к моему столику.

• Ваши документы, пожалуйста!
• Пожалуйста, - я протянул паспорт, всё ещё надеясь на лучшее, - а в чём дело?
• Вам придётся пройти с нами, - козырнул старший, - тут рядом.
• Но… Понимаете…
• Надеюсь, нам не придётся применить силу?

Пришлось подчиниться. Я проследовал за ними в отделение, оказавшееся прямо за станцией метро, и сел в дежурной части на указанное мне место, всё ещё веря, что вот сейчас откроется дверь, войдёт всемогущий Старки, и наше путешествие продолжится. Я сидел так часа три, после чего дверь, действительно, открылась, вошли люди в белых халатах, о чём-то пошушукались с хозяевами заведения, потом погрузили меня в машину с красным крестом и отвезли прямо в дурдом. Психиатрическую лечебницу №1 им. Кащенко. Где я и провалялся, без каких-либо объяснений причин, около полугода. Подробности этого периода моего существования я вспоминать категорически не желаю. Скажу только, что вышел я оттуда зимой, весьма пополневший, слегка заторможенный, но в полном недоумении, и абсолютном неведении дальнейшей судьбы Вийве и Старки, но, зато, с огромным подозрением относительно одного из этих двоих людей. Вот так, Арво. Такие вот дела.