Глава Первая

"I'm free… I'm free… Freedom… freedom…" - звучала рефреном в башке фраза откуда-то, кажется, из Вудстока. Причём, колотила аж в самые мозги всё утро так, что я было решил - вот оно, новое слово, стучится в душу. Впервые за пятнадцать лет кромешной, никуда не зовущей тишины, что-то так знакомо колыхнулось где-то там, внутри, заставив даже остановиться, чтобы лучше понять - неужели?…

Но нет, музыкальный рефрен продолжал крутиться на поверхности сознания, так и не вызывая настойчивой потребности следовать ему. Я даже сел на невесть откуда взявшуюся тут скамейку и закурил, проверяя ещё раз свои ощущения. Нет. Не то. Наверное сказывается просто усталость последних дней, непривычная даже в мелочах обстановка, и слишком уж большая перемена в часовых поясах, наверное, тоже до сих пор даёт себя знать. В Москве-то сейчас ночь.

Решив докурить, я осмотрелся вокруг. Лес был чистеньким и ухоженным, но, в то же самое время совсем не напоминал лесопарк в черте города - вполне самостоятельная природа, даже ручеёк, беззаботно журча, веселил ближайшую полянку, пронизанную необычно жарким, но, всё же, весенним солнцем. Если бы не редкий шорох машин с недалёкого хайвэя, то можно было запросто представить себя неоткрытым никем ещё индейцем, любующимся родными своим угодьями.

Сигарета закончилась, и пришлось вставать на гудящие который день ноги, и идти дальше по тропинке напрямик через лес, к станции метро маленького городка-спутника, расположенного от центра столицы Соединённых Штатов Америки на расстоянии, как в Москве Измайлово. Да и метро тут тоже было, как и у нас, в измаиловском лесопарке, наземным.

Тропинка сменилась таким же чистеньким и гладким тротуаром, а лесные полянки уступили место подстриженным газонам. Сразу же нашлась и урна, куда можно было бросить бычок, которым не хотелось нарушать иллюзию первобытного покоя лесных зарослей. До метро оставалось ещё метров двести, когда откуда-то из-за кустов навстречу вырулил некий персонаж, и решительно двинулся мне наперерез. Прическа "под битла" времён "Help'а", помятый тёмный костюм, такая же помятая рожа и кулёк для мусора, набитый чем-то, разительно отличали его от лощённой улыбчивой публики, намозолившей уже глаза.

Персонаж остолбенело пропустил меня, долго смотрел мне вслед, и, когда я уже был на платформе, вдруг проорал:

Подошедший поезд скрыл его с глаз долой и заглушил его последние слова. Я только помахал ему, так и стоящему на тротуаре со своим кульком, из окна вагона и уселся на свободное место. Впрочем, в этот ранний воскресный час, народу в вагоне почти и не было. Только в противоположном конце расположилась, задрав ноги на спинки сидений, разноцветная репперского вида компания - двое белых, один чёрный, и парочка уткнувшихся в своих бой-френдов девиц, явно проведших абсолютно бессонную ночь.

За окном проплывал однообразный зелёный пейзаж столичных предместий, потом, миновав несколько пустых станций, поезд и вовсе нырнул под землю, давая возможность мне обдумать всё то, что мне предстояло. Хотя всё и так было ясно - дела, которые привели меня сюда, на другой конец земли, были сделаны, впереди у меня, до окончания срока визы, времени было более, чем предостаточно для того чтобы я мог, действуя по обстоятельствам сделать всё, что мне нужно было в этой, знакомой только по множеству книжек, стране.

Я решил, руководствуясь, народной мудростью, что плясать полагается всегда от печки, и, поэтому, сверившись с картой, собрался оказаться в самом центре Вашингтона, чтобы оттуда, разобравшись в обстановке, двигать уже туда, куда мне потребуется. Название станции "Central" вполне подходило для задуманного, посему я и вышел именно там, и очутился совершенно один в огромном, как мне показалось, пространстве станции. Поезд исчез в тоннеле, а я направился поскорее к эскалатору, ведущему на поверхность. Эскалатор оказался очень длинным и тоже пустым. Это было логично - какой дурак ещё попрётся так рано в Сити, где, как я заметил в минувшие дни, ничего, кроме госчереждений почти и нету. Во всяком случае, признаки обычной городской жизни, с кафешками и магазинами, я видел лишь по краям Дистрикта Коламбия, в околоуниверситетском Джоржтауне, например. Но, коли решил начать с самой середины - значит так и надо. Я поднимался на бесконечном, как в Питере, эскалаторе, убеждая себя в верности своего выбора, когда сверху вдруг раздались звуки, заставившие меня чуть усомниться в своём решении.

То ли рёв, то ли дикий совершенно вой периодически оглашал уходившую далеко вниз трубу эскалатора, многократно отражаясь от стен, превращаясь в леденящий жилы стон. Источник его находился, судя по всему, где-то там, наверху, как раз куда я медленно, но верно двигался. В воображении закрутились все виденные к тому времени ужастики, действие которых происходило, как назло, именно в этих самых краях, и мне приходилось, по мере приближения, сдерживать, с каждым шквалом этого страшного звука, всё нарастающее желание либо рвануть просто вниз, против движения лестницы, либо сигануть на встречную полосу и смыться отсюда ещё быстрее. Каменные джунгли, поджидавшие меня всё ближе и ближе, были наполнены ужасом, усугублявшимся ещё полным одиночеством, делающим меня совсем маленьким, даже, скорее, крохотным и беззащитным перед неотвратимо надвигающейся угрозой.

Я даже не соображал, в конце концов, зажмурившись или выкатив глаза на лоб я выехал на поверхность, но когда я смог здраво оценивать происходящее - мне стало неимоверно весело и легко: прямо напротив меня, в наземном вестибюле, за окнами которого виден был здоровенный перекрёсток со светофорами, на массивной скамье с каменными подлокотниками, сидел вдупелину пьяный негр с укутанным в бумагу батлом, и, задрав к высоченному потолку розовую свою глотку, периодически орал, что было сил. От одиночества, наверное. Увидев меня, выехавшего прямо перед ним из-под земли, негр выпучил белки глаз и опять зарычал, на сей раз прямо в мою сторону. Он был страшен, но, при этом, рукой с батлом, он делал явно призывные жесты, приглашая, видимо, составить ему компанию.

Напротив тянулось серое здание со множеством колонн, весьма напоминающее до боли знакомый сталинский ампир. Вспомнив все предыдущие поездки по центру, я сообразил, что если завернуть за угол этого самого дома, то я, по идее, должен оказаться в непосредственной близости к Белому Дому. Всё правильно, значит - центрее и не придумать даже. Перекрёсток был тоже пустым на все четыре стороны, если не считать весьма упитанного копа, облокотившегося на свой белоснежный мотоцикл. Поэтому пришлось-таки дождаться зелёной надписи "walk" на светофоре и словно стопроцентно добропорядочный пешеход пересечь улицу и направиться туда, откуда, по моим расчётам, и должно было начаться моё путешествие.

 

Глава Вторая.

Вокруг Белого Дома тоже было тихо и пустынно. Я обошёл его с трёх сторон не встретив никого, кроме лениво щурившихся на меня из своих будок охранников. Позади его, перед зелёной лужайкой, обрамлённой тенистыми аллеями, на которую, как я видел по телеку, садятся президентские вертолёты, на тротуаре, трудолюбивые китайцы уже прикатили свою тележку с хот-догами, гамбургерами, колой и спрайтом. Заодно, почему-то, они торговали и майками с огромным листом марихуаны во всю грудь. Поторговавшись, от нечего делать, с ними на предмет майки, я приобрёл банку какого-то напитка и побрёл в сторону аллей, где видны были скамейки.

Но они, как оказалось, были все до одной заняты - на каждой, накрывшись курткой с головой лежали спящие люди, только по по пяткам, торчащим наружу, можно было догадаться, что почти все они негры. Я медленно шёл мимо них, балдея от вида убойных армейских башмаков, аккуратно стоявших у каждой скамейки. Либо тут вовсе не воруют, - подумалось мне, - либо таких "гадов" тут просто завались, надо будет поинтересоваться, уж больно хороши…

Размышляя таким образом, я вышел к огромной, заострённой в небо, каменной стреле, видной в Вашингтоне, кажется, отовсюду. Полюбовался Капитолием, замыкающим горизонт справа, в конце огромного бульвара, и повернул назад. Полагаясь только на нюх, не раз выручавший меня в совершенно незнакомых ситуациях, когда ясна лишь конечная цель, я прошёл обратно по другой стороне лужайки, с такими же точно неграми на каждой скамейке, но перед Белым Домом повернул направо, к видневшемуся неподалёку перекрёстку, такому же пустынному, как и всё вокруг в это воскресное утро. Впрочем, транспорта на улице заметно прибавилось, но из пешеходов встречались лишь волокущие что-то на себе негры.

И тут я увидел, что мне было нужно - на противоположном углу, на первом этаже большого серого дома, краснела знакомая надпись - "Макдональдс". Позавтракаю, - решил я, - хлебну кофе, а там что-нибудь, да и прояснится. Когда я ещё входил внутрь одинакового по всему миру заведения, я понял ещё раз, что нюх меня не подвёл - примерно треть столиков зала было занято публикой, которую у нас назвали бы, мягко говоря, неформальной. Было такое впечатление, будто я вхожу в какой-нибудь "Сайгон" или "Турист", в лучшие их времена. Я даже остановился, чтобы рассмотреть типичнейший тусняк, среди которого я, так неожиданно, оказался.

Тусняк был хорош: попиленные прикиды, красиво дополняемые разнообразными феньками и вышивкой, пончо, нечесаный, в большинстве случаев, хайр и помятые заспанные физиономии. Всё, теперь я уж точно не пропаду тут, - радостно думалось мне, пока я шёл к стойке. Взяв чизбургер, колу, кусок яблочного пирога, и вожделенный кофе я уселся за свободный столик у витрины, выходящей на перекрёсток, и принялся за еду, разглядывая заодно, всё что творилось вокруг меня. Заспанный народ, между тем, тихо сидел за столиками, попивая кофе или соки, изредка переговариваясь через проходы, будто коротал время, ожидая чего-то. Что ж, я тоже решил не торопить события.

Когда я ещё жевал пирог, и кофе не успел даже остыть, я увидел за стеклом человека, переходящего улицу по направлению к нам - невозможно было не залюбоваться им: седой хайр и борода торчали во все стороны из-под лихо заломленной кепки, залатанная джинса и обтрёпанные по краю широченные клеша, на одном плече кожаный с бахромой рюкзак, а на другом - свёрнутый в рулон спальник. Видно, спал где-то неподалёку мужик в кустах, - восхищённо изучал я приближающуюся фигуру. Мужик, тем временем, быстрым шагом вошёл в кафе, подошёл прямо к моему столику, бросил свои пожитки на свободный стул и отправился к стойке. Я спокойно дожидался, когда он вернётся, чтобы, улучив момент, постараться законтачить. Он сел прямо напротив меня, буркнув что-то и немедленно начал поглощать всё, что он принёс, причём в таком количестве, что на столе не осталось больше места. Я прихлёбывал кофе, терпеливо дожидаясь паузы. Наконец, мужик вытер салфеткой усы и вздохнул, глядя в окно, собираясь запить всё соком. Тут я не выдержал:

Я уже решил, что разговор на сём завершён, но тут он оторвался от чего-то за окном и внимательно стал меня разглядывать. Вид моего хайра, майки, и, особенно, феньки на запястье его смягчил, и он поинтересовался:

Реакция была просто замечательная:

Я даже растерялся, но потом заметил, что и остальная публика, кучками и по одному, начинает подниматься с мест и покидать заведение. Причём, выйдя наружу, все уходили строго в одну и ту же сторону. Ага, подсказало мне моё чутьё, значит и мне туда же. Я быстренько дохлебал остывший кофе, закинул свой рюкзак на плечо и пошёл вслед на всеми.

Идти пришлось совсем недалеко - за ближайшим углом оказалась довольно просторная площадь со сквером посередине. В дальнем конце сквера виднелась конная статуя, а перед ней по всем газонам растаманского вида народ расставлял лотки с прикидами, феньками, постерами и прочей роскошью. Тусняк кучковался у лотков, рассаживался по газонам - видно было, что сбор только начинается. Я медленно прошёл мимо занятых устройством торговых точек людей и оказался у самого памятника, вокруг которого были скамейки. Сев на ту, с которой мне было видно всё пространство сквера, я закурил, осматриваясь. То, что я попал как раз туда, куда мне было необходимо, просто не вызывало у меня и тени сомнения, но и спешить было совершенно ни к чему. Вытянув ноги, я лениво смотрел, как прибывает всё такой же красивый народ, как у скамейки, расположенной с другой стороны от памятника, стала собираться шумная компания чёрных, с косичками или дредом на головах. Заправлял там здоровенный негр с космами до пупа - он, задорно жестикулируя, рассказывал толпе что-то, отчего многие громко ржали, показывая белые зубы, а некоторые, наоборот, что-то вскрикивали ему в ответ, пытаясь, видимо, одёрнуть рассказчика. Солнышко заметно припекало, было хорошо и спокойно. Я подумал уже, что пора, наверное, вернуться к лоткам, где происходила основная тусовка, как вдруг этот самый здоровый негр повернулся, посмотрел на меня, и вприпрыжку направился к моей скамейке. Крикнув с полдороги обязательное "Хай!", он приблизился и попросил закурить. Я протянул ему пачку заныканных ещё с Москвы "Монте-Карло". Парень взял одну сигарету, поблагодарил и поскакал обратно, разглядывая по пути название. Оказавшись среди своих он недоумённо показал им мою сигарету. Те тоже, рассмотрев её, пожимали плечами и качали косичками. Тогда он, не выпуская сигареты из рук, опять запрыгал в мою сторону.

Я достал пачку, показывая ему название:

Он радостно схватил пачку и помчался объяснять народу - что к чему. Взрыв хохота последовал там, все обернулись ко мне, приветственно махая руками. Главный отдал пачку и снова оказался около меня:

Он убежал к своим, опять рассказывая им, размахивая руками. Вскоре вся их компания двинулась в сквер. Посидев чуток, пошёл туда и я.

Лотки ломились он всяческого товара, большей частью самодельного. Цены, правда, были слегка кусачими, но я всё-таки позволил себе приобрести маленький пацифик на кожаном шнурке, который тут же и одел на шею. Вокруг каждого лотка, и перед прилавком, и позади его, кучковался хипово-растаманский народ - белые и чёрные, ребята и герлы - всего, примерно, поровну. Где-то в середине этой ярмарки, у одного из лотков я увидел и Джесси. Самое удивительное, что он разговаривал, всё так же жестикулируя, не с кем-нибудь, а именно с моим седовласым собеседником из "Макдональдса". Подойдя ближе, я ощутил явный духан марихуаны, исходивший непосредственно оттуда. Увидев меня, Джесси что-то сказал седому, тот взглянув на меня, кивнул, и тогда Джесси призывно махнул мне рукой. Я обогнул лоток и подошёл к ним. Запах усилился. Седой из Оклахомы заговорщицки мне подмигнул, а Джесси, сунув руку за чьи-то спины, в середину тусовки, достал оттуда наполовину целый ещё джоинт и молча протянул мне…

Вот это да, - подумал я, - и это за углом от Белого Дома! Неслабо, очень даже, неслабо…

 

Глава Третья.

Солнце ещё только начинало клониться к западу, и грядущая вечерняя прохлада только пыталась намекать о себе лёгким движением всё ещё жаркого воздуха, а я уже стоял на развилке хайвэя и вглядывался туда, где, судя по указателю, должен был находиться город Филадельфия. Путь оказался на удивление быстрым - лишь часа три назад меня погрузили на такой же точно развилке, в минивэн, водитель которого, молодой белый парень, молча кивнул на просьбу подбросить меня куда требуется, и таким же кивком предложил мне занять место в салоне, среди кучи каких-то картонных коробок. Где я просидел всю дорогу в удивительно удобном кресле, разглядывая в окошко ландшафты штата Мериленд.

Трасса - она везде просто трасса. А эта оказалась на удивление скучной - либо проносились мимо нескончаемые леса, навевающие мысли скорее о безлюдном Предуралье, чем о восточном побережье Америки, либо начиналась бесконечная пластиковая стенка высотой метров пять, за которой, может быть, и пряталась какая-либо жизнь этого, судя по карте, достаточно густонаселённого штата. Один раз, правда, я видел не очень ухоженные окраины города Балтимор, и раза три мелькали за окном мосты толи через глубокие заливы, толи это были широкие устья впадающих в океан рек, но вид на водный простор был действительно хорош, хоть и недолог. Но и дремать, как это обычно бывает на скучных трассах, не хотелось из опасения пропустить чего-нибудь интересное.

Да, а ещё утром я и понятия не имел, что всё окажется так просто. Когда мы с Джесси, седовласым Рики и прочей тусовкой, уже достаточно тёпленькие, сидели у памятника в самом центре Вашингтона, и я, как мог, объяснил им своё желание оказаться, хотя бы в обозримом будущем, в городе Филадельфии - это вызвало только дружный смех окружающих. Я сначала не понял и решил, что вопрос мой слишком нахальный для этой ситуации, но оказалось вовсе наоборот - Рики, в своей нарочито неторопливой манере, растолковал мне, что если мне сегодня нужно всего лишь в Филадельфию, то какого хрена я заморачиваюсь в такую рань. На мои попытки расспросов относительно расположения трассы, времени пути, и прочего, все только опять весело хохотали и, в лучшем случае, отмахивались от меня уверенным: окей, дескать, не гони волну, успеешь…

В конце концов, когда я им окончательно надоел своими опасениями оказаться в незнакомом городе полночь заполночь, Рики, кряхтя встал и убрёл куда-то за кусты. И вскоре вернулся с парнем в цветастой рубахе, похожим на Бандераса, в самых его непотребных ролях. Тот молча кивнул мне, приглашая жестом следовать за ним.

Я, толком ничего не понимая, попрощался со всеми, поблагодарил за тёплый приём, пригласил всех в гости к себе, на что все опять дружно заржали, и отправился следом за новым своим провожатым. Недалеко, за углом, оказался его пикап с лейблом какой-то фирмы, в который мы и погрузились. А через минут двадцать мы уже стояли на развилке того самого хайвэя и Марио вовсю стопил для меня тачку. Третья или четвёртая машина, из проезжавших мимо нас, оказалась именно той, из которой я и выполз, всё ещё чуток покачиваясь и разминая ноги, на нужном мне повороте.

Выйдя к первым домам по дороге, которая, как я предположил, ведёт в город, я почти сразу увидел маленькую кафешку и не раздумывая зашёл туда, рассчитывая перекусить, а заодно и узнать, как мне действовать дальше. Расчёт оказался верен - усевшись за стойку, я получил очень вкусные блинчики с джемом и кофе, а когда пришло время расплачиваться, протянул чернокожей даме, обслуживающей меня, и бумажку с нужным мне адресом. Однако, она, посмотрев и явно ничего не поняв, ушла куда-то внутрь, привела здоровенного коротко стриженного негритоса, который тоже долго смотрел на мою бумаженцию, и тоже, было видно, не понял ничего. В итоге, они начали вдвоём мне что-то объяснять, произнося при этом столько ничего не говорящих мне названий, что на сей раз оказался в тупике я. Попытки объяснять мне что-то жестами, а потом и с помощью рисунков привели лишь к тому, что до меня, наконец, дошло - они настырно предлагают мне добраться отсюда на автобусе, с несколькими пересадками, до метро, где мне, скорее всего, помогут разыскать то, что мне нужно. Но я был настолько утомлён всеми событиями этого дня, что всё это показалось мне невыносимо трудновыполнимым и занудливым. Поэтому, взяв короткую паузу и подумав - хозяева в это время молча смотрели на меня не моргая - спросил их о ценах на такси. Они очень обрадовались такому простому решению и, перебивая друг друга, отправили меня за угол, где я обязательно найду требуемое.

Действительно - прямо за углом был, оказывается, торговый центр с огромным паркингом и стоянкой такси. Чернокожий водила услужливо распахнул передо мной дверь своего авто, но когда я сунул ему адрес, то тоже, почему-то, призадумался, потом попросил подождать минутку и убежал звонить в ближайшую телефонную будку. Вернулся он оттуда повеселевший, что-то пробубнил мне относительно правильности написания чего-то в моей бумажке, но и сообщил, что, оказывается, это не так далеко отсюда. С этим и тронулись.

То, что нужное мне место располагалось где-то поблизости, я понял уже по тому, что мы не стали выезжать ни на какой хайвэй, а углубились в лабиринт мелких улочек окраины большого, как я знал из географии, города. С бесконечными светофорами, пешеходными переходами, ограничениями скорости, "лежащими полицейскими", и односторонним движением. Через некоторое время такой вот занудливой езды мы выехали-таки на достаточно широкий стрит, по обеим сторонам которого тянулись унылые трёхэтажные дома типовой постройки. Свернув на улочку поуже, но с такими же точно домами по одной стороне и спортивными площадками, напоминающими огромный пустырь - по другой, и проехав по ней почти до конца, водила остановил тачку у одного из домов, показывая мне на его номер и сверяя его с номером на бумажке. Всё сходилось. При этом и поездка оказалась совсем не такой накладной, как я предполагал.

Я направился через широкий газон к нужному подъезду под пристальным взглядом мужика, сидящего около него на скамейке. Совсем как у нас, где-нибудь в Зюзино, подумалось мне. Подойдя вплотную, я поинтересовался, тут ли находится апартамент такой-то, на что мужик на чистом русском ответил:

Слегка офигев, я поднялся по застеленной ковровым покрытием, с цветами на каждом окошке, но непривычно узкой лестнице на третий этаж и оказался перед дверью с нужным мне номером. Звонка я не обнаружил, поэтому пришлось постучать. Изнутри раздались шаркающие шаги, дверь распахнулась и на пороге возник человек, недоверчиво и удивлённо меня разглядывающий. Я тоже сделал шаг назад, чтобы убедиться - ну да, это был именно Арво.

 

Глава Четвёртая.

Первым моим порывом было прыгнуть Арво на шею - так я был счастлив увидеть его после стольких лет разлуки, после полного неведения друг о друге, и даже после моих сегодняшних приключений - когда я увидел его пред собой мне показалось вдруг, что закончилось какое-то бесконечно долгое и бессмысленное путешествие сквозь времена, города, страны и континенты. Может быть, конечно, утренние угощения моих новых вашингтонских друзей тоже поддерживали во мне это бравурное волнение, но мне так необходимо было убедиться наощупь что это именно он, что я даже сделал некое резкое движение через порог по направлению к Арво, и тем более, поэтому, оказался огорошен, как ловко он сумел увернуться от моих объятий. Сделав шаг в сторону, Арво, однако, протянул мне руку и жестом пригласил войти. Лицо его, при этом, было таким серьёзно-сосредоточенным, что коварная мысль мелькнула в моей голове: а рад ли он вообще этой встрече. Но тотчас же я увидел, что мы, оказывается, не одни в комнате - позади Арво стояла женщина средних лет похожая на пожилую горничную из английских фильмов - видимо, её передник, причёска и очки заставили меня подумать так - и довольно строго разглядывала меня.

Да, теперь я точно ощущал, что я по-прежнему немного не в себе. Или просто стресс от встречи всколыхнул в мозгу такую волну восторженно-дурацкого кайфа? Джанис изобразила на лице видимость улыбки, которая ещё больше убедила меня в собственной глупости и удалилась в другую комнату.

Я сел, стараясь как можно спокойнее оценить ситуацию. Встреча явно получилась не такая, какой я её себе представлял. Но откуда же я мог знать, что он тут не один. Хотя - почему? Наверное потому, что тогда он был всё время один. Но чтобы он себе завёл такую мегеру… Но, опять же, откуда я могу знать вкус Арво на этот счёт? И, причём, столько лет спустя. Кстати о годах - Арво, если говорить о возрасте, почти не постарел, но, при этом, изменился изрядно. Даже, на мой взгляд, очень. Во-первых, короткая седая стрижка и такая же седая щетина вместо бороды делали его лицо чужим, почти квадратным и чрезвычайно солидным. Оттого и сам он казался более плотным. Добавилась в нём та пресловутая американская холёность - даже то, что одет он был в джинсы и клетчатую рубаху, не делало его вольным ковбоем, а, скорее, ухоженным, следящим за собой, порядочным гражданином. Насмотрелся я уже тут на таких… Неуловимая одинаковость сквозила в каждом жителе этой страны, если, конечно, он имел жильё, водительские права, доход и кредитную карточку. Арво, чем больше я его разглядывал, всё больше попадал под это описание. Он тоже изучал мою персону - ему было явно интереснее - ведь когда мы виделись последний раз я был, попросту, ещё мальчишкой…

И вышел из комнаты. Но пошёл не на кухню, которая была видна из моего кресла в конце коридора, а налево, в другую комнату, куда ушла Джанис. И я тут же услышал их голоса - они говорили между собой на очень правильном английском, из чего я заключил, что Джанис, как и Арво, приезжая, причём тоже не англоязычная. Интересно, откуда её сюда принесло? Но тут до меня стал доходить и смысл их разговора, тем более, что Джанис, во всяком случае, явно не старалась говорить так, чтобы её не услышали в соседней комнате.

У меня появилось дикое желание схватить рюкзак и свалить быстренько куда глаза глядят. Если бы не первый день в Филадельфии, которую я ещё так и не видел, то я просто встал бы и ушёл. Пусть разбирается со своей ненаглядной сколько хочет. Вийве, насколько я понял, она уже отсюда выжила. Причём, именно по тем же причинам, почему ей не понравился и я. Ага, значит хоть та не очень тут ассимилировалась. Интересно, а где Вийве сейчас? Может узнать адрес и дёрнуть к ней, пока ещё не поздно…

Но тут вернулся Арво. Молча сел в кресло и вздохнул. Мне стало его очень жаль - настолько он казался выбитым из колеи.

Арво опять ушёл в комнату к Джанис. На сей раз они бубнили там тихо, но недолго. Вскоре он вышел оттуда уже в джинсовой куртке и махнул мне рукой - пойдём. Я встал, взял рюкзак, и пошёл за Арво к двери. Тут же из комнаты вышла Джанис. Уже на пороге я обернулся:

Она молча кивнула и улыбнулась, но теперь по-другому. В этот момент она показалась мне почти красавицей.

Мы молча спустились по лестнице, вышли на улицу, пожелали взаимного "добре ивнинга" с мужиком, всё так же сидевшим у подъезда, и завернули за угол. Арво молча шёл, сопя и глядя под ноги.

Судя по всему, это был "Форд" десятилетней давности. Мы погрузились, Арво выкатился на улицу и включил радио. Заиграл какой-то рэп, но он, потыкав кнопками, поймал залихватский кантри-блюз, под него и двинулись дальше. Попетляв немного по знакомым уже закоулкам, мы выехали на хайвэй и помчались, судя по видневшимся вдали небоскрёбам, в сторону центра. Начало смеркаться. Автострада шла на уровне крыш обширной промзоны с трубами, цехами и ангарами, изредка мелькали внизу узкие улочки, черепичные крыши старых домов, а порой, совершенно неожиданно, шпили небольших церквушек.

Тогда я и начал, слушая кантри и любуясь приближающейся кучкой небоскрёбов, рассказывать ему все свои перипетии этого длинного дня. Вокруг зажигалось всё больше огней, в Сити до самого неба расцвели подсветки всех цветов радуги, а рекламные щиты на разделительной полосе хайвэя затмевали собой темнеющее на глазах небо. Арво сосредоточенно слушал мой рассказ, периодически очень точно комментируя особо понравившиеся ему моменты, а я вдруг поймал себя на мысли, что временной пропасти, которая так испугала нас обоих, уже как и не было вовсе - едем себе, телегу толкаем, зная наверняка, что она будет понята правильно и оценена по достоинству, как это и должно быть между близкими, до мелочей знающими друг друга людьми.

 

Глава Пятая.

Тема моего повествования оказалась практически исчерпана когда до центра Филадельфии, отмеченного кучкой стоящих компактно небоскрёбов, оставалось не более мили, но тут прямо перед нами возникла неимоверно запутанная, четырёх или пятиярусная развязка, покрутив немного по которой мы попали на такой же точно хайвэй, огибающий Сити справа, и помчались дальше. Было видно, что Арво хорошо знает этот путь, хотя он и примолк на время всех этих перестраиваний из ряда в ряд, поворотов, заездов всё выше и выше на эстакады, а потом съездов с них на нужных "екзитах". Я тоже был всё это время занят, пытаясь разглядеть за бортом эстакады новый для меня, слегка загадочный в наступающих сумерках, город. Арво молчал и некоторое время после того как мы вновь поехали по прямой - было видно, что он хочет узнать от меня что-то для него важное, я даже догадывался - что. Но и я тоже выдерживал паузу, прикидывая, с чего начнёт он, чтобы случайно не наговорить сразу лишнего. Наконец Арво не выдержал:

Вопрос был задан в лоб, поэтому мне опять пришлось чуть помедлить с ответом. Не придумав ничего лучшего, я ответил ему вопросом:

Мне показалось, что Арво даже чуть вильнул рулём - во всяком случае тачка, которая шла с нами наравне по соседней полосе, предпочла пропустить нас вперёд, исчезнув где-то в потоке идущих с одной скоростью, а потому казавшихся почти неподвижными, машин. Тем более, что тишина в салоне, разбавленная лишь негромной музыкой из радио, совершенно не давала никакого представления о скорости нашего передвижения в пространстве. Только взглянув на спидометр можно было уяснить для себя, что стрелка его замерла где-то около 80 m/h.

Однако, ехать пришлось действительно совсем недолго - скоро Арво начал протискиваться вправо, а после очередного, ярко-зелёного с белыми буквами, указателя, мягко нырнул с хайвэя куда-то вбок и вниз. Потом, после череды светофоров, свернул на узкую совсем улицу среди многоэтажных домов, и остановился.

Мы вышли из машины. Вокруг не было ни души, хотя время было совсем не позднее. Зато вечерняя прохлада, приятно влажная по сравнению с сухой дневной жарой, даже после автомобильного кондиционера, заставила меня поёжиться. Арво подошёл к ближайшему подъезду и нажал кнопку домофона. Ему ответили, и вскоре дверь открылась. Арво махнул мне рукой и мы вошли внутрь. Опять непривычная опрятность застеленного ковром, но слишком тесного подъезда, лестница, по которой мы поднялись на четвёртый, кажется, этаж, и небольшой коридорчик с одинаковыми хлипкого вида дверьми. У одной из которых стоял, прислонившись плечом к стене, старинный мой московский знакомый Женька.

Женька зыркнул на Арво, который не преминул очень важно кивнуть ему в подтверждение моих слов, явно любуясь этой сценой, считая, видимо, её достойной компенсацией тому, что не смогло произойти чуть раньше у него дома.

В коридор вылетела его жена Наталья и дочка Дашка. Обе смотрели на меня как на привидение. Из соседней двери высунулась старуха с кривым носом и тоже стала меня разглядывать. Женька повернулся к ней и обнимая меня объявил:

А мы гурьбой ввалились к ребятам. Нас с Арво они усадили на диван, а сами начали бегать туда-сюда, пытаясь одновременно накрывать на стол, расспрашивать меня о чём-то, и ругать Арво, что не предупредил их заранее. Я понял, что вечер предстоит очень многословный, суетной и сытный. Можно было на какое-то время вытянуть гудящие который день ноги и расслабиться.

 

Глава Шестая.

На часах было уже около десяти, но я не торопился вставать и лежал, блаженствуя в тишине, наслаждаясь первой, наверное, передышкой за все эти суматошные дни на этой стороне Земли. Толстенный поролоновый матрас, который мне постелили на полу в гостиной, оказался настолько удобен, и я так хорошо выспался, что даже ноги, измученные бесконечной беготнёй, перестали гудеть. К тому же я, в кои-то веки, оказался в утреннем полусне совсем один - Женька с Натальей ушли на работу, а Дашку отвели в школу. Я попытался было, дотянувшись до музыкального центра - гордости хозяев - взбодрить себя музыкой, но по всем станциям, которые мне удалось нащупать, крутили либо рэп, либо что-то совсем попсовое. Поэтому пришлось предпочесть тишину. Я смотрел в потолок и лениво перебирал события вчерашнего дня. По большому счёту - всё было просто отлично: я нашёл Арво, а тот нашёл мне моих друзей, с которыми я когда-то в Москве попрощался, как мы все тогда думали, навсегда. Это если не касаться деталей. А вот они-то, как раз, и не очень радовали. Когда мы с Арво приехали сюда, я почти забыл то разочарование, которое пришлось испытать при нашей с ним встрече. Да и начало кухонного застолья здесь тоже не предвещало каких-либо разногласий. Все были совершенно искренне рады этой встрече - хозяева вывалили на стол наверное всё, что было у них в доме, не переставая, при этом, без передышки либо расспрашивать меня, либо путано ставить меня в известность о всяких мелочах из их тутошнего быта. Один только Арво как уселся в самый дальний угол, так и не произнес ни слова во время всей этой суеты, что, впрочем, было так на него похоже, что я исподтишка успевал любоваться им, умиротворенно наблюдавшим, чуть прищурившись, за нами. Да, всё-таки он изменился куда меньше, чем мне показалось сначала. Можно сказать что почти совсем, с поправкой на время, он и не изменился.

Наконец, стол был "накрыт" (если назвать так кучу снеди, в основном - местной "еды быстрого приготовления"), даже початая бутылка вина красовалась посередине, пока не выяснили, что все за столом поголовно уже давно непьющие. Потом ещё некоторое время пришлось убеждать хозяев, что почти всё, чем они весьма настойчиво хотели поразить моё воображение, с некоторых пор свободно продаётся и в России, а кое-что успело даже и надоесть - например, "Сникерсы", обратить внимание на которые просто требовала Дашка. Но и в этих вопросах мы разобрались и принялись, наконец, за удивительно вкусный, почти московский Натальин суп, потом за окончательно родные макароны "по-флотски", после чего, понятное дело, перекурив, полагалось поговорить и о вещах самых что ни на есть серьёзных. Я к тому времени окончательно расслабился и почти совсем было перестал воспринимать всерьёз географию, напрямую связанную с этой кухней, и всеми на этой кухне, и за этим столом, присутствующими. Но вот первый же Женькин "сурьёзный" вопрос моментально вернул меня на эту грешную часть земли…

На несколько секунд в кухне повисла зловещая тишина. Потом Женька сказал очень медленно и сурово:

Он демонстративно встал и вышел из кухни. Наталья выбежала следом. Арво из своего угла молча качал головой. Видно было, что он огорчён всем этим ещё больше, чем даже сценой, происшедшей у него дома.

Остаток вечера был, конечно, скомкан. Хоть Женька и вернулся, "уложив Дашку спать", за стол в сопровождении жены, заявив, что он "конечно, понимает разницу в условиях существования", а поэтому согласен, ради нашей старой дружбы, "категорически не касаться некоторых тем", и конечно же я, подавив в себе очередной порыв уйти на все четыре стороны, искренне обнял старого приятеля. Но всё равно, хотя нам и было много о чём поговорить, я видел как периодически вспыхивали, при самых, казалось бы, невинных поворотах беседы, в глазах хозяина дома опасные огоньки, и приходилось тогда срочно менять её без того зажатое русло. В итоге, получилось так, что разговор продолжился только между мной и Натальей, всё больше на темы семейные. Потом, правда, и она настолько увлеклась повествованием об их здешней жизни, что её рассказ вдруг превратился в такой нескончаемый поток жалоб на окружающую действительность - начиная ублюдками-соседями (одну я видел уже) и заканчивая эмигрантскими неувязками на работе, что Женьке пришлось, сердито на меня зыркнув, достаточно резко её оборвать. Видно было, что он опять с трудом удерживает равновесие. Я попытался тогда разговорить его на тему музыки, но и тут оказалось, что он безнадёжно отстал, ссылаясь на дороговизну новомодных СиДишек, а это вновь чуть было не упёрлось в "запретную тему" связанную с пиратскими ценами у нас. На этом разговор затух окончательно. Однако предоставить мне кров ребята, конечно, согласились. После чего Арво откланялся, пообещав заехать за мной в полдень, а хозяева суетливо стали определять меня на покой.

Да, меланхолично думалось мне, глядя в потолок, по которому метались туда-сюда отблески солнца от проезжающих под окнами машин, "разница в условиях существования" - это сказано, конечно, глубоко. Иначе, наверное, и не скажешь… Женька и в Москве был чуть больше повёрнут на политике, чем все мы - поэтому и уехал в Штаты сразу, как только стало это возможно. Казалось тогда - логично всё: боролся человек за свободу, боролся, вот и вырвался туда раньше всех, а теперь-то не складывается как-то - за какую, точнее, за чью свободу он терпел когда-то массу неприятностей? Если за свою собственную - получил он её, что тогда дёргаться? Если за всеобщую - тогда почему нужно для этого обязательно разорить кого-то? "До основанья, а затем?…" Тогда это мы уже проходили, и он уж точно это понимает, так как против этого, вроде, и боролся. Непонятно. Скорее всего - это просто инерция привычного, да ещё и выстраданного мышления. Глядя с другого берега, наверное, только это и можно себе позволить. А если учесть, что, по словам Натахи, у них и тут не всё гладко получается, то… Нет, всё-таки эмиграция - штука тяжёлая. Даже те "бизнесмены", тоже из бывших наших, с которыми мне пришлось общаться в Вашингтоне, хотя и не жалуются ни на что, и гражданство у них у всех давно американское, всё равно живут как не дома - прочих американцев иначе как "придурками" не зовут. На том и богатеют, между прочим…

Ход моих рассуждений вдруг прервал звук открывающегося замка двери в квартиру. Я повернулся и увидел на пороге лысоватого господина с бородкой, тоже с удивлением меня разглядывающего.

Одеваясь, я вспомнил, что Наталья накануне рассказывала как они стали тут убеждёнными православными, и какой у них дружный русский приход в Храме, и замечательный духовник, швед по происхождению, но в душе - "форменный русский". Женька, правда, на это заметил, что вот, в Совке они были "морды жидовские", а тут, как стали в Храм ходить, на весь дом - "проклятые русские"…

Следующий битый час мы с оиканором таскали на себе по узким лестницам огромное, как мне показалось, количество разной подержанной мебели, которой, как объяснил мне батюшка, у его прихожан принято меняться по мере надобности. Мы загромоздили всю гостиную, оставив лишь узкий проход к двери - тогда только "надобность" иссякла и оиканор, благословив меня на странствия, отбыл. Я попил на кухне кофе, покурил, но, поскольку любоваться на весь этот разгром мне не хотелось, я запер флэт выделенным мне хозяевами ключом и вышел на улицу. Не успел я сесть на лавочку, стоящую неподалёку, и осмотреться, как прямо рядом со мной остановился автомобиль и из него вышел, улыбаясь, Арво.

 

Глава Седьмая

Мы ехали по широкому, прямому как стрела, проспекту по обеим сторонам которого вытянулись безликие большие дома.

Я ничего не ответил. Мы уже побывали в Сити, побродили среди небоскрёбов по пешеходной улочке, зажатой между ними, похожей, по утверждению Арво на "ваш Арбат", который он видел тут по телевизору. Были в "Индепендед Холле", где когда-то Америка стала независимой от всего остального человечества, и где, по этому поводу, в стеклянном павильоне хранится большущий колокол.

В тот раз ничего не ответил Арво. Мы покрутились ещё немного по узким улочкам центра, перекусили в забегаловке, где Арво, видимо, бывал часто, так как при входе нас весело приветствовали: "Хай, Раша!".

В этом он был прав. Теперь мы ехали лениво обожравшиеся и кроме негров на велосипедах я ничего особенного вокруг так и не приметил. Тем более сходства этой магистрали с каким-либо из московских проспектов. Мы обогнули череду фонтанов, завершавших перспективу нашего пути и выехали к массивному зданию с портиком и толстыми колонами. Оказалось - "Музей Изящных Искусств". Но в музей мы, Слава Богу, не пошли, а объехав его припарковались сбоку, перед хлипким памятником какому-то местному герою прошлого столетия.

За памятником начиналась аллея, по которой мы пошли вглубь густо заросшего кустами парка. Я понял, что Арво хочет показать мне очередное его любимое место и шёл вслед за ним молча. Действительно, скоро мы оказались на удивительно красивом косогоре, под которым быстро протекала широкая река. На другом берегу её виднелись среди зелени совсем уже загородные особнячки, а прямо перед нами над самой водой красовалась каменная, слегка облупившаяся беседка в виде античной ротонды - ну точно, как в нашем "Нескучном саду" - на сей раз не смог устоять перед таким сравнением и я. Зато внутри её оказались чистенькие деревянные скамейки с видом на всю эту красоту, на которые мы с удовольствием и уселись. Закурили, но молчали недолго.

 

Глава Восьмая.

Ночная дорога хорошо умеет скрадывать время, расстояние и настроение тоже. До самого Тарту у нас в машине играла музыка, а мы оба делали вид, что просто поглощены её звуками. Прихлопывали в такт - я по коленям, а Старки по рулю, нестройно подпевали, если слова оказывались знакомыми, и когда кассета заканчивалась, торопливо ставили следующую, вновь и вновь пытаясь пропитаться насквозь ритмом и гармонией музыки, соединяя их воедино с беспощадным ритмом и гармонией скорости ночной трассы.

В безлюдном ночном Тарту Старки неожиданно свернул в тёмные закоулки центра города, и почти сразу мы оказались перед работающим круглосуточно "кохвиком". Внутри было сильно накурено, сладко пахло крепкими ликёрами, но народу было немного. Из-за стойки вполголоса пел по эстонски Георг Отс, несколько компаний сидели по углам спинами к окружающим, на нас никто не обратил никакого внимания. Мы взяли кофе, рогалики и уселись за свободный столик. Мне дико хотелось разговаривать, хотелось чтобы рассудительный Старки буквально несколькими фразами погасил во мне это нестерпимое желание говорить. Так как я понятия не имел, даже не с чего начать разговор, а о чём вообще можно говорить в такой ситуации. Чем-то всё это напоминало бегство с поминок, когда собравшаяся родня начинала уже делить имущество ушедшего - тогда точно так же, в каком-нибудь укромном уголке, страстно хотелось или без умолку болтать ниочём, или на грани терпения молчать обо всём сразу. Я, может быть, и сумел бы хоть как-то разрядить эту ситуацию, если бы мы не спешили, прямым ходом, созидать ещё одну, точно такую же; не говоря уж о прочих, сопутствующих всем этим историям, обстоятельствах. Всё вместе это, что больше всего и выбивало из колеи, складывалось в некую абсолютно непреодолимую силу, несущую нас сквозь ночь неведомо куда и зачем…

Старки, тем временем, деловито покончил с перекусом, утёр щетину салфеткой, и вопросительно смотрел на меня. Пришлось быстренько заткнуть в пасть оставшееся, кивнуть, и проследовать вслед за ним обратно в автомобиль. Мы выкатились на трассу и поехали дальше. Музыку, правда, не включали ещё, а поэтому я даже вздрогнул, когда Старки вдруг спросил меня, не отрывая взгляда от дороги:

Здрасте! Вот никогда бы не поверил, что Старки не знает досконально, о чём я думаю. И наверняка даже гораздо лучше может это сформулировать. И проще тоже. Однако, упускать возможность разговора было просто нельзя. Поэтому я ляпнул первое, что оказалось на языке:

На том и порешили. Потому как пришлось опять включать музыку и молча растворяться в упорядоченной стихии ночной скорости. Время, пространство, и всё с ними связанное, опять отошло на второй план, давая предусмотренную самим естеством ночную передышку всем страстям, коим ближе день.

Развилка с трассой Новгород - Рига, где мы повернули налево, чуток приободрила нас хотя бы языковой переменой на дорожных указателях, а окраины Пскова встретили нас уже медленным серым рассветом, который потом заиграл вдруг солнцем на макушках сосен, пока мы пробирались по бугристому шоссе вдоль сокрытого туманом озера. Когда мы крадучись миновали Заходы, окончательно рассвело. Но даже в лучах восходящего солнца Лёликов хутор, представший пред нами при выезде на поляну из кустов, был так безмятежно тих, что Старки невольно совсем сбросил газ, и мы бесшумно подкатились к самым его воротам.

Мы вышли из машины, и даже застыли на мгновение, поражённые тихим покоем, царившим вокруг. Озеро, деревья, трава, воздух - были пропитаны неимоверно благостной тишиной, центром и оплотом которой возвышался перед нами дом за крепкими, плотно закрытыми воротами. Мы стояли перед ними, не решаясь ничем нарушить идиллию.

Но тут где-то в глубине двора хлопнула дверь сортира, послышались шаркающие шаги, и заспанный Лёликов голос гулко прокричал внутрь дома: "Пипл, подъем, к нам приехали!"

С добрым утром, дорогие товарищи, - подумалось мне.

 

Глава Девятая.

Их было там человек восемь - очень забавно было наблюдать, когда мы вошли в дом, как из разных углов начали выползать всклокоченные волосатые рожицы, с любопытством нас разглядывая никак не разлипающимися после сна глазами. Один от природы невозмутимый Лёлик, казалось, воспринял наше появление как нечто само собой разумеющееся.

Старки скрылся за перегородкой, Лёлик побрёл на двор за водой, а я сел на скамью и стал осматриваться. Народ потихонечку просыпался, приводя себя в порядок. Никого из них я, кажется, раньше и не знал. Всё какая-то новая молодёжь. Неплохие, с виду, ребятки - волосатые, задумчивые. Только вот девицы у них какие-то шибко умные, да серьёзные. Да может так и лучше? А горница, практически, осталась такой же, всё так же белел большущий пацифик между окон, только прибавилось разных фенек с прибамбасами по стенам, а на восточной стене - икона и красиво выписанная надпись рядом с ней: "God is Love". Ниже, на манер алтаря, стояла обыкновенная тумбочка, на которой лежала большая старинная Псалтирь. Значит, не забыла Вийве этой книги, - подумалось мне.

Вернулся Лёлик с большим чайником и поставил его на электроплиту, а следом появились из-за стенки Старки с Вийве. Наверное, он ей уже всё рассказал, так как она, едва поздоровавшись со мной, сумрачно-деловито стала собирать в котомку какие-то пожитки, попутно давая девицам некие ценные указания.

Когда чай был готов, и все уселись за стол, Старки вывалил на середину его целую гору знакомых рогаликов - я даже не заметил, как он успел затариться ими в Тарту. Народ сразу повеселел, все что-то забубнили, но Вийве, быстро перекусив, сразу повернулась к нам:

Пришлось быстренько распрощаться с народом, который видимо был, в какой-то мере, осведомлён о цели нашей поездки, поэтому не особо и выражал свои эмоции, немного напоминая целую тусовку Штирлицев или Сусаниных. Все они вышли нас проводить за ворота и махали руками вслед, пока наша машина не скрылась за кустами, обрамляющими большую поляну перед хутором.

Я, на сей раз, разместился на заднем сидении, где вскоре и задремал, положив под голову котомку Вийве, убаюканный их разговором на эстонском. Старки, насколько я догадался, рассказывал ей об отъезде её отца и о том, как им теперь быть дальше. Голос его был ровным, без интонаций. Вийве сначала прерывала его короткими вопросами, но потом остался только его нескончаемый монолог, под который я окончательно уснул.

Затем был Новгород, где мы пили кофе, а Старки бегал куда-то звонить. Я пытался, тем временем, разузнать у Вийве о нынешней тусовке на хуторе, о Псалтири, но она была явно погружена в предстоящие ей перемены, отвечала невпопад, и пришлось от неё отцепиться. Вернулся Старки, и мы продолжили путь. Тем более, что питерская трасса, по которой мы мчались в сторону Москвы, позволяла это делать быстро - слушая музычку и не размениваясь на болтовню. Я, честно говоря, знал на ней все перекрёстки, заправки и продмаги, поэтому предпочёл опять растянуться на диване и предаваться разным, чаще совершенно бессмысленным размышлениям…

А бессмысленными они были по одной только причине - я понятия не имел, куда я еду и зачем. То есть, конечно, я знал, что мне придётся вписываться опять к археологам и коротать среди них время, пока вся эта история не утихнет, но как оно всё сложится - для меня это было и неизвестно, и безразлично. И безразличие это даже приятно щекотало воображение. Устроится всё как-нибудь…

В голову начали лезть отрешённо-возвышенные строки разных восточных мудрецов и поэтов о бренности всего сущего, но на этом я опять, наверное, уснул, так как проснулся оттого, что машина стояла на месте. А когда я, приподнявшись, выглянул в окно, то увидел, что это уже Химки - почти Москва. Старки за рулём не было, Вийве дрыхла, свернувшись калачиком, на переднем сидении. Мы стояли у небольшого сквера, невдалеке виднелся знакомый микрорайон. Вечерело. Я выбрался наружу, земля под ногами от долгой езды слегка покачивалась и коленки дрожали. Пришлось сесть на ближайшую скамейку и закурить.

Интересно, подумалось мне, мы объедем Москву по кольцевой или проскочим насквозь? Судя по объяснениям Старки нам лучше бы там и вовсе не показываться - а получается, что подъехали так близко, что уже всё равно какой стрём - на кольцевой ментов ничуть не меньше, чем в городе, а "Мерседес" с эстонскими номерами, как ни крути, а виден за версту…

Тут я увидел Старки - он не торопясь шёл в нашу сторону от ближайших домов. Вот сейчас всё и прояснится, - решил я и успокоился. Действительно, Старки сел со мной на лавочку и деловито, без предисловий, словно читая инструкцию, начал:

И направился в сторону автобусной остановки. Трястись на автобусе после тачки было на редкость противно. Но потом, на метро, я быстро оказался на "Соколе", нашёл нужную кафешку, которая оказалась из разряда не очень дешёвых, заказал себе кофе, ещё чего-то, и стал ждать. Прошло около часа, кофе было выпито, пришлось заказать ещё минералки и мороженного.

Но тут в кафе зашли трое милиционеров и прямиком направились к моему столику.

Пришлось подчиниться. Я проследовал за ними в отделение, оказавшееся прямо за станцией метро, и сел в дежурной части на указанное мне место, всё ещё веря, что вот сейчас откроется дверь, войдёт всемогущий Старки, и наше путешествие продолжится. Я сидел так часа три, после чего дверь, действительно, открылась, вошли люди в белых халатах, о чём-то пошушукались с хозяевами заведения, потом погрузили меня в машину с красным крестом и отвезли прямо в дурдом. Психиатрическую лечебницу №1 им. Кащенко. Где я и провалялся, без каких-либо объяснений причин, около полугода. Подробности этого периода моего существования я вспоминать категорически не желаю. Скажу только, что вышел я оттуда зимой, весьма пополневший, слегка заторможенный, но в полном недоумении, и абсолютном неведении дальнейшей судьбы Вийве и Старки, но, зато, с огромным подозрением относительно одного из этих двоих людей. Вот так, Арво. Такие вот дела.

 

Глава Десятая.

Мы выбрались из зарослей парка, опять погрузились в машину и поехали по тому же широкому проспекту в сторону центра. Но, не доезжая его, свернули на оживлённую улочку, сплошь состоящую из магазинчиков и кафе, а там, совсем скоро, остановились у двухэтажного дома с припаркованным на самом виду умопомрачительным "Харлеем" и прикольно разукрашенным фасадом, в двери которого волосатые красавцы разгружали из небольшого грузовичка скромный, но, как я сразу заметил, весьма добротный аппарат. Увидев Арво, красавцы начали шумно с ним здороваться, после чего ему и мне пришлось тоже нагружаться колонками, проводами, барабанами, затаскивая всё это по узким длинным проходам прямо на сцену небольшого и очень уютного клуба.

 

Глава Одиннадцатая.

Огромный, блестящий никелем автобус, из разряда тех, что бороздят Америку от берега до берега, медленно вползал на Большой Голубой Мост, соединяющий собою штаты Мериленд и Нью-Джерси. Я сидел в кресле у окна, удобно вытянув ноги, чего никогда не мог себе позволить на наших автобусных междугородках и любовался уходящими далеко вниз и назад берегами широкой реки, где-то там, справа впадающей в океан. Рядом сидел Женька Богуславский, а непосредственно передо мной, тоже у окна, дрых в своём кресле Арво. Я бы тоже с удовольствием покемарил бы, да уж очень красиво и интересно было всё вокруг, и, вдобавок, Женька всё время пытался мне что-то рассказывать о своём американском периоде существования. Как они долго привыкали и устраивались, как он вдруг угодил в больницу, где ему оперировали сосуды ноги, и как из-за этого лопнули их начинания по покорению этого материка, наступил затяжной финансовый кризис, из которого они вот-вот должны выкарабкаться и всё начнётся с начала - пресловутая американская мечта всё ещё была жива и покоя от неё, как я понял, не было тут никому.

Мы ехали в Атлантик-Сити. Город казино и океанских пляжей. Ехали мы скорее, всё-таки, на пляж, чем наживать себе состояние на азартных играх, хотя программа тура включала в себя так же посещение этих гнёзд империалистического порока. Это всё Женька, дабы сгладить наши идеологические недоразумения, добыл нам троим билеты на однодневный круиз, выведав у меня, что я никакого океана никогда в глаза не видел. И сделал нам этот сюрприз, когда мы чуть не засветло ввалились к ним, переполненные музыкой и прочими кайфовыми впечатлениями, которыми щедро делились с нами друзья Арво в том замечательном клубе, откуда совершенно не хотелось уходить. Мало того, я встретил там приятеля вашингтонского Джесси, это выяснилось только глубокой ночью, когда все, еле различимые в клубах дыма, сидели уже единой кучей на полу перед сценой, на которой безо всякого перерыва лабали все кому не лень, но таких становилось со временем всё меньше, пока на краю сцены не остался один единственный парнище, похожий на викинга - он просто тихо перебирал струны, никак не мешая общему гвалту. Вот именно тогда и оказалось, что долговязый чернокожий (как сам по себе, так и по прикиду) хозяин "Харлея" - и есть "наистариннейший дружбан того старого придурка Джесси, всё хипующего в долбанном ДиСи". Решив, в процессе, что у Джесси есть-таки некоторые заслуги перед человечеством, раз он прислал именно сюда "хрен знает откуда взявшегося раздолбая", то есть - меня, остаток ночи мы провели в наикропотливейших сравнительных характеристиках такого гнилого места как Дистрикт Коламбия с его обгаженным Белым Домом и толпой безмозглых кретинов, облепивших всё вокруг, как и полагается навозным мухам, и уникального кусочка рая на земле, Филадельфии, где живут самые крутые парни на всём Восточном Побережье, надравшие разные части тела всем ублюдкам от Канады до Флориды включительно…

Мы долго потом махали вслед Кейлу, пока он, раскочегарив свой великолепный агрегат, неторопясь, помогая себе длиннющими конечностями не завалиться, при этом, набок, стал смачно тарахтя набирать скорость, и исчез, в конце концов, в предутренней мгле. Когда вновь стало совсем тихо, мы с Арво, одни из последних, уселись в его тачку и поехали к Богуславским. Где выяснилось, что рано утром мы едем к океану…

Поэтому Арво совсем ненадолго сгонял к Джанис, чтобы предупредить её, что он исчезает опять до вечера, а я успел лишь хлебнуть чаю и чуток поваляться, в блаженном полусне переживая предыдущие вечер и ночь. "Однако, здесь тоже есть, куда можно приткнуться на досуге…" - подумалось мне, когда я окончательно начал проваливаться в сон, но в этот, как раз, момент и вернулся Арво.

Автобус, тем временем, оказался на другом берегу и помчался по прямому, как стрела шоссе, среди сплошного ярко-зелёного леса по обеим сторонам. Женька умолк, а я опять стал засыпать под мягкое покачивание и еле слышное шуршание движка автобуса. Казалось, прошло лишь несколько минут покоя.

Я открыл глаза и увидел, что мы медленно едем среди пыльных пустырей, а вдали, действительно, видны какие-то большие дома. Из-за передней спинки сидения показались вытянутые вверх руки потягивающегося Арво. Вскоре автобус причалил к автовокзалу, зажатому со всех сторон высоченными строениями, мы вышли, а водитель что-то скороговоркой сообщил нам вслед.

Возражений, понятно, не возникло. Океан оказался с виду ничуть не больше морей, которых я достаточно насмотрелся, зато с ужасно ледяной водой - нагреться он ещё совершенно не успел. А песок, напротив, был, под высоким уже солнцем, просто раскалённым. Пришлось бегать по широкой полосе прибоя, уворачиваясь от холодных волн, но и не забегая на сухой песок. Пока бегали, успели обгореть на ветерке, и поэтому очень скоро мы нашли оптимальный вариант, устроившись на брёвнах в тени пирса, принимая воздушные ванны, с удовольствием вдыхая наполненный йодистыми ароматами солоноватый воздух Атлантики.

Решив, что этот пункт программы исчерпан, мы, вытряхнув набившийся всюду белоснежный песок, направились на предобеденные игрища. Когда мы оказались внутри одного из расположенных прямо на набережной многоэтажных игровых заведений, был момент, признаюсь, что даже перехватило дух от флюидов наживы, густо витавших вокруг. Огромный, теряющийся в перспективе, зал был уставлен бесконечными рядами "одноруких бандитов", где-то за ними, судя по схеме заведения на стене, располагались игры посерьезнее, а со всех сторон это пространство было обрамлено огромным количеством баров, ресторанов, бутиков и прочих мест, куда можно было без проблем отнести любое количество оказавшихся у тебя бабок.

Женька раздал нам по колбаске, состоящей из двадцати двадцатипятицентовых монет. И мы, не заморачиваясь, углубились в ряды автоматов, подогреваемые почти постоянным звуком сыплющихся денег, раздававшегося, за счёт объёма помещения, казалось отовсюду. Поскольку никто из нас игроком не был, мы просто, без всякой системы, совали наши денюшки в автоматы, тыкали в какие-то кнопки и дёргали за ручки. Иногда что-то высыпалось в ответ на эти манипуляции, иногда - нет. Арво быстрее всех избавился от своих монет и сказал что пойдёт в один из баров пить пиво, где нас и подождёт. У Женьки запас тоже скоро иссяк, а я вдруг стал замечать, что монет в пластмассовом стакане, в котором тут полагалось носить добытое, у меня становится всё больше и больше. Мы стали ходить вдвоём - Женька иногда давал мне советы, куда надо жать и сколько крутить. Монеты всё прибавлялись. Пришлось даже заменить стакан на ведёрко, предусмотрительно стоящие на перекрёстках линий игровых машин. Потом у нас в руках оказалось полтора ведра монет, мы нагло увеличивали ставки, получая в ответ всё большие пригоршни выигрышей. Вскоре я заметил, что мы уже не одни ходим туда-сюда по залу - вокруг нас собралась уже кучка, почему-то, старушенций - тощих, в седых завитушках, и с крючковатыми носами. Глаза их не отрывались от автоматов и ведёрок, а пальцы их делали такие движения, будто они что-то то ли чешут, то ли скребут. Иногда они тихими голосами что-то комментировали, но нам было не до них - наполнялось уже и второе ведёрко. В краткий момент передышки я прикинул, на вскидку, что там набралось баксов эдак под триста. Мелькнула мысль остановиться, но она показалась, почему-то просто нечестной, и мы продолжили свою деятельность. А ещё через полчаса мы шли уже к бару, где терпеливо ждал нас Арво совсем пустые, но гордые хотя бы тем, что не потратили ни одной такой же монеты, что были у нас в карманах.

И мы пошли обедать. После чего, как и было обещано, просто вывалились, в полном икающем несоображении, на набережную. Попадали на знакомые брёвна под пирсом и какое-то время пытались привести себя в человеческий вид, жадно глотая океанскую свежесть…

Я даже помолчал и осмотрелся, пытаясь привести мысли в порядок. Передо мной накатывал на пляж свои холодные волны Атлантический Океан, а позади, за полосой песка и деревянно-паркетной набережной, чередой высились громады казино, отелей и концертных залов, архитектуры порой самой немыслимой. Чего стоил, к примеру, только "Тадж Махал" - бетонный монстр, весь в ярких куполах, словно Собор Василия Блаженного…

 

Глава Двенадцатая.

Поезд высадил меня на вокзале города Ростова-на-Дону ближе к вечеру, и поэтому я сразу решил пойти в "Шоколадницу" - Стандарта, который, собственно говоря, был мне больше всего нужен, в это время найти было можно лишь в тех стрёмных местах, где он обтяпывал свои не менее стрёмные делишки, и это означало, что искать его сейчас было просто бесполезно. А кафе это и находилось поблизости, и встретить я рассчитывал там кого-нибудь, с кем можно было скоротать вечерок, узнав, заодно, все местные новости.

Буквально с порога я увидел Дудуя, да и он меня узнал, приветливо махнув рукой, приглашая, как я подумал, к своему столику. Я подошёл и хотел уже присесть рядом, но Дудуй, быстренько извинившись перед примажоренной парочкой, находившейся там же, сам встал из-за стола и потащил меня к выходу.

Я послушно побрёл за ним, хотя мне так хотелось после поезда и перекусить, и выпить кофе. Перейдя на другую сторону проспекта, мы сели на лавочку, почти на том же самом месте, где мы с ним когда-то познакомились.

Тут он увидел вдалеке кого-то и радостно замахал руками:

Фигура направилась к нам и я узнал в ней Витьку Нестерова, того самого, который приезжал к нам в отряд вместе с Шельманом и дал мне телефон Дудуя, когда я сюда собирался в первый раз.

И умчался через проспект в сторону "Шоколадницы" даже не оборачиваясь.

Мы сели на автобус и довольно долго ехали по городу. Наконец, на одной из улочек, мы поднялись на третий этаж дома послевоенной постройки и вошли в квартиру. Представив родителям, Витёк провёл меня в свою комнату и усадил в кресло. Сам побежал на кухню за чаем. Я осмотрелся, вытянув ноги после дороги. Комната как комната. На стенах - ковры, софа, шкаф. Скромный проигрыватель на тумбочке для белья и кучка совковых пластинок рядом. Видно было, что Витёк в этой комнате либо не хозяин вовсе, либо домой появляется лишь по мере надобности. Неуютно как-то, будто зашёл к случайным соседям попросить чего-либо. Я бы так жить не смог - чтобы меня тут, как бы, и не ощущалось. А ведь Витёк - фигура незаурядная, должен бы оставлять свой собственный след везде, особенно дома. Впрочем, чего это я? Мало ли, как у кого в семье заведено. Наверное от усталости и от неприятного осадка встречи в ростовской публикой. Вскоре Витёк притащил чай и целый поднос снеди. Я не стал отказывать себе в удовлетворении явно подступившего голода, а Витёк сидел рядом, прихлёбывая лишь чай и поглядывая на меня искоса.

 

Глава  Тринадцатая

 

-        Ну уж шпионом его это кто? – Арво задумчиво ковырялся руками в белоснежном песке, - Не поинтересовался случаем?

-        Поинтересовался. Нателла. ЭТОвцы по всему городу раззвонили, что у неё, якобы, сведения «из первых рук».

-        Ну, тогда понятно…

-        А мне нет. Точнее, понятно, конечно, что если бы Старки был шпионом, то по всему городу об этом не кричали все кому не попадя. Значит Конторе надо было выставить его шпионом, чтобы дать Нателле лишний козырь против её «оппонентов»?

-        Конечно.

-        То есть, Старки тогда был перед Конторой чист, получается?

-        Вряд ли. Но не до такой же степени…

-        Но тогда становится совсем нелогичной уж слишком последовательная реакция этого учреждения каждый раз после его появления – и в Москве, и в Ростове, и ещё может где, просто мы не знаем.

-        Действия этого «учреждения» никогда не поддавались логике – на первый взгляд. Вот, думаю, и тогда происходила некая большая игра, правил которой нам, скорее всего, не узнать никогда. Так а потом ты что предпринял?

-        Предпринял… Только всё стало ещё хуже…

И тут чья-то тень внезапно закрыла от нас жаркое послеобеденное солнце. Мы оба даже вздрогнули, на мгновение забыв где, когда, и почему мы есть. Но это был, конечно, Женька. Он подошёл ближе и внимательно стал нас разглядывать.

-         Такое впечатление, что на вас только что наехала китайская мафия из местной закусочной на набережной.

-        Хуже, - я медленно стряхивал с себя смурь воспоминаний, – мы с Арво тут КГБ сидели вспоминали…

-        Господи помилуй! – Евгений даже перекрестился, - нашли место и время. Однако, кстати о времени, нам пора не торопясь двигать к автобусу. И не забыть о сувенирах в Россию из этого замечательного места, правильно?

Мы лениво встали и побрели в сторону набережной, стараясь держаться в тени пирса, чтобы не обжигать ноги о раскалённый песок. В автобусе Женька сразу объявил заслуженную сиесту, а мы с Арво продолжили наши расследования дальше:

-        Ну, что могло там ещё тебя обломать?

-        Наутро я оказался в Танаисе. Хотелось, почему-то поговорить с Чесноком обо всём этом. Мне казалось, то он может, если захочет, быть со мной откровенным.

-        И что там?

-        Когда я вошёл в его домик, то первое что увидел – это распивающую с Валерием Фёдоровичем чаи Нателлу. При виде меня они оба чуть не поперхнулись. Однако к столу пригласили и даже налили чаю. Чеснок суетился, всё интересовался «в курсе ли я последних событий», радовался, что мои друзья успели уехать из музея незадолго до «всего этого». А потом отлучился куда-то, оставив нас с Нателлой тет-а-тет. Она молчала и пристально так смотрела на меня. Как кобра. Тогда я не выдержал и спросил её на предмет всех событий, а так же её совести. Она не ответила, только на часики всё поглядывала. А вскоре и Чеснок вернулся. С ментами. Извинился, пролепетал что-то, что «у товарищей к тебе разговор имеется». Те вывели меня из музея – смотрю – аж на двух тачках за мной примчались. Но, как оказалось, в одной Ашот один за рулём сидел, даже не вышел. Вот они меня к нему и усадили, а сами уехали. Ашот тоже был какой-то странный. Я попытался было, когда мы одни остались, про Стандарта хотя бы узнать, но он, на меня не глядя, заявил мне весьма так официально: «Я сейчас вывезу тебя за Батайск, высажу, и мы некоторое время не будем больше видеться, понятно?» Я ответил, что понятно, что уж тут говорить. Так молча и мчались, пока Ростов-папа не кончился. А когда я уже из машины вышел, Ашот мне вслед и говорит: «Пашека ваш в Азове сейчас. Ты его в ихнем музее найдёшь. Но задерживаться тебе и там не советую». И уехал. Я даже не обиделся на него – служба, свои дела, да и выручил он опять меня – кто знает, куда бы меня упекли чалтырьские менты.

-        Да, круто в Ростове закрутили. А может Старки стал только поводом для всего?

-        Может быть. Но уж слишком как-то всё раздуто. А главное – не понятно, какую, на самом деле, роль сыграл визит Вийве и Старки в эти края? Да и напутствие Ашота насчёт Пашеки, а? Поэтому, я не раздумывая отправился прямо в Азов.

Тут Евгений просунул растрёпанную голову между спинок сидений.

-        Опять вы про Совок? Хватит уже – крыши посворачиваете.

-        А о чем нам, - Арво разлохматил Женькину башку ещё больше, - двум старым партизанам ещё говорить? Лишь перечислять места былой славы…

-        И поражений… - добавил я.

-        А у  меня, - Евгений хитро сверкнул очками, - есть к вам замечательное предложение.

-        Валяй!

-        Вы, случайно, не проголодались?

-        Нет, - уверенно ответил я, перемигнувшись с Арво, - после этого «шведского стола» помноженного на нашу жадность и прожорливость, питаться раньше завтрашнего утра, наверное, будет просто вредно для здоровья. Разве что кофейку где-нибудь, по приезду?

-        Вот и отлично. Недалеко от автостанции – забегаловка с кофе «по-турецки»…

-        Ура! – заорали мы с Арво одновременно.

-        Но это ещё не всё, - лицо Евгения стало серьёзным, - рядом с этой самой забегаловкой находится наш Храм, и мы успеваем как раз к Вечере.

Конечно, мы были согласны. Автобус, тем временем, неожиданно вынырнул из бесконечных лесных кущей и перед нами открылась величественная панорама Большого Голубого Моста, и покрытого дымкой разноэтажного силуэта Филадельфии на другом берегу – слева кучка высоток Сити, и постепенно понижающаяся с десяти до двух этажей основная часть большого города, теряющегося где-то за изгибом набережной.

 

Глава Четырнадцатая.

 

-        Ну, вот что, – Арво потянулся в своём кресле, разглядывая силуэт города на том берегу, - с ростовским погромом мне более-менее всё ясно. Ты, пока мы будем до автостанции куролесить, быстренько расскажи, что там в Азове с Пашекой, а то я всю Службу, боюсь, только об этом и буду голову ломать. Или быстро не получится?

-        Почему же, попробую… Пашека, которого я встретил буквально на пороге музея, увидев меня, хотел просто убежать за горизонт. Но потом, озираясь, он потащил меня в сторону Дона. Глаза его, при этом, были огромные и какие-то пустые. Мы забрались с ним на самую верхотуру крепости и спрятались от пронизывающего ветра за одну из бутафорских пушек, украшающих бастион. Первое, что я хотел от него узнать, так это про приезд Вийве и Старки. Когда я его задал, Пашека ещё больше съёжился и на некоторое время затих. А потом сухо сообщил, что Вийве только попрощалась с ним, сказала, что уезжает далеко и скоро не увидимся. Тогда я спросил уже отдельно про Старки. Пашека тогда совсем уже глухим голосом сказал, что у Старки был какой-то серьёзный разговор со Стандартом. Они ушли вместе и долго не появлялись. А потом Старки вернулся и они с Вийве уехали. Больше он их не видел, и не знает про них ничего. А Ромка? – спросил тогда я. –А Ромку, - Пашека опустил голову, - потом на левбердоне нашли. Убитого. Мы помолчали. Потом Пашека пристально так посмотрел на меня и попросил: «Уезжал бы ты отсюда поскорее, а?» Я не стал ничего говорить на это, а просто спросил Пашеку, как тому в дурке лежалось. Плохо, - ответил он тихо, - и кормили плохо, и санитары сволочи, и один совсем. Когда же я спросил его про Азов, то он ещё раз, только более настойчиво попросил меня уехать. Напоследок я всё-таки спросил его, подозревает ли он Старки в том, что о нём говорят в Ростове? Пашека невнятно помотал башкой и снова попросил меня уехать оттуда поскорее. Я понял, что делать мне тут больше нечего. Надо было решить, куда ехать дальше. На всякий случай, я поинтересовался у Пашеки, слышал ли он что-нибудь о Лёлике? –Я был там, - огорошил меня он, - как только выписали, так туда рванул. Там никого не было и хутор заколочен накрепко. Вдобавок, ещё и менты местные отлупили, - добавил он, повернулся и ушёл. Я смотрел как он спускается по старинной лестнице с бастиона и вдруг понял, что у меня, если я хочу узнать хоть что-то остался один путь – в Гизель-Дере.

-         Я уже давно пыжусь от этой мысли, - Арво даже хлопнул меня по плечу, - не понимаю, почему ты сразу туда не поехал?

-        Ну, это сейчас хорошо обо всём рассуждать. А тогда…

-        Так ты сразу туда, значит? – Арво перебил меня в нетерпении.

-        Туда. Вернулся в Батайск, сел на поезд до Туапсе, и утром уже брёл по горам в сторону знакомого ущелья.

-        И как там Харламовы? – продолжал подгонять меня Арво.

-        Никак. Дом оказался заперт, а соседи сказали, что они уехали давно уже и с тех пор не появлялись. С полгода примерно…

-        Да, - насупился Арво, - за годы жизни тут я отвык от такой информации. Тем более, когда выясняется, какой ценой мы тут с дочкой оказались. Обидно. Стыдно и обидно…

-        Теперь-то что, - мне было досадно, что я так расстроил друга, - таковы были правила игры. И мы все жили по ним. Кто как мог. Правильно?

-        Наверное, - сопел, отвернувшись к окну, Арво, - не знаю, что сказать сейчас… А ты дальше куда?

-        Сидел на горе и смотрел на море. Возвращаться не хотелось. Тогда и решил, что раз добрался сюда, то надо оказаться и в крайней точке наших былых похождений. Я спустился к железной дороге и поехал дальше. В Абхазию.

-        К отцу Александру?

-        Да. Пару дней я искал дорогу к его келье. Даже ночевать в лесу пришлось. Как всё равно наваждение какое – постоянно оказывался либо не у той речки, либо не на той горе. Была мысль вернуться уже. Но потом, совсем с другой стороны я вышел на тот самый косогор, под которым протекала та самая речка…

-        И что? – Арво даже голову вжал в плечи от нехорошего предчувствия.

-        Да, ты правильно догадываешься – никого там не было, и даже келию спалили дотла. Когда я шёл назад, то набрёл на пасеку, где абхазы угостили меня мёдом, хлебом и вином, и рассказали печальную историю, как примерно с полгода назад сюда нагрянула милиция и «божьих людей забрали, а когда вели – били больно».

-        О, Господи…

-        Вот с тем я и остался. Вернулся в Москву, а тут как раз мне в наследство от бабушки квартира досталась. Вскоре женился, устроился на работу в госонтору вроде ИНИОНа, только рядом с домом. Потом сын родился. Вот и пошла жизнь потихоньку…

-        А тусовка?

-        Куда же от неё денешься? И у нас постоянно кто-то жил, и мы с женой, когда бэбик подрос, тоже в центра выбирались. Нормально жили, одним словом…

-        Эй, друзья, - между спинок опять возник Евгений, - приехали уже. Просьба освободить вагон, не забывая при выходе свои вещи!

 

 

Глава Пятнадцатая.

 

Наутро, спозаранку, Наталья, Женькина жена, решила, что мне необходимо делать шопинг, чтобы не явиться домой с пустыми руками. Для этого она потащила меня в ближайший бесконечно-огромный многоэтажный супермаркет, где мы целых два с половиной часа методично прочёсывали нескончаемые ряды всевозможного барахла, отыскивая «sale»  в каждом, с точки зрения Натальи, нужном нам отделе. Поскольку они уехали сравнительно недавно, и она хорошо знала мою нынешнюю семью и размер потомства, покупки делались довольно быстро и точно, что не мешало, однако, Наталье ещё и виртуозно мухлевать с ценниками, уменьшая без того смехотворные цены до полного, как я понял, минимума. Впрочем, примерно через час этой беготни я просто перестал контролировать происходящее, превратившись в самоходный придаток ко всё пухнущей тележке. Когда, в конце концов, мы вышли на свежий воздух, увешанные пакетами, я мечтал лишь об одном – скорее добраться до их флэта, бросить всё это куда-нибудь в угол, попить кофе и вытянуть ноги.

Однако, у самого подъезда я ещё издалека увидел лимузин Арво, а когда мы подошли ближе, он и сам нетерпеливо выскочил нам навстречу, всем своим видом изображая полное недоумение нашим, таким продолжительным, отсутствием, да ещё по такой глупой и никчемной причине. Он, конечно, помог дотащить нам часть покупок до «апартамента» Богуславских, но метнул их в ближайший же угол именно так, как грезил это сделать я. Наталья помчалась на кухню варить кофе, а мы расселись по креслам в ожидании. Но уже через минуту Арво вскочил, начал ходить по комнате туда-сюда, потом поинтересовался в сторону кухни как там насчёт кофе.

-        Ты не торопись, - ответила оттуда хозяйка дома, - мы же ведь только половину покупок сделали. Надеюсь, ты не против прогуляться с нами до торгового центра ещё разок?

Арво просто шмякнулся в кресло от неожиданности, да и я, признаться, тоже чуть не икнул от услышанного. Лишь только смех, раздавшийся с кухни следом, смог избавить нас от обоюдного ужаса.

-        А что ты, действительно, будто торопишься куда, - спросил я у Арво, - посидим ещё, отдышимся после пережитого…

-        Ты знаешь, - Арво неестественно резко наклонился в мою сторону, - я и вчера ещё, на Службе, к моему стыду, думал исключительно о нашем с тобой разговоре. Нам просто необходимо продолжить его где-нибудь опять на природе. Ведь самого главного ты мне так вчера и не сказал, между прочим.

-         Я знаю. Но для меня было главным – объяснить ситуацию, которая стала для меня тогда итогом нашего расставания. А теперь можно будет и поразмышлять над остальным вместе. Так ведь?

-        Согласен. Но это и не даёт мне покоя. Поэтому очень прошу – давай после кофе сразу рванём, особо не задерживаясь.

-        А я вас и не задерживаю, - появилась Наталья, - кофе готов, пейте и катитесь куда хотите. А я кое-что для детей сама ещё докуплю.

Таким образом, уже примерно через час мы сидели с Арво в знакомой беседке за Музеем, курили и оба думали – с чего начать? Первым сформулировал вопрос Арво:

-        Так всё-таки, имеет ли отношение твои недомолвки насчёт того, как у тебя оказался мой адрес, с тем, что ты мне рассказал?

-        Честно говоря, я сам мечтал тут узнать об этом лучше, но…

-        Я, - стукнул себя кулаком в грудь Арво, - чист перед тобой. Никаких даже нюансов не скрываю. Для меня твоё появление – полная неожиданность. Может быть мы что-то не знаем от Вийве, но по поводу тебя она бы не стала секретничать, уверен, и поставила бы меня хотя бы в известность. Богуславские – верно, я знал, что они твои знакомые, даже вспоминали как-то, но от Женьки я узнал только, что вы с ним не контачите с момента их отъезда сюда.

-        И не могли контачить, так как я переехал и телефон у меня другой. Да я и не стремился вас никого даже разыскивать. Уехали, так уехали – пошли, значит, своими дорогами… Тем более, после всей той ерунды, о которой мы уже говорили.

-        Ты ещё, помню, про Иерусалим зачем-то меня спросил, а?

-        Вот это и есть самое непонятное во всей этой истории. Так у тебя там точно никого нет знакомых?

-        Точно никого. Вернее, может, конечно, и есть, но я просто не знаю. Это точно.

-        А у Вийве?

-        Это, опять же, сложнее. Друзья могут быть у неё везде. Сама же она там не была, в этом я уверен. Однако, повторяю, если что-то где-то оказалось связанным с твоей персоной – я бы от неё это знал. Но что же такое с этим Иерусалимом получилось-то? Тебе оттуда мой адрес пришёл, что ли?

-        Похоже, что да.

-        И ты не знаешь, от кого?

-        Не знаю.

-        Как это так?

-        Да вот так. Для этого опять немножко нужно углубиться в ситуацию моего в Москве бытия.

-        Так углубляйся, в чём дело?

-        Думаю, чем тебя грузить, а что – лишнее…

-        Грузи подряд – мне всё интересно теперь, а там разберёмся.

-        Или опять запутаемся?

-        Посмотрим, ты давай, рассказывай.

-        Хорошо. Начну тогда, как мы привыкли, издалека. Тот брак, о котором я тебе говорил вчера, оказался непродолжителен – прожив года четыре мы развелись, и я уехал ещё на четыре года из Москвы в очередные свои странствия. Одно время жил на Алтае, но потом вернулся к проторенным дорожкам – Таллин… Кстати, Кунингаса помнишь?

-        Сашу? Конечно…

-        Он стал весьма Православным, работал в Храме на Вышгороде. Последнее, что слышал – хочет стать Священником…

-        Надо же… Но ты про себя давай, продолжай, хорошо?

-        Ладно. Потом недолго был Вильнюс, чуть не женился там. Но не сложилось – уехал в Питер. Там тоже всё как-то не получалось приткнуться. С полгода жил по флэтам, думал, куда дальше деваться. В Москве мне светила квартира после развода, но сколько надо было её ещё ждать, я даже и не представлял себе. А потом, вдруг, в Питере, встретил старого приятеля из Москвы, Буку – он ещё в Танаисе ошивался когда была история с тамгой, помнишь?

-        Вряд ли. Ты что-то рассказывал, но я забыл уже…

-        Так вот, этот Бука мне и сообщил, что в Азове, где я Пашеку оставил, за эти годы всё стало по-другому – отдел археологии там возглавил некий Вова Чалый. Чего уж там у них в верхах переменилось – не знаю, но хиппни под покровительством того Чалого набилось в музей полно. Живут при музее и пашут там же. И никто никого не трогает…

-        И Пашека там же?

-        А как же! Вырос мальчонка, в универ ростовский поступил, правая рука Чалого, и у хиппни приезжей за главного. А там уже и из Питера, и из Москвы, и из Уфы даже пипл обосновался. Ну, я туда и рванул, не раздумывая. Отлично было там, всего и не расскажешь! Работал там года три, пока флэт в Москве не образовался. Тогда и вернулся я обратно, да не один, а с новой женой и даже дочкой. Стали новой семьёй жить. Потом и старший сын к нам присоединился – тоже отдельная история, и ещё одного сына родили. Вот так – мы с Мариной и трое бэбиков - в однокомнатной хрущобе. И опять – на кухне всё кто-то жил у нас, а чуть потомство подросло – с ними и в центра, и на сейшена, и в экспедиции на всё лето. Всё чаще в Азов, опять же. Так и жили, пока Совок на месте стоял. А как зашевелился он, так и нам шевелиться пришлось – у меня бизнес свой, околомузыкальный, появился, и такой, надо сказать, удачный, что вскоре мы квартиру поменяли на поцентрей и попросторнее. Вот тогда у нас координаты и сменились. Кого смог – оповестил, а многих и не успел ещё. А Марина с детьми всё к Церкви ближе стала прибиваться – дети в воскресную школу стали бегать, а она чаще в монастырь один стала наведываться, к подружкам, что там уже окопались насовсем. Вот такие дела.

-        Хорошие дела. Но наше-то дело тут причём?

-        Непосредственно притом. Бизнес мой ширился, партнёры тоже жирок стали нагуливать. Вот тут поездка сюда, по делам, и наметилась. Дела-то не совсем мои, поэтому для меня несколько даже неожиданно оказалось, что именно мне так повезло. Марина в этот момент в монастыре как раз была, как вернулась – я ей новость такую. А она мне тоже новость – кто-то там только что по Святой Земле паломничал – и мне, лично мне, оттуда гостинчик передали. А от кого – непонятно. Просто просили передать, будто точно знали, что жена при монастыре тусуется как раз. Ну, я решил, что кто-то из бывших наших там пристроился и так удачно пошутить решил. А как открыли посылку – ничего похожего: майка с надписью «Иерусалим – центр земли», свечи от Гроба Господня, кой чего по мелочи для детей – и никакого письма даже. Только когда майку примерять стал – записочка выпала, едва и не потеряли её. А в ней дословно: «Филадельфия, адрес такой-то, Арво.», а ниже мелко: «Только для личной встречи». Вот и всё.

-        И всё?

-         Да, - наслаждался я эффектом, - всё.

 

 

Глава Шестнадцатая

 

-        Это Старки, - сказал вдруг Арво, - это он, конечно.

-        С чего это ты так решил?

-        Как это с чего? А разве не для этого ты мне рассказывал всё так подробно?

-        Что рассказывал подробно? – не понял я.

-        Всё. С начала до конца – всё про Старки.

-        Да нет же! Я просто старался, чтобы ты был в курсе событий…

-        Для чего?

-        Чтобы разобраться, откуда ко мне мог попасть твой адрес.

-        Вот и разобрались.

-        Почему ты так считаешь?

-        Да потому что всё твоё повествование было исключительно посвящено Старки.

-        Ну, прям…

-        Да. Или про него самого, или про то, что было связано с ним непосредственно. Разве не так?

-        Не знаю… Надо подумать…

-        Думай. Хотя у тебя времени для этого было предостаточно.

-        Погоди, Арво, ты не прав.

-        Что это Старки?

-        Нет, про время. Я же перед самым, можно сказать, вылетом эту записку получил. Ты бы видел, что со мной творилось, когда до меня дошло, что мы опять увидимся. Я тогда даже мысли не допускал, что мой визит тебя огорошит. Я был просто уверен, что вы тут все вместе, как когда-то, и никаких секретов нет. Просто решили мне такой сюрприз сделать, этой запиской. Я мечтал, что наконец узнаю, почему и как тогда всё это происходило. Я ликовал от одной мысли, что в моей, и не только моей, кстати, судьбе не будет той муторной запятой с многоточием. Но ведь лишь только мы увидели друг друга всё пошло совсем по-другому. Ты согласен?

-        Да, наверное…

-        Так вот, потому я и решил притормозить с рассказом о записке. Надеясь, всё-таки, что это само собой всплывёт, пока будем пробелы устранять.

-        Так вот, и всплыло…

-        С этим я готов согласиться, но насчёт времени – ты не прав, однако.

-        Ладно, не сердись, - Арво похлопал меня по плечу, - я понимаю, как это тебе всё необходимо разложить по полочкам. Даже рассказывая мне про такие мрачные времена, которые вам пришлось пережить. Мне, повторю, просто стыдно, что наш отъезд обернулся для вас такими приключениями. Но ты же сам, помнится, говорил, что тогдашняя жизнь жёстко диктовала свои условия. И что это всё, Слава Богу, уже в прошлом. Однако, как бы то ни было, в итоге получается, что записку ты получил от Старки.

-         Да, - вздохнул я, - если спокойно рассуждать – опять это его манера распоряжаться действительностью. И, знаешь, почему-то радости такой вывод мне не прибавил.

-        Почему же?

-        Сам не пойму. Наверное, устойчивый комплекс выработался ещё тогда на всё, что с ним связано. Будто бы мы опять оказались пешками в его игре…

-        Так. Значит ты так глубоко веришь, что Старки тогда, ради собственного профессионального удовольствия, затеял всю эту комбинацию с нашей отправкой, и ради неё же прошёлся по всем вам, оставляя после себя трупы и покалеченные судьбы? А больше ничего о нём ты не хочешь вспоминать? Сколько раз он подставлял себя, чтобы вытаскивать нас, всех по очереди, из разного дерьма? Не на него ли мы всегда могди расчитывать, когда нам было трудно, и он всегда появлялся, как джин из бутылки, рядом с нами? Это тоже он творил только лишь из любопытства? Боюсь, мне трудно будет с тобой согласиться, хотя и знаю, что ты можешь обо мне подумать – вы, дескать, балдели все эти годы, а мы…

-        Не надо так, - перебил я его, - я не плакаться к тебе приехал. Тем более, что даже и пережив всякое, мне, на данный момент, жаловаться отнюдь не на что. И уж тем более мне совершенно не приходило в голову ехать сюда судить кого-либо за что-то, в чём я так и не разобрался до конца. Единственное, что мне действительно неприятно – это вновь почувствовать, что твердь колышется под ногами, на которых, как я был уверен, я давно уже крепко стою.

-        Ты прислушайся, - Арво помахал рукой у моей головы, - я…, мне…, иногда – мы… Да, вот – ты, а это – я. Сидим, головы ломаем, зачем мы тут сидим…

-        И ломаем головы? – я даже рассмеялся.

-        Конечно, - захохотал Арво, - конечно!

Успокоившись, мы закурили молча. Прямо под беседкой, плавно шелестя, несла воды река, густые заросли склонившихся над ней деревьев тихо покачивали в такт её движению ветвями. Высоко в небе чертил белую линию самолёт. «Пора домой» - подумалось мне вдруг.

-        Так а у тебя есть там кто-нибудь? – спросил Арво.

-        Где? – не понял сначала я.

-        В Израиле?

-        Кто-то уж точно есть. Надо вспомнить. А что?

-        Так теперь мы знаем, где его искать…

-        Кого? Старки? А зачем?

-        Как это, зачем?

-        Да вот так. Я думаю – незачем.

-        Но ты же сам только что говорил про запятую с многоточием!

-        Говорил. Только искать его – незачем.

-        Не пойму я тебя.

-        А что тут понимать? Я, пожалуй, завтра уеду. В Вашингтон, точнее – в Роквилл. Побуду там пару дней – и домой.

-        Ты что, обиделся?

-        Ну что ты, Арво. Наоборот, я вдруг почувствовал, что именно так, как всё сейчас есть, и надо оставить. Ничего, поверь, больше ничего мы с тобой лучше не придумаем, кроме как оставить всё на своих местах. Это – наша с тобой история, и она того заслужила. Временем, хотя бы, и тем даже, что мы с тобой сейчас, вот тут, вместе. И ещё: если всё и действительно так - Старки знает где нас найти, и меня, и тебя тоже, то неужели ты думаешь, что есть хоть какой-нибудь смысл его разыскивать, пока он сам не решит, что пришло время показать себя нам? А раз он так не решил, значит есть у него на то свои причины, а нам, значит, надо просто жить дальше, как уж у каждого сложилось. И вместо того, чтобы головы ломать попусту, поблагодарить Старки за эту нашу встречу. Если это он её устроил, конечно. Но ведь и мы уже достаточно мудры, и обязаны принимать такие подарки спокойно, будучи уверенными, что всё образуется как надо, в нужные сроки. Надеюсь, ты согласен?

Арво подумал, потом молча встал, потянулся, и кивнул.

-        Согласен. Причём, даже в мелочах. Ты как, опять стопом?

-         Да уж! Натаха меня так нагрузила, что впору будет только трейлер ловить. Наверное, на поезде. Это сложно?

-        Нет проблем. Они тут чуть не каждый час ходят. Сейчас заедем, узнаем расписание, а завтра я тебя отвезу. Идёт? А сейчас, надеюсь, ты не откажешься от кофе?

-        Непременно. Только чтобы хороший!

-        Знаю. Есть тут одно заведение. Не очень, правда, дешёвое, но ради такого случая – можно. «Бистро» называется, французский вариант, но кофе – хороший.

Мы пошли через заросли к паркингу, а я всё думал. О доме. И даже не о том, что меня там ждут, и как будет хорошо когда я вернусь. А о том, что вернувшись, чуть подтянув хвосты по работе, надо будет взять жену и быстренько сгонять куда-нибудь в Европу. В старую добрую Европу. И даже не куда-нибудь, а я знал точно – куда. В Париж.

Потому что в Париже тоже можно найти «бистро». Найти же настоящее «бистро», не заокеанскую стилизацию, а именно парижское «бистро» (Господи, как радостно вонзался прямо в мозги этот историко-лингвистический казус!!!), с гарсонами и круасанами, мне с этого момента стало просто необходимо. Потому что это было то самое, столь долгожданное, новое слово.

 

Конец Пятой Части.