Глава Двадцать Шестая.

Дорога. Вот оно, новое волшебное слово призванное определить все мои последующие мысли и дела. И на этот раз, хочется верить, надолго. Потому что призвано оно было не из туманных глубин моего собственного, совершенно непредсказуемого, подсознания, так часто ставившего меня в тупик, а прямо сказано мне, даже не успевшему спросить ни о чем подобном, уже в последние моменты нашей встречи, самим старцем Александром:

Так же неожиданно для всех нас, поднявшихся по травянистому склону, под предводительством демонстративно молчаливого и исполненного таким великим смирением, что оно аж трещало по швам от распиравшей его изнутри гордыни, Кучмана, к келье отца Александра, он сам появился пред нами, тепло поприветствовал всех, молча усадил в кружок под сенью раскидистого дерева, растущего у порога, и, без каких-либо предисловий, начал совершенно удивительный разговор:

Отец Александр протянул руку к Вийве. Она немедленно вскочила, достала из кармана джинсов тамгу и отдала её старцу. Все придвинулись ближе, глядя как лежит на высохшей ладошке отшельника покрытая медной патиной тамга со свастикой. Старец некоторое время молча смотрел на неё, а потом вдруг… рассмеялся. Его старческий, негромкий, но необыкновенно чистый смех словно хрустальными колокольцами отдавался среди леса и скал, окружавших келию, вибрировал, казалось, у каждого внутри, где-то в районе солнечного сплетения, и был настолько заразительным, что вслед за ним сначала робко захихикали, а потом и засмеялись так же чисто и откровенно весело все сидящие на поляне. И Старки, и Арво, и Вийве, и Лёлик, и Пашека, и я, и даже преисполенный высотой своего долга Кучман – радостно хохотали, всем нутром чувствуя момент долгожданной истины, приветствуя миг общего освобождения от смури, словно сковывавшей до сего наши измученные собственными заморочками души.

Широко размахнувшись, он изо всех сих зашвырнул её куда-то вниз по склону, в сторону нависшего над ручейком каменистого обрыва. Там, невидимо отсюда, только тихо звякнуло о валуны, булькнуло, и наступила тишина. Арво, довольно потирая руки, повернулся к остальным и, театрально раскланявшись, красиво колыхнув при этом хайром и бахромой своего навороченного прикида, сообщил:

 

Конец Третьей Части.

Продолжение следует | Назад

Hosted by uCoz