Глава Восьмая.
Ночная дорога хорошо умеет скрадывать время, расстояние и настроение тоже. До самого Тарту у нас в машине играла музыка, а мы оба делали вид, что просто поглощены её звуками. Прихлопывали в такт - я по коленям, а Старки по рулю, нестройно подпевали, если слова оказывались знакомыми, и когда кассета заканчивалась, торопливо ставили следующую, вновь и вновь пытаясь пропитаться насквозь ритмом и гармонией музыки, соединяя их воедино с беспощадным ритмом и гармонией скорости ночной трассы.
В безлюдном ночном Тарту Старки неожиданно свернул в тёмные закоулки центра города, и почти сразу мы оказались перед работающим круглосуточно "кохвиком". Внутри было сильно накурено, сладко пахло крепкими ликёрами, но народу было немного. Из-за стойки вполголоса пел по эстонски Георг Отс, несколько компаний сидели по углам спинами к окружающим, на нас никто не обратил никакого внимания. Мы взяли кофе, рогалики и уселись за свободный столик. Мне дико хотелось разговаривать, хотелось чтобы рассудительный Старки буквально несколькими фразами погасил во мне это нестерпимое желание говорить. Так как я понятия не имел, даже не с чего начать разговор, а о чём вообще можно говорить в такой ситуации. Чем-то всё это напоминало бегство с поминок, когда собравшаяся родня начинала уже делить имущество ушедшего - тогда точно так же, в каком-нибудь укромном уголке, страстно хотелось или без умолку болтать ниочём, или на грани терпения молчать обо всём сразу. Я, может быть, и сумел бы хоть как-то разрядить эту ситуацию, если бы мы не спешили, прямым ходом, созидать ещё одну, точно такую же; не говоря уж о прочих, сопутствующих всем этим историям, обстоятельствах. Всё вместе это, что больше
всего и выбивало из колеи, складывалось в некую абсолютно непреодолимую силу, несущую нас сквозь ночь неведомо куда и зачем…Старки, тем временем, деловито покончил с перекусом, утёр щетину салфеткой, и вопросительно смотрел на меня. Пришлось быстренько заткнуть в пасть оставшееся, кивнуть, и проследовать вслед за ним обратно в автомобиль. Мы выкатились на трассу и поехали дальше. Музыку, правда, не включали ещё, а поэтому я даже вздрогнул, когда Старки вдруг спросил меня, не отрывая взгляда от дороги:
Здрасте! Вот никогда бы не поверил, что Старки не знает досконально, о чём я думаю. И наверняка даже гораздо лучше может это сформулировать. И проще тоже. Однако, упускать возможность разговора было просто нельзя. Поэтому я ляпнул первое, что оказалось на языке:
На том и порешили. Потому как пришлось опять включать музыку и молча растворяться в упорядоченной стихии ночной скорости. Время, пространство, и всё с ними связанное, опять отошло на второй план, давая предусмотренную самим естеством ночную передышку всем страстям, коим ближе день.
Развилка с трассой Новгород - Рига, где мы повернули налево, чуток приободрила нас хотя бы языковой переменой на дорожных указателях, а окраины Пскова встретили нас уже медленным серым рассветом, который потом заиграл вдруг солнцем на макушках сосен, пока мы пробирались по бугристому шоссе вдоль сокрытого туманом озера. Когда мы крадучись миновали Заходы, окончательно рассвело. Но даже в лучах восходящего солнца Лёликов хутор, представший пред нами при выезде на поляну из кустов, был так безмятежно тих, что Старки невольно совсем сбросил газ, и мы бесшумно подкатились к самым его воротам.
Мы вышли из машины, и даже застыли на мгновение, поражённые тихим покоем, царившим вокруг. Озеро, деревья, трава, воздух - были пропитаны неимоверно благостной тишиной, центром и оплотом которой возвышался перед нами дом за крепкими, плотно закрытыми воротами. Мы стояли перед ними, не решаясь ничем нарушить идиллию.
Но тут где-то в глубине двора хлопнула дверь сортира, послышались шаркающие шаги, и заспанный Лёликов голос гулко прокричал внутрь дома: "Пипл, подъем, к нам приехали!"
С добрым утром, дорогие товарищи, - подумалось мне.