Глава Первая.

Сначала появилась макушка черепа. Гладкая, светло-палевая, она скоро так заблестела на утреннем солнышке, что блики радостно запрыгали, как бы приветствуя хозяина, по гладко стёсанным краям могилы. Затем, постепенно, стали проступать черты его лица: низкий до невозможности лоб, мощные надбровные дуги, обширные глазницы, выразительная переносица с горбинкой, намекающая на имевшийся когда-то орлиный шнобель, и, наконец, челюсти, забитые до отказа ровными, как на подбор, могучими белоснежными зубами. Завершал портрет непоколебимый, далеко выступающий вперёд подбородок, придавший ему окончательно угрюмо-задиристое выражение. Остальной скелет, представший небу вслед за головой, только подтвердил самые мрачные подозрения: невысокого роста, с развитой грудной клеткой, часть рёбер которой несли на себе следы давно сросшихся переломов, узкий таз, и непропорционально короткие, в сравнении с крепкими ручищами, ноги, одна из которых была заметно короче другой. Зрелище это вскоре дополнил огромный прямой меч, длинной почти с его владельца.

Я отложил скальпель и кисточку в сторону, аккуратно отполз в самый угол могильной ямы, стараясь не попортить хорошо сохранившуюся погребальную подстилку, достал из кармана шорт сигареты, и закурил, любуясь на свою работу.

Костяк лежал на спине, с вытянутыми ногами, чуть повернув лицо к богато украшенной глиняной курильнице, заботливо поставленной у изголовья безутешными жёнами, кунаками и абреками. Здоровенный бронзовый наконечник стрелы, застрявший между рёбер у самого позвоночника, наглядно объяснял причину нахождения в земле столь когда-то цветущего мужика, сохранившего, таким образом, нерастраченную мощь своего остова для пополнения научного материала науки всех наук - советской, стало быть, археологии.

Нам такого запаса жизненных сил уже видать, даже если прикинуть, что этот вояка был приблизительно моим ровесником - и ритм жизни не тот, и пища другая, и с экологией проблемы… Разве что общий способ расслабиться давал нам надежду сохранить себя от неисчислимых напастей своего века (мой взгляд опять упал на курильницу), но всё равно таким свеженьким меня никто никогда уже не отроет. Да и нужды в этом, как уверяют учёные мужи-начальники, ни у кого, даже в самом отдалённом будущем, не возникнет - столько мы про себя всякого потомкам понаписали, понаваяли, да понастроили, что кроме надоедливой скуки наш век у них вызвать ничего и не сможет. Никакого когда-нибудь ценного антиквариата, боюсь, при мне тоже не окажется, чтобы заинтересовать грядущих гробокопателей. И, в конце концов, доподлинно неизвестно ещё, будет ли оно само, это захоронение.

Солнце ещё не очень пекло мне голову, даже пить не хотелось, несмотря на вчерашние ежевечерние посиделки над трехлитровой банкой замечательного сухача с ближайшего хутора. До обеда тоже было далеко, но браться за какое-нибудь новое могильное пятно, в изобилии оставленное после себя проехавшим по кургану скрепером, не хотелось. План, установленный начальником - два костяка в день - я, получается, уже выполнял с опережением, но и выползать из-под земли на свет Божий не стоило, дабы не навлечь на себя нареканий в безделии. Оставалось только сидеть себе тихонечко в углу ямы и лениво философствовать, глядя на далёкого своего предшественника. Интересно, как всё-таки жил он. Оставил ли после себя семью и потомство, или одиноким странником проскакал он через родные степи? Хотя, наверное, в те времена одно другому и не мешало, как это стало теперь: семья - семьёй, а мужик - вскочил на горячего скакуна - и был таков. Охота ли, походы ли боевые, или просто надоел бабий гвалт - дикое поле в любой момент могло подарить ему тишину и уединение. А может он рождал такие ассоциации просто потому, что познакомиться нам довелось вот так, в тишине и тет-а-тет, и на самом деле этот хромой крепыш был душой своего рода-племени, всю свою недолгую жизнь провёл в центре событий его, плотно окружённый многочисленной роднёй, постоянно отстаивая в жарких и, судя по застарелым ранам, многочисленных схватках с соседями своё место под степным солнцем, непрестанно расширяя пространство своих жизненных интересов для многочисленного потомства, ради которого и жил, быть может, он на земле? Не исключен и такой вариант - с самого детства, как только годы позволили сесть на коня, шлялся мой визави по бескрайним просторам в весёлой да дружной компании таких же головорезов, обижая любого встречного, размахивая направо и налево своей здоровенной железякой, и рассматривая весь женский род как военную добычу, щедро снабжая ею своих вождей, не забывая при этом, конечно же, и себя.

Тут замысловатый ход моих рассуждений был прерван появлением из-за насыпанного утром отвала двух моих соратников по многотрудной ниве Кубанской Археологической Экспедиции - Ника и Ивана, юных московских лоботрясов, с самого начала полевого сезона прибившихся к нашему отряду. Они дорабатывали свои последние дни, так как после ближайшей получки собирались рассчитаться и свалить дальше куда глаза глядят.

Я привстал и посмотрел в ту же сторону. Действительно, вдоль оросительного канала в нашу сторону шла моя новая подружка Алёна. Увидев, что мы её разглядели она помахала нам букетиком полевых цветов и прибавила шагу.

Из-за другого отвала появился начальник нашего отряда Шурик, посмотрел туда же, и озабоченно покачал головой:

Алёна, тем временем, вприпрыжку приблизилась к нашей компании, сыпанув с разгону мне на свежезачищенное погребение с полведра земли.

Продолжение следует | Назад.

Hosted by uCoz