(Опыт исследования известного литературного произведения с необычной точки зрения).

Анализ сказки начнём с того, что рассмотрим множество персонажей, структуру этого множества и изменение её в ходе развития сюжета.

Сюжет построен вокруг конфликта двух чётко разделённых сторон. С одной стороны – единственный персонаж: Паук. С другой – все остальные, назовём их: “собрание гостей”. Это “собрание гостей” разбивается на две группы. В первую включаются персонажи – одиночные особи. Их имена пишутся в тексте с большой буквы, и поэтому можно сказать, что эти персонажи имеют собственные имена. Вот первая группа персонажей:

Итого семь персонажей в 1-ой группе.

Во вторую группу включаются персонажи – совокупности однородных существ. Названия этих персонажей имеют грамматическую форму множественного числа, но действуют они так же как единичные особи. Их имена – пишутся с маленькой буквы. Вот эта вторая группа:

Итого десять персонажей во 2-ой группе.

Итак, мы видим, что “собрание гостей” имеет семь, скажем так, “голов”, снабженных собственными именами; а остальных персонажей не больше и не меньше, а – ровно десять.

Теперь, для осмысления этой структуры, мы предлагаем несколько цитат:

…И другое знамение явилось на небе: вот большой красный дракон с семью головами и десятью рогами (…), великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною (Откр, 12: 3-9).

Вернемся опять к сказке Чуковского. Рассмотрим более подробно действия персонажей “семёрки” в ходе развития конфликта.

“Семёрка”, а вместе с ней и всё “собрание гостей”, имеет председателя – Муху. Её мы и интерпретируем, как “жену, сидящую на звере с семью головами и десятью рогами”. Кто из всего “собрания гостей”, из всей семёрки, терпит явный ущерб в конфликте? Это – Муха, единственный “пострадавший” персонаж. И вот, для сравнения, цитата, в которой говорится о звере, выходящем из моря:

…И видел я, что одна из голов его как бы смертельно была ранена, но эта смертельная рана исцелела (Откр, 13:3).

И действительно, Муха “как бы” получает смертельную рану, потому что вскоре уже весело пляшет с Комаром.

Далее. Сказка делится на три части. Первая – строки 1-28, вторая – строки 29-68, третья – строки с 69 и до конца. Как располагаются персонажи “семёрки” во второй части, в которой главным действующим персонажем является Паук? Располагаются они следующим образом: Муха – действующее лицо, Комар – ещё не появился. Остальные пятеро – “испугалися, разбежалися”. И вот, для сравнения, цитата:

И ещё: “гости” собираются в первой части сказки, разбегаются во второй, и вновь собираются в третьей.

Теперь посчитаем число строк второй части сказки, где главным действующим лицом является Паук. Это число – 40, число явно не случайное, напротив того: имеющее вполне определенное – сакральное – значение.

Число 40 встречается в Священном Писании во многих местах, и вот, например:

1600 = 40 Х 40 стадий – символ меры Божия гнева на нераскаянных грешников в день Страшного Суда (Откр, 14:20).

Везде в указанных местах числом 40 измеряется срок наказания Божия за грех, или же – искупление такового наказания.

Ещё одно знаменательное число. От строки: “Слава, слава Комару – победителю!” и до конца стихотворения - ровно сорок две строки.

…И дана ему (имеется в виду – зверю, выходящему из моря) власть действовать сорок два месяца (Откр, 13:5).

Нужно отметить, что число строк есть внутренняя инварианта стихотворного произведения, то есть оно не зависит от типографского набора, но закладывается автором как элемент художественной формы. И даже если при издании будет изменена разбивка текста на строки, то, всё равно, оно угадывается по размеру стихотворения.

Обратившись к Апокалипсису, мы находим там следующие слова:

…И он собрал их на место, называемое по-еврейски Армагеддон (Откр, 16:16).

“Он” – это и Дракон, и зверь, и лже-пророк зверя одновременно. “Их” – то есть, царей земных. Зачем же зверь собрал туда этих царей?

…чтобы собрать их на брань в оный великий день Бога Вседержителя (Откр, 16:14).

Но нас интересует, что же означает слово “Армагеддон”? Вот толкование Святого Андрея Кесарийского (глава 51):

Здесь нужно сделать некоторые объяснения, относящиеся к методологии. В задачу нашего исследования входит только отчёт о замеченных фактах, так сказать, протокол наблюдения. Мы демонстрируем найденную закономерность на примерах простых сравнений типа: “здесь так, а там – вот эдак”. Эти сравнения мы снабжаем только теми примечаниями, какие необходимы для понимания, что же, собственно, сравнивается. А вот от толкования демонстрируемой закономерности мы стараемся воздерживаться, и – по трём причинам:

1. не дерзаем толковать Священное Писание.
2. опасаемся вникать в “глубины сатанинские”.
3. стремимся свести к минимуму субъективность.

Поэтому, сделать выводы из изложенного – предоставляется рассуждению читателя.

Итак, продолжим исследование “собрания гостей” К. Чуковского. Достоин особого внимания выбор насекомых для положительных персонажей сказки.

Здесь необходимо обратиться к контексту, чтобы понять, о какой именно мухе, и о какой пчеле идёт речь – см. Исаия, 7:18.

2. Комар, Клоп, а вместе с ними и блохи – это кровососущие паразиты. Хороши положительные герои Корнея Ивановича!

3. Пчела, как единичная особь, а не как улей, – это вовсе не источник мёда, это – жалящее насекомое.

5. Кузнечик. Кузнечик – это саранча. (О кузнечике особый разговор будет далее).

6. Муравей. Здесь, вроде бы, не к чему придраться: 100%-положительное насекомое, но вот ведь как ведёт себя персонаж, именуемый этим достойным названием –

Итак, вся “семёрка” и большинство прочих гостей имеют названия насекомых враждебных человеку. И это – положительные герои!

В то же время, врага представляет Паук – животное безвредное для человека и даже полезное, так как истребляет всякую нечисть, вроде “положительных” героев Чуковского. Каким бы грозным не был паук, например ядовитый каракурт, он никогда не нападает первым на человека, в отличие от мух (слепней, оводов), комаров, клопов, и так далее.

Замечание: выбор “энтомологических” имён для героев жёстко детерминирует имя “врага” – Паук, так как это единственный общеизвестный хищник в мире насекомых (хотя паук – не насекомое, а животное другого класса, паукообразных). В мире зверей, в мире птиц или рыб гораздо более широкий выбор хищников. Тем самым, “враг” вместе с именем паука принимает также и те специфические атрибуты, о которых мы будем говорить позже.

Теперь будем анализировать образы главных героев сказки по отдельности, и начнём с Мухи. Её мы интерпретировали, как “жену, сидящую на звере багряном”. В той же 17-ой главе Апокалипсиса она именуется также:

…великая блудница, сидящая на водах многих (Откр, 17:1),

…Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным (Откр, 17:5).

Оба эти определения, оказывается, вполне приложимы к Мухе: она “сидит на водах многих”, то есть – организует чаепитие; она – “мать блудницам”, – здесь вспомним поведение Муравья в финале сказки. А если мы соберём из разных мест Священного Писания всё, что говорится о Вавилоне, то интерпретация Мухи как “вавилонской блудницы” станет очень яркой и рельефной.

Здесь хотелось бы привести несколько строк из Притчей Соломоновых, из 9-й главы, с 13-го по 17-й стихи:

Итак, являясь обладателем “самовара”, Муха “поит чаем” своих гостей, причём весьма изобильно. И вот, цитата для сравнения:

…жена (…) держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства её, и вином её блудодеяния упивались живущие на земле" (Откр, 17:2-4).

Обратим внимание, что в слове “самовар” отражено название той страсти, которая пышно процветает в “собрании гостей”. Это самость, то есть себялюбие в сочетании с гордостью, проявляющаяся в “якании” Мухи и Комара и, пожалуй, ярче всего себялюбие проявляется в том трусливом предательстве, каким “отблагодарили” Муху её гости.

Ты говорила в сердце твоём: я, и никто кроме меня …(Исаия, 47:10).

Далее. Угощениям, предлагаемым Мухой, автор даёт названия продуктов приятных и вполне благоприличных (чай, молоко, крендель и варение). Как же сравнивать их с угощением “великой блудницы”, называемым “мерзость и нечистота блудодейства”? Ну, о том, как ведёт себя Муравей после Мухиного угощения, уже было сказано – прелюбодейство. Теперь обратим внимание на крендели:

Эти букашки получили по три кренделя. Вспомним, как выглядит хлебобулочное изделие, называемое крендель.

Комментарии, как говорится, излишни. Вот такое угощение.

Далее, обратим внимание на эпитет, с которым Муха появляется на страницах сказки. Этот эпитет – “позолоченное брюхо”. Причём, он усилен восклицательным знаком вместо грамматически обоснованной запятой. И ещё:

В дар, очевидно, подносят то, что нравится одариваемому.

Кроме этого, Муха характеризуется как способная финансистка:

Первейшее действие Мухи по сюжету – овладение финансовой властью (“денежку нашла”), и приобретение самовара, то есть, того инструмента, посредством коего будет собрано “собрание гостей”.

Нужно иметь особое чутьё на деньги, чтобы найти их посреди поля. Найти где-нибудь на улице, например или на дворе – просто, но вот посреди поля – это как-то уж больно мудрено. Но здесь “поле” имеет иносказательное, приточное значение. Во всемирной традиции жанра притчи, как общеупотребительное, оно символизирует мiр, в смысле – вселенная. (Поле есть мiр, – по слову Самого Иисуса Христа, Мф,13:38). И при таком толковании получается:

“Великая блудница” (Муха), в “мiру” (в поле), находит средство для приобретения власти – финансы (денежка) – над народами (гостями). Способ получения этой власти – совращение людей, раз-жжение в душах их страсти самоугодия (угощение чаем из самовара).

Итак, основные характерные черты Мухи – златолюбие и торгашество. И вот для сравнения цитаты, содержащие описание Вавилонской блудницы:

…И жена облечена была в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом… (Откр, 14:4).

…сколько славилась она и роскошествовала …(Откр, 18:7).

…И купцы земные восплачут и возрыдают о ней, потому что товаров их никто уже не покупает (Откр, 18:11).

…И купцы земные разбогатели от великой роскоши её (Откр, 18:3).

…с которыми ты трудилась, с которыми вела торговлю от юности твоей (Исаия, 47:15).

…торговавшие всем сим, обогатившиеся от неё… (Откр, 18:15).

Замечание: золото есть символ не только и не столько богатства, но – славы, и потому, в приточном прочтении, получается: “позолоченное брюхо” = прославленное плотоугодие.

И вот ещё обширное детальное сравнение второй части сказки с описанием падения Вавилона, собранным из различных Книг Библии:

…Я расставил сети для тебя, и ты пойман, Вавилон, не предвидя того; ты найден и схвачен, потому что восстал против Господа (Иер, 50:24), и далее:

Между повествованием о гибели Мухи, погибающей от зубов Паука, и повествованием о гибели Вавилона, который разоряют 10-ть рогов зверя, нет противоречия. В Апокалипсисе сказано так:

С другой стороны, “собрание гостей” действительно возненавидело “хозяйку”, предательски бросив её на разорение и погибель, и отказавшись воевать за неё: “Не желают воевать”, – “Пропадай, погибай, Именинница!”.

Теперь рассмотрим предмет, имеющий очень большое значение для понимания сказки. Это имя главной героини, Мухи. Относительно его сделаем четыре замечания:

1. Одно из имён диавола есть “мушиный князь” или же “повелитель Мух”. Средневековой демонологии оно было хорошо известно, до нашего же времени отголоском дошло в литературных произведениях, например: “Фауст” Гёте, “Мухи” Ж.П.Сартра, или же “Повелитель Мух” Голдинга.

2. Муха величается “именинницей”. То, что не бросается в глаза с первого взгляда, становится заметным при более тщательном анализе, а именно – вопиющая несообразность такого эпитета.

Ну, во-первых, причина чаепития чисто случайна – “Муха денежку нашла”, в то время как именины суть событие, ясно определённое во времени, и от того – закономерное.

Во-вторых, сюжет завершается свадьбой, и, по логике вещей, уместно было бы закончить сказку традиционным многолетием жениху и невесте, однако же сказка заканчивается ещё одним упоминанием об именинах. В-третьих, именины – это религиозный праздник, а сказка написана когда? – в годы гонения на религию, причём “очень советским” автором. А в те годы цензура не выпустила бы в печать никаких именин, но потребовала бы заменить их, например, на “день рождения”. В-четвертых, упоминание об именинах вообще никак не привязано к сюжету или форме стиха (разве что, маловажная рифма в строках 52-54).

Итак, чем же обосновано троекратное упоминание об именинах, которым придаётся столь важное значение, что автор расположил эти упоминания в кульминационных пунктах каждой из трёх частей сказки? Это обоснование, отсутствующее в самой сказке, находится вне её. Чтобы продемонстрировать его, приведём для сравнения несколько цитат:

…И на челе её (то есть великой блудницы, сидящей на звере багряном) написано имя: тайна, Вавилон великий, Мать блудницам и мерзостям земным (Откр, 17:5).

…И сказали они: построим себе город и башню высотой до небес; и сделаем себе имя, прежде, нежели рассеемся по лицу земли (Быт, 11:4).

(Это из рассказа о вавилонском столпотворении).

4. Обратим внимание, на каких строках располагается имя "Муха". Это строки 1-я, ещё раз 1-я, потом последовательно 3, 4, 5, 15, 17, 21, 23, 31, 62, 65, 79, 100, 112 и 127-я строки. Если сложить эти числа, то получившаяся сумма приоткроет нам тайну чуковской Мухи, потому что в сумме эти номера составляют шестьсот шестьдесят шесть (Откр. 13:18)!

На этом закончим исследование образа Мухи и перейдём к Комару.

В “собрании гостей” Комар становится царём, заместив председателя, Муху. В отличие от председателя, царь Комар есть персонификация, лицо собрания, и потому он несёт атрибуты принадлежащие собранию в целом. Вследствие этого, интерпретация образа Комара есть продолжение интерпретации “собрания гостей” как апокалипсического зверя. Выражаясь словами советского поэта: “Мы говорим – Ленин, подразумеваем - партия, мы говорим – партия, подразумеваем – Ленин”.

Итак, Комар – это антихрист как историческое лицо. Вот первое появление Комара на страницах сказки:

“Вдруг откуда-то летит”.

…И увидел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами (Откр, 13:1).

Комар появляется с эпитетом – “маленький”, и этот эпитет употреблён дважды, как бы подчёркивая малость, то есть как бы “смирение” Комара при его первом появлении. Но вот какое интересное сравнение:

“Придёт же, всескверный, как тать, в таком образе, чтобы прельстить всех, придёт смиренный, кроткий, ненавистник – как скажет о себе – неправды”. Это “Слово на Пришествие Господне, на скончание мира и на пришествие антихристово” святого Ефрема Сирина.

Вместо “доброго молодца” мы имеем “лихого Комара”.

Ну, и ещё один эпитет Комара – “молодой”, дан ему как противопоставление Пауку, названному “старичком”.

Далее. Вот какое ещё интересное замечание относительно Комара. Он, оказывается, всадник: “И ему на всём скаку голову срубает”. На каком же коне скачет наш Комарик? В сказке об этом ничего не сказано, но вот пророчество об антихристе:

Дальнейшая характеристика Комара:

Тем самым, к Комару естественно приложимо наименование: “светоносный”, то есть, по латыни – Люцифер. И вот, для сравнения, две цитаты:

Ещё одна цитата:

Пояснение: Иуда Искариот, по толкованию Святых Отцов, есть предтеча и один из прообразов антихриста.

Дальше:

“Где убийца, где злодей, не боюсь его когтей!” – восклицает Комарик. Но мы сравниваем это со следующими строками Священного Писания:

Дальше:

“Тут букашки и козявки выползают из-под лавки: “Слава, слава Комару победителю!” –

Как уже было отмечено раньше, от слов “Слава, слава Комару…” и до конца стихотворения ровно 42 строки. Этот период царства Комара (царство “собрания гостей”) имеет длительность той же меры, что и царство апокалиптического зверя:

С точки зрения структуры “собрания гостей”, Комар – один из “семёрки” личных персонажей, а в порядке появления в ходе действия, он – последний (считая всех личных персонажей, включая Паука), то есть – восьмой. По обычаю, предлагаем для сравнения цитату из Апокалипсиса:

Кроме главных персонажей, ещё один, Кузнечик, привлекает внимание особенностями своих атрибутов. А именно:

Притом, что все персонажи, как это вообще бывает в сказках, антропоморфны (человекообразны), то совершенно непонятно, чем же Кузнечик особенно “ну совсем как человечек”? Не тем же, в конце концов, что он “скок, скок, скок, скок”, как лошадь? Поэтому логично объяснить образ Кузнечика, не выходя за рамки сказки, невозможно, но вот для сравнения цитата из Апокалипсиса, и судите сами:

Вот такой Кузнечик.

Теперь рассмотрим и проанализируем заключительную сцену свадьбы Комара и Мухи. Образ брака широко распространен и в сакральной, и в мифологической, и в сказочной литературе. В чём особенность настоящего случая? Здесь брак представлен в виде пляски, причём пляшут также и “молодожёны”. Всё это довольно-таки неприлично с христианской, да и вообще с традиционной точки зрения. К тому же и поведение гостей, а именно – Муравья, придаёт происходящему дополнительно непристойный оттенок: “Вы веселились, вы торжествовали, расхитители наследия Моего; прыгали от радости, как телица на траве, и ржали, как боевые кони” (Иер, 50:11). Как изначально диавол дерзнул уподобиться Богу, так и антихрист будет стремиться уподобиться Христу. Поэтому, брак Комара и Мухи – то есть, антихриста и Вавилона, представляет собой кощунственное противоподобие небесного брака Агнца и святого Иерусалима, по слову Апокалипсиса:

Наступил брак Агнца, и жена Его приготовила себя. И дано было ей облечься в виссон чистый и светлый; виссон же есть праведность Святых. И я, Иоанн, увидел Святый город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с Неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего (Откр, 19:7-8, 21:2).

Теперь рассмотрим, из каких звуков складывается звучание этой кощунственной, “противоподобной” свадьбы.

1.бой барабанов.

2.топот сапогов.

3.бессмысленные выкрики “тара-ра, тара-ра”.

4.а вот осмысленные реплики полностью отсутствуют, как у “жениха” и “невесты”, так и у всех прочих.

Цитата для сравнения:

…И голоса играющих на гуслях и поющих, и играющих на свирелях и трубящих трубами в тебе уже не слышно будет; (…) и свет светильника уже не появится в тебе, и голоса жениха и невесты не будет уже слышно в тебе (Откр, 18:22-23).

…Я вижу, как все люди устремляются в твои зевы, подобно мотылькам, летящим на огонь, чтобы погибнуть в нём (Бхагавад-Гита, 11:23).

Не правда ли, весьма подходящий образ для интерпретации “свадьбы” Комара и Мухи? – Речь в цитированном отрывке идёт о Кришне, который в православном понимании и есть образ самого сатаны.

Далее.

“Муху за руку берёт и к окошечку ведёт: “Я злодея зарубил, я тебя освободил, и теперь, душа-девица, на тебе хочу жениться”.

Здесь “живущие на земле” суть “букашки и козявки”, которые “выползают из-под лавки”. И ещё: “душа-девица” – “вложил дух в образ зверя”. Прямая речь Комара суть то, чтО именно “проглаголала икона зверина”, и это “что” есть декларация о победе и воцарении антихриста.

Слова Комара, адресованные казалось бы Мухе, на самом деле обращены к “букашкам”, потому что, во-первых, он произносит их демонстративно на виду, в окне. Во-вторых, он объясняет, что произошло, а Мухе это и без объяснений известно. В-третьих, вопреки свойственных характеру Комара самоуверенной напористости, он говорит пока только о своём желании, но ещё не о положительном намерении (например, оно могло быть выражено безапелляционно: “и теперь – я на тебе женюсь”). Этим показывается, что Комар как бы ищет свободного согласия на свой брак. И от кого же он ищет этого согласия? От Мухи ли? – Ведь она ничего не отвечает, а отвечают-то как раз – “букашки и козявки”. И как только они отвечают, их согласие тут же оказывается вполне достаточным для заключения брака. Поэтому можно утверждать, что Комар обращается к “букашкам” с целью убедить их дать свободное согласие на его брак с Мухой, каковой ими и даётся: “Слава, слава Комару победителю!” После чего тотчас же начинается свадьба.

…Образ зверя говорил и действовал так, чтоб убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя, и он сделал то, что всем положено, будет начертание на правую руку их, или на чело их (Откр, 13:14-15).

– Смысл же этого начертания как раз и состоит в изъявлении добровольного согласия на подчинение антихристу:

На печати же (то есть, на этом начертании) написано будет следующее: “Я твой есмь”. – “Да, ты мой еси”. – “Волею иду, а не насильно”. – “И я по воле твоей принимаю тебя, а не насильно” (Преп. Нил Мироточивый, “Посмертные вещания”, глава 33).

В заключение нашего исследования, проанализируем черты образа Паука, и его действия. На основании всех предыдущих замечаний, мы устанавливаем интерпретацию образа Паука, как кощунственное изображение Самого Господа Бога.

И вот конкретные детали:

“Вдруг какой-то старичок” – это “Ветхий днями” у прор. Даниила, 7-я гл., 9-й ст.

Дальше: “Паучок”. Паук – единственное животное, имеющее на своём теле знамение креста (имеется в виду паук-крестовик).

"Паучок" (точнее его имя) впервые появляется на тринадцатой строке. А на семьдесят седьмой строке "вдруг" появившийся Комарик убивает его:

"И ему на всём скаку голову срубает!"

Сопоставим отмеченные два числа с двумя знаменательными числами, одно из которых прямо, а другое косвенно, содержатся в следующем отрывке из Евангелия:

Иисус, начиная Своё служение, был лет тридцати, и был, как думали, сын Иосифов, Илиев, Матфатов, …, Сифов, Адамов, Божий. (Лк. 3:23-38)

В этом родословии ровно семьдесят семь имён, начиная от имени "Иисус"(1) и заканчивая именем "Божий"(77), или наоборот, начиная от "Божий"(1) и заканчивая "Иисус"(77).

Дальше:

“Нашу Муху в уголок поволок”.

В какой уголок? –

…Камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла. Всякий, кто упадёт на тот камень, разобьётся; а на кого он упадёт, того раздавит (Лк, 20:17-18).

Дальше:

“А злодей молчит, ухмыляется”.

Здесь обратим внимание, что у Паука – а ведь он один из главных персонажей – нет реплик в сказке. Более того, подчеркивается его молчание. Это вопиющее нарушение правил сказочного жанра. Главное действующее лицо, пусть даже и злодей, обязательно должно говорить. Но здесь молчание Паука приобретает глубокое значение при следующем сравнении:

И ещё:

…И когда обвиняли Его первосвященники и старейшины, Он ничего не отвечал. Тогда говорит Ему Пилат: не слышишь, сколько свидетельствуют против Тебя? И не отвечал ему ни на одно слово, так что правитель весьма дивился (Мф, 27:12-14).

Продолжаем далее:

У паука нет когтей – паук ловит добычу клейкой сетью, поэтому логичнее, притом, с сохранением рифмы и размера стиха, было бы сказать – “не боюсь его сетей”. Когти есть образ скорее из мира зверей, а не из мира насекомых. Но вот цитата для сравнения. В ней речь идёт о серпе, который и открывает загадку “когтей Паука”:

…И взглянул я, и вот светлое облако, и на облаке сидит подобный Сыну Человеческому; на голове его золотой венец, и в руке его острый серп. И вышел другой Ангел из храма, и воскликнул громким голосом к сидящему на облаке: пусти серп твой и пожни, потому что пришло время жатвы, ибо жатва на земле созрела. И поверг сидящий на облаке серп свой на землю, и земля была пожата. – И далее:

…И поверг Ангел серп свой на землю; и обрезал виноград на земле, и бросил великое точило гнева Божия (Откр, 14:14-19).

Далее: основное деяние Паука в сказке – это убийство Мухи. И вот, автор придал сей трагической сцене следующие черты:

1. совершается акт насилия.
2. мучение живой и находящейся в сознании жертвы представляется в виде длительного процесса.
3. применяется острое режущее орудие.
4. насильник действует хладнокровно, наслаждаясь мучениями жертвы.
5. вампиризм: пьётся кровь закалаемой, но ещё живой жертвы.

Угодно Святому Духу и нам не возлагать на вас никакого бремени более, кроме сего необходимого: воздерживаться от идоложертвенного и крови, и удавленины и блуда, и не делать другим того, чего себе не хотите (Деян, 15:28-29).

– Кровь, надо знать, совсем особый сок (Гёте, “Фауст”).

…Барон стал падать навзничь, алая кровь брызнула у него из груди... Коровьев подставил чашу под бьющую струю и передал наполнившуюся чашу Воланду (…). – “Я пью ваше здоровье, господа”, - негромко сказал Воланд и, подняв чашу, прикоснулся к ней губами (М.Булгаков, “Мастер и Маргарита”, описание бала у сатаны, то есть “чёрной мессы”).

Инкриминируя Пауку – и в его образе Самому Богу – ритуальное убийство, автор сказки поступает подобно древним иудейским старейшинам, обвинявшим Господа Иисуса Христа и в подстрекательстве к мятежу, и в колдовстве, и в богохульстве. Но и здесь, как и тогда, обвинения рассыпаются из-за наличия внутренних противоречий. И вот, относительно Паука, эти противоречия суть следующие:

Во-первых, слово “выпивает” означает действие, близкое к завершению, а, стало быть, уже вся кровь у Мухи выпита, и теперь досасываются последние капли. Очевидно, что при этом Муха должна уже лежать бездыханным неподвижным трупом, но нет, - она вовсю “криком кричит, надрывается”, а тотчас по освобождении - бодро идёт за руку с Комаром к окошку, и потом идёт танцевать! Уж автор вставил бы упоминание хоть о каком-нибудь чудесном исцелении, оживлении, например, посредством живой воды, но - ничего подобного в чуковской сказке нет и в помине.

Во-вторых, пауки не питаются кровью жертвы, как это утверждается в сказке. Наоборот, мухи, комары, клопы, блохи - вот настоящие кровососы. А реальный паук питается совершенно по-другому. Он впрыскивает свой желудочный сок под хитиновый покров пойманного насекомого и ждёт, когда оно переварится в своём панцире, как в кастрюльке, и только тогда высасывает готовый “бульон”.

Итак, поражение Пауком Мухи описано в довольно жуткой, но не очень правдоподобной форме, и поэтому, сцена эта характеризует не столько Паука, но, скорее, саму сказку в целом и её автора.

И последнее замечание, касающееся строк:

“И ему на всём скаку голову срубает”.

В отличие от насекомых, тело которых состоит из трёх частей – головы, груди, и брюшка, – у паукообразных голова и грудь составляют единое целое. Поэтому, выражение “голову срубает” нужно понимать, как нанесение смертельного удара в грудь. Оказывается, по масонским апокрифическим представлениям, Иисус умер на Кресте не от крестной муки, а – от удара копьём (имеется в виду то копьё, которым Лонгин-сотник пронзил рёбра Иисуса, уже умершего).

И вот отображение масонской точки зрения в известном литературном произведении:

Привлекая в качестве авторитетного источника роман Булгакова, мы опираемся на некоторые исследования православных литературоведов, обстоятельно показавших масонское и, ещё глубже, демоническое происхождение “книги Мастера”, использованной на воландовской чёрной мессе как “евангелие от сатаны”. А мы на этом завершаем анализ сказки Корнея Чуковского. Выводы предоставляется сделать читателю самостоятельно.

Назад