Глава Первая

В начале всегда возникают слова. Они берутся ниоткуда, прямо из центра сознания, постепенно заполняя его собой, быстро приобретая смысловую овеществлённость, поскольку, обычно это не отвлечённые понятия, требующие особой трактовки, а банальные имена существительные, к тому же навевающие, по мере осмысления их, совершенно конкретные образы, от которых-то уже потом довольно трудно бывает избавиться. Некий предмет, порой совершенно неожиданный, а порой до боли знакомый, начинает мозолить разум, причем слово, его обозначающее, набатом гудит внутри и требует будто, чтобы бросил я всё доселе меня заботящее и обратил всего себя к рассмотрению не только предмета сего, как такового, но и к поиску первопричины его возникновения в сознании моём.

Иногда такое, говорят, бывает при белой горячке или при более серьёзных психических отклонениях – начинаясь с редких психозов переходя потом в манию, такие состояния становятся обычной шизофренией, по большей части болезнью неизлечимой, не только занудливыми лекарственными процедурами, но и даже самым кропотливым психоанализом.

Сначала я тоже испугался было такой нерадостной перспективы, но выход оказался достаточно прост – нужно было только постараться приблизить этот предмет к себе как можно ближе, либо, ежели масштабы оказывались иными, самому найти возможность оказаться рядом с объектом внутреннего беспокойства. И тогда, мало того, что сознание моё вмиг прояснялось и наступал естественный душевный покой, но и, как я стал замечать со временем, действия эти имели , как правило, далеко идущие и, непременно, положительные для бытия моего последствия.

Вывод мог быть лишь один – слова эти, образы, предметы и ситуации ими созданные, были некими знаками перемен, коих я не предугадал на своём пути, либо предостережениями от шагов опрометчивых, которые я, ненароком мог или готов был совершить, если бы не обратил на них должного внимания.

Было далеко за полдень погожего московского лета середины 70-х годов века ХХ-го, когда неожиданно-эстонское слово «кохвик» восстало передо мною из тьмы подсознания, заставив отбросить в сторону ту незамысловатую ерунду, которой я был в тот момент занят. Я уселся поудобнее и стал размышлять, с какого боку этот «кохвик» может иметь ко мне отношение, и что мне теперь делать с ним. Вообще-то по эстонски «кохвик» – это кофейная, то есть маленькая кафешка, где, наряду с выпечкой , пирожными и мороженным, вам всегда предложат не только кофе, по европейски слабенький, но и жиденький чай, а так же сок, коньяк и сигареты. Таких в Эстонии огромное количество, не только в Таллине, где они, чаще всего являлись местами тусовок, но и просто вдоль дорог и на окраине любого посёлка, можно было позволить себе зайти в «кохвик» и порадоваться хотя бы стабильности ассортимента, или просто переждать столь частые в этих краях дождики за совершенно необременяющей бюджет чашечкой чая.

Но, если призадуматься не о значении слова «кохвик», как такового, а о том, в каком плане это простое слово имело отношение ко мне лично, сразу было ясно – это, конечно же, «кохвик» в Пирита, в предместье Таллина, на взморье, рядом с аббатством св.Бригиты, вернее с живописнейшими руинами этого монастыря. Этот «кохвик» имел даже своё название, каким-то образом связанное то ли с аббатством, то ли с расположенном в Пирита яхт-клубом, но я не помнил его – для меня это было единственное во всей округе место, где, в течении многих лет подряд, можно было попросить сварить крепчайший кофе по-турецки, в турке и на песочке. А выпив, с неизменной сигаретой «Элит», наигустейший и ароматнейший этот напиток, можно было уже смело входить в остатки главного Собора аббатства св.Бригиты, по мало кому известной, но порядком-таки загаженной, винтовой лестнице забираться на самую верхотуру и, свесив ноги со стены, долго любоваться открывающейся оттуда панорамой: холмами пиритского леса, из которых и вытекала сама речушка Пирита, её устьем, истыканным мачтами приткнувшегося там яхт-клуба, сизым морем с чайками на вонючих камнях отлива, и таллинским Вышгородом на другом конце бухты, кажущимся, со всеми своими башнями и шпилями, туманным отражением скопления мачт пиритских судёнышек у меня под ногами. Шорохи леса, моря и автострады будоражили воображение и можно было долго сидеть там, воспаряя в мечтах и озадачивая задирающих лица редких туристов, пока мокрый ветер не начинал требовать своего – очередной порции такого редкого в Эстонии кофе по-турецки.

Это и было главным для меня понятием слова «кохвик».

Это было одним из любимых моих мест.

Поэтому, я с охотой отложил на потом всё, чем был занят и стал думать, как бы получше обтяпать моё туда приближение.

Хотя, что тут было думать – ехать надо было туда и всё.

А для этого я попросту напялил на себя вызывающе новёхонький «левисовый» куртон, другой, попиленный сунул в дорожную торбу с большим лейблом «Калифорнийского Университета», плохо читаемым под застарелыми пятнами портвея, туда же определил и свитер на предмет прибалтийского ветерка, в боковой карман торбы не забыл положить заботливо упакованный ксивник, покрепче завязал опять оборвавшийся шнурок безотказных китайских кедов, запер флет, вышел на чудесный летний бульвар и направился прямиком на Стрит.

Памятник Пушкину ещё был виден, когда я уже на редкость удачно махнул свой «левис» на соответствующее количество дензнаков, переоблачился в более пристойный путешествию прикид, и шёл вниз по Стриту полностью упакованный и готовый к любым странствиям.

У «Российских Вин», своеобразной стартовой черты любой удачной поездки, естественным образом обнаружился Майк, он стоял в стороне от входа и сгорбившись пересчитывал нечто на ладони, и пересчёты это, видно было сразу, не очень его радовали.

·       Привет, Майк, - хлопнул я его по плечу, от чего тот немедленно убрал недосчитанное в карман.

·       Здорово, что подкрадываешься аки тать в ночи, пугаешь народ.

·       Дринкануть решил, а не хватает?

·       Добавляй, на пару и зажбаним, коль не прочь.

·       У меня другое предложение, Майк. Пойдём-ка с тобой на край тротуара, застопим тачку до Ленинградского вокзала, впишемся, пока не поздно, на таллинский скорый, а там, не торопясь, и отметим это дело: и встречу нашу, и путешествие. А?

·       Запросто, - совершенно не удивился Майк, - ты не представляешь, насколько кстати ты всё это затеял. Я уже полгода Сайсу телефонный аппарат немецкий привезти обещаю. А он, аппарат, врубись, у Андрюхи Пушкина, прямо за углом, то есть. Так что ты пока батёл бери, да тачку стопь, а я уже и прибегу, и на чугунку мы успеем, хорошо?

Ну и нахал – только и успел подумать я, но всё срослось просто на чудо: спустя совсем небольшое время мы уже сидели в плацкарте фирменной «Эстонии» за столом, уставленным нашим портвеём и кучей пива двух долговязых эстов, с любопытством разглядывая друг дружку.

Наконец, поезд тронулся.

 

Глава вторая.

Поезд дернул, и все четверо ухватились за бутылки стремясь предать им более устойчивое положение, но, раз уж взялись, то, может быть, и не стоит попусту двигать предметы туда-сюда, а взять, да и использовать их по прямому , так сказать, предназначению.

·       Домой? – Майк первым нарушил застольное молчание вопросом, скорее, риторическим.

·       Да, - охотно согласились попутчики, - пришлось в Москву ездить, чтобы оформить документы. Надо в Финляндию, рядом, а документы все в Москве. Странно. Теперь домой. А вы? В гости, или тоже живёте у нас в Эстонии? – тон вопроса был зажатым и насупленным.

·       В гости, в гости, - ребята аж обмякли, - у нас там знакомых целая куча, и в Таллине, и вообще.

·       Наверняка русские? Моряки наверное или военные?

·       Мы что, на военных моряков очень похожи, - Майк тряхнул хайром, - или его клеша, - он кивнул на мои джинсы, - вам морфлот напомнили? Нет, люди мы на редкость штатские, к вашему разочарованию. Да и друзья у нас, как ни странно, всё больше эстонцы. Хотя и русской хиппни тоже у вас в достатке. И не разу не видел, чтобы они с эстонцами делили чего-нибудь, так ведь?

·       Это другое дело. – Парень постарше кивнул с очень важным видом. - Это правильно, конечно. Но русский вопрос у нас есть, не обижайтесь. Я в детстве очень обиделся, когда подрались в школе, а один русский мальчик спросил: «Откуда вы тут взялись на нашу голову?» Я это очень долго помнил. И делал выводы по-своему. И был момент, когда они мне окончательными показались. Не в пользу русских, конечно.

·       И не разочаровался ты в этих своих выводах? – теперь мы сидели насупленными, глядя, как за окном, в сумерках, проносятся родные берёзки, осинки, и деревушки.

·       Пришлось разочароваться, – он неожиданно широко улыбнулся, - меня забрали в Советскую армию, на Урал. Сначала трудно было. Проблемы с языком. Обижали часто, говорили – фашист. А потом стали друзья. И сейчас они друзья, я в гости по России много езжу, и они к нам тоже. Я понял: русский в своём доме – это совсем не то, что я с детства видел. Я понял, что это Великая нация. Но только, когда у себя дома или в гостях. Я даже думаю теперь, что все должны жить на своей земле. Только в гости и с добрыми намерениями. Тогда будет порядок и взаимопонимание. А так – куча разных людей и проблем в одном месте.

·       Это ты совсем по эстонски все понимаешь, - включился в разговор другой, - но мир огромный, я плавал много, везде люди вперемешку живут, где лучше, где хуже. Но теперь уже и не разделишь, кто где жить должен. Хотя русская проблема у нас, в Эстонии, особенная, мне кажется. В Латвии, в Литве тоже – там русская часть интеллигенции большая, своя жизнь, часто и не поймёшь, кто есть кто. А у нас всё отдельно – эстонская культура сама по себе, а русские – только военные, моряки и докеры, а там культура немного специфическая. Так наверное?

·       Наверное так, - Майк потянулся, а я пожал плечами, - а может и ещё сложнее. Но мы вот часто у вас бываем, и подолгу порой жить приходилось. Видели, конечно, разное. Но у нас друзей толпа всюду, как, впрочем, и быдла всюду хватает, в любом, независимо от территориальной принадлежности места. И нам главное, думаю, чтобы это соотношение в сторону друзей перевешивало, в каждом конкретном месте и в каждое конкретное время. А остальное - проблемы не нашего уровня, вроде квантовой механики или проблемы жизни на Марсе.

·       И это тоже правильно! – Эстонцы подняли бокалы, в которых уже давным-давно плескался наш портвейн, который мы захлёбывали их пивом. – Если будут проблемы в Таллине, ищите нас – проблем не будет. Вы узнаете эстонское гостеприимство ещё больше!

Напоследок, поздней уже ночью, ещё раз перекурив в тамбуре, всё разбрелись по своим полкам, а когда рассвело, на обратном пути из сортира, я увидел на горизонте, среди унылых чухонских равнин, башни таллинского Вышгорода.

Перрон встретил нас порывами промозглого ветра, пробирающего, с непривычки, до костей. Распрощавшись с попутчиками перед вокзалом, мы пошли, поёживаясь, своим путём – прямо к нависающей справа громаде крепости. У нас давно уже сложился своеобразный ритуал: по узенькой лесенке, прилепившейся к скале забираться в крепость, пройти по малюсенькой «Love Street», выйти на смотровую площадку и там, на самом ветрюгане, выпить за приезд залпом по бутылке местного пива и осмотреться уже сверху внимательно.

Это была акклиматизация.

Не к ветру и сырости, конечно, а тому сказочному мирку, в самом центре которого мы очутились столь стремительно. Ещё вчера оба были погружены в некие сугубо московские проблемы, а теперь за спинами у нас старинные башни и Соборы Вышгорода, словно парящего под самым низким сумрачным небом среди холмистых равнин и мрачного моря. А внизу под нами открывался совершенно сказочный вид на потрясающий беспорядок черепичных крыш Старого города, пронизанный, в самых неожиданных местах, узкими провалами извилистых улочек, и увенчанный огромным количеством разнообразных кованных флюгеров, среди вкусно дымящихся труб, башенок, и медных шпилей множества костёлов, кирх, и церквей.

Когда всё это улеглось, вместе с пивом, в нашем рассудке, а дым сигареты развеял последние надежды на нереальность происходящего, можно было приступать к делам, ради которых мы столь поспешно тут и оказались.

·       К «Ципрусу»? – утвердительно спросил я.

·       Конечно. Там, может, и Сайс будет, тогда и дел никаких.

В самой середине Старого города, на пересечении сразу трёх улочек, стоял кинотеатр старой постройки, весь окружённый колоннадами, под которыми очень уютно было сидеть на широченных подоконниках и смотреть себе по сторонам. Назывался он «Ципрус», то есть «Дружба», а около него был, разумеется, «кохвик» с тем же названием. Достаточно вместительный, по таллинским меркам, разумеется, и недорогой, для того, чтобы много лет подряд местный тусняк даже и не мечтал, чтобы поменять место времяпровождения.

Спустившись из-под туч по «Короткой ноге» – улочке, состоявшей из одних только ступенек, мы пересекли Ратушную площадь, заполненную кучками разнокалиберных туристов, и подбрели к «Ципрусу» именно в тот момент, когда на уютных дверях его возникла очень вежливая двуязычная табличка: «Простите, санитарный час». Зато чуть в стороне, под колоннадой стоял Шурик Кунингас собственной персоной и уже всячески выражал восторг при виде нас, дорогих гостей.

·       Приехали! Жить у меня можно – мои все уехали, флэт свободен.

Это было хорошо, так как жил Кунингас прямо почти на Ратушной, центрее некуда. Значит, проблема проживания решилась мигом и в наилучшем варианте. Пока обсуждали это событие, забрели в «Сооклу», столовую за ближайшим углом, тоже популярное место, так как на столах там стоял совершенно халявный хлеб и тарелки с квашенной капустой. То есть, можно было, взяв чай без сахара, усаживаться и питаться от пуза. Но в сытном и богатом Таллине это было, как бы, на крайний случай, ежели уж совсем не везёт по жизни, и всё.

Там же был, впрочем, и барчик с кофе, в котором мы подкрепили силы и обсудили планы на будущее. Куня объяснил, что Сайс обязательно должен прийти во второй половине дня, поэтому Майку стоило ждать его тут, можно даже зайти в пивбар, что напротив Кунингасова жилища.

А я решил, что мне пора уже ехать в Пирита.

Забив стрелку на вечер, я вышел из «Сооклы» и бодро зашагал по скользкой брусчатке вдоль трамвайных путей к конечной остановке автобусов, идущих в нужную мне сторону.

 

Глава Третья.

Ещё когда автобус вырвался из райских кущей Катриорга и помчался по приморскому шоссе, я уже обратил внимание, на необычное солнечное затишье, столь редкое на таллинском взморье. Хотя, конечно, я и раньше замечал, что погода на разных концах залива может, порой, разительно отличаться не только между собой, но и от того, что так настырно проповедовал метеоцентр на день сей.

Море было просто зеркальным, навевало мысли о вечной неподвижности, тем более, что прибрежные валуны среди всеобщего покоя ассоциировались с чем-то вроде релаксирующего сада камней далёкой, но столь же загадочной страны.

В полной солидарности со стихией водной и буйная растительность Катриорга, а потом и пиритских опушек застыла недвижимо, поэтому мчащийся по шоссе автобус казался неким варварским вторжением в этот, так поглощённый собою мир, а редкие движения в глубине неба и без того статичных чаек, виделись лишь как укоризненная реакция окружающего бытия на наше наглое сюда вторжение. Наверное поэтому и встречный транспорт так суетливо стремительно спешил навстречу нам, подгоняемый покоем и чая поскорее оказаться в родимой суете другой стороны бухты.

Волнение во мне, тем временем, возрастало по мере приближения к заветной остановке, но когда я, наконец, покинул автобус и он умчался прочь, а на другой стороне дороги я увидел в целости и сохранности, даже ещё похорошевший, столь желанный, от черепичной крыши до затемненных дверей, «Кохвик», я ощутил в себе знакомое уже чувство полного отдохновения от всего прочего. Теперь я уже совсем не торопясь, по пути впитывая, к тому же, подаренный мне окружающий покой, направился через, как специально, совершенно опустевшее шоссе к нему, открыл привычно массивную дверь, и так же привычно, ещё не освоившись во внутреннем полумраке, произнёс: «Tere!», и приветственно махнул в никуда рукой.

Через пару шагов полумрак рассеялся, стойка и столики оказались на своих местах, даже за стойкой стояла та же, с прошлого визита, девушка, и совершенно привычно прозвучал её ответ: «Tere, palun!»

·       Кофе по-турецки, двойной и без сахара, пожалуйста.

·       Садитесь и подождите, одну минуту.

·       И сигареты «Элит» ещё, пожалуйста.

·       Пожалуйста, пожалуйста.

Я сел за столик так, чтобы между гардин мне было видно аббатство. Конечно же, оно не изменилось. Оно уже лет триста стоит в таком живописном виде, не считая дырки от советского снаряда времён последней войны на главном фронтоне Собора. Хотя нет, у самого шоссе прибавился сувенирный ларёк. Вот и хорошо, прикуплю на память какую-нибудь феньку, пока денюшку всю не гукнул.

Кофе оказался стабильно крепким, густым и ароматным. Сигареты душистыми и волнующими.

Хорошая, однако, вещь – верность традиции. Пусть хоть только позавчера придуманной, но уж на век, и не секундой меньше. Вспомнилось сразу фешенебельное кафе в центре Таллина, где со времён, наверное, гибели «Титаника» собираются по сей день аккуратненькие старушки в забавных беретках, кушают одни и те же пирожные и о чём-то всё время разговаривают в полголоса. Либо о политике на Балканах, либо о кошках – не иначе.

Тогда и я, сохраняя верность собственной традиции, вышел из «Кохвика», пообещав вернуться обратно в скором времени, и в самом радужном расположении духа направился к аббатству св.Бригиты. Для начала я решил осмотреть новшество – ларёк и был приятно удивлён обилием буклетов, вымпелов, значков и открыток, посвящённых этому величественному месту, я даже приобрёл малюсенький псевдосредневековый значок, который немедленно и прицепил к своей «ветеранской» куртке.

Медленно, прогуливаясь по территории аббатства, я, в который раз уже, осмотрел старинные надгробья и кресты, снова попытался разобрать то ли латинские, то ли немецкие готические завитушки на монументах меня почему-то заинтересовавших, но так и не раскрывших мне тайну своего здесь предназначения. Потом посидел на уютной скамейке, любуясь руинами главного Собора, и только после этого всего, словив, так сказать, понизу весь кайф, я позволил себе войти в пространство некогда огромного основного строения этой в далёком прошлом процветающей обители. Теперь от Собора оставалось лишь четыре огромные стены с высоченными остроконечными фронтонами с двух сторон, обрамляющие синее небо сверху и зелёную лужайку с прогалинами былых фундаментов снизу. Внутри стен было множество галерей, ходов, старинных, навеки запертых дверей и лестниц, ведущих либо во мрак подземелий, либо на вторые этажи галерей и коридоров.

«Город Мастеров», «Последняя Реликвия» и ещё целая куча совковых сказок про «ихнее» средневековье было снято среди этих стен, безо всяких признаков декораций, а теперь вот я бродил тут, касаясь овеянных временем камней, пытаясь ощущать себя вне нынешних времён, либо сетуя совсем недавнему разрушению Святой обители, либо равнодушным исследователем, коснувшимся следов неведомой доселе культуры.

Побродив вдоволь и пропитавшись насквозь загадочным духом руин, побрёл я тогда к одному из укромных углов этого громадного прямоугольника, надеясь, что известная немногим, и тщательно оберегаемая от туристов винтовая лестница до сих пор цела, не обрушилась, и не замурована. Нет, всё на месте, и поэтому можно начинать захватывающее дух восхождение, цепляясь за вытертые камни стен и ступеней, выглядывая лишь изредка в узкие бойницы на всё удаляющуюся землю, и стараясь, притом, не вляпаться в следы пребывания менее романтичных моих предшественников. Потом небольшая, закрытая галерея, потом ещё одна короткая лестница почти без ступеней, и внезапно выйдя из невысокой арки, я оказался на верхней плоскости одной их боковых стен, слегка сплющенный открывшимся вокруг меня пространством.

Хоть и без всяких перил, но стена была достаточно широка, чтобы можно было безбоязненно пройти по ней ближе к середине, а потом, уже аккуратно, подойти к самому краю и сесть на камни, свесив ноги в пустоту. И наслаждаться всем, что есть вокруг тебя.

Здесь был, конечно, ветерок, но был он на редкость лёгкий и ласковый, он не обременял нисколько, а только помогал лишь наполнять грудь небывалой хвойно-йодистой смесью, от которой вскоре погрузился я в самые благостные и почти ни с чем не связанные мечтания. Наверное, это было бы похоже на молитву, если бы мне в тот момент могло придти в сердце молить себе хоть что-то.

Не знаю, сколько времени я провёл так.

·       Tere! – внезапно, но совершенно не обламывающе прозвучало совсем рядом.

·       Здравствуй! – ответил я по давнишней своей привычке здороваться, по мере возможности, на родном языке.

·       Ты издалека? – вопрос был задан уже по-русски, даже акцент был почти неуловим.

Тогда я решил открыть глаза и рассмотреть собеседника. И оно того стоило. В двух метрах от меня сидел, так же свесив ноги со стены, совершенно седой чувак, длиннющий хайр которого мягко колыхался по ветру, а борода, такая же седая, начиналась от самых глаз, задумчивых, но с хитринкой. И в натуральном индейском прикиде, то есть замшевые штаны и куртка были сказочно отделаны бисером и обалденной кожаной бахромой достаточной длинны, чтобы колыхаться в пространстве в такт хайру. На ногах, над бездной были высоченные сапоги непонятной выделки. Короче – ни на таллинской тусовке, ни на какой другой, я такого живописного персонажа не встречал. Вспоминались, скорее, обложки дисков «Jethro Tull».

·       Из Москвы. – Скорее от неожиданности сказал я: - А ты?

·       Наверное, скорее, местный, - ответил тот задумчиво, - но не долго ещё.

·       Тарту, Пярну, Нарва, - Эстонию я знал неплохо, - из каких краёв?

·       Гораздо дальше, к твоему удивлению, - усмехнулся он, - меня Арво зовут, а тебя?

·       Василий. – Мы пожали руки, а потом закурили по сигарете.

·       По пиву может быть? – Арво кивнул на стоящий далеко внизу мой «Кохвик»

·       Лучше по кофе. Там и пива-то не бывает, - предложил я, - а пива можно потом в Пирита уже купить.

Мне хотелось побольше узнать о столь колоритном Арво, тем более, что торопиться мне было совершенно пока некуда.

Мы спустились вниз, прошествовали, озадачивая туристов, к выходу из аббатства, минули шоссе и вошли в «Кохвик». По реакции хозяйки стойки я понял, что и она такого видит впервые. Когда Арво узнал, что тут готовят нормальный кофе, радости его не было предела, что ещё больше меня озадачило – обычно эстонцы воротят нос от таких напитков, либо считают их сугубой экзотикой, не для белых.

·       Так откуда ты, Арво, - спросил я раздираемый любопытством, - я, хоть и москвич, но в Эстонии бываю часто, народ тутошний знаю неплохо, а ты на них не похож. Даже в мелочах.

·       Эстонцы, друг, живут не только в Эстонии, - Арво с видимым наслаждением прихлебнул кофе и уселся поудобнее, - эта маленькая нация, волею судеб, раскидана по всему миру. И не всегда они покидали свою землю не по своей воле. Были времена, когда наши соотечественники пытались колонизировать самые экзотические места. Я достоверно знаю, что в Бразилии есть целые эстонские поселения.

·       Надеюсь, ты не оттуда, прямым рейсом?

·       Нет, но я родился в столь же не похожей на эту обстановке, где наш народ живёт уже не одно поколение.

·       Так где же, в конце концов!

·       На северном Кавказе, дружище Василий, на самой границе с Черкессией, есть целое селение, которое так и называется «Новоэстоновка». Да. Правда, после войны Сталин принял там некоторые непопулярные меры, и оно резко уменьшилось. А теперь уже почти все и разъехались. Некоторые, как я, на родину предков. Но процесс обратной ассимиляции, я чувствую, труден. Уже десять лет, но всё чужак. Вот, с кофе как ты меня порадовал, ох! Я больше путешествовать тут стараюсь, сам по себе. На островах несколько лет пытался жить, егерем в заповеднике, но скоро понял, что не для этого я из одной глуши бежал, чтобы в другой сидеть. Так ведь? И из вашей Системы кой кого знаю неплохо, но всё равно я – сам по себе, как Маугли, наверное. Всё надо опять понять и по местам расставить. Мы же там совсем почти как кавказцы стали, раз среди них жили.

·       А я-то думаю, на что твоя манера говорить похожа! Ни с одним эстом такого разговора не получалось, прости.

·       Эх, ладно, сам чувствую. Так мы пиво пить будем?

Мы ещё часа два бродили по пиритскому лесу, потом долго сидели в дюнах, глядя на паруса вдали. Мы выпили много пива, а в дюнах хлебали неплохой сухач. Мы разговаривали обо всём, казалось я знаю его уже много лет, настолько разные и интересные были у нас разговоры. И тут непьянеющий Арво, поправляя разлохмаченный морским бризом хайр и развеваясь всей своей бахромой вдруг неожиданно серьёзно изрёк:

·       Слушай, а я, кажется, готов доверить тебе одно очень важное для меня дело…

 

Глава Четвёртая.

·       Ну, теперь, когда мы всё обсудили, я могу подбросить тебя до города, - Арво широким жестом указал на притулившуюся к «Кохвику» автостоянку, - и я надеюсь, ты не откажешься оценить по достоинству мой грандиозный автомобиль.

Я посмотрел и сразу понял, что он имел ввиду: передо мной стояла самая модная тачка сезона по всей Прибалтике – «горбатый» Запорожец ярко-жёлтого цвета, с чёрным верхом и неимоверным количеством никелированных фар и подфарников спереди и сзади, а таким же количеством зеркал и зеркалец заднего вида с каждого борта.

Перед тем, как взяться за руль Арво демонстративно одел белоснежные перчатки, очки-консервы, затем автомобиль издал противный, но с переливом звук, и мы довольно шустро покатились в сторону сиреневого, на фоне заката, остроконечного силуэта Старого города.

·       Значит завтра, в полдень, в Гайд-парке, под стеной, - высунулся Арво из окна своего лимузина, высадив меня у Виру, - не опоздай, а то никто тебе не поверит уже тогда…

·       Не беспокойся, я тут рядом остановился, не опоздаю. – Я помахал рукой, любуясь, как забавный механизм пронырнул среди обыденных Волг и Жигулей и исчез в их потоке.

А у «Ципруса» был, что называется, самый сбор. На узком тротуаре, под колонадой, да и на ступеньках самого кинотеатра тусовалась целая толпа волосатого и разноцветного пипла, уже издалека слышалась разноязыкая речь, пахло табаком, травой и вином, через запотелую витрину кафешки было видно, что и внутри тоже битком. Поздоровавшись с некоторыми хорошо или не очень знакомыми снаружи, узнав заодно, что двухметрового Эдика забирают а армию, а Сэм опять то ли женился, то ли развёлся, я стал протискиваться внутрь, в надежде, что Майк с Кунингасом всё ещё тут, и мне не придётся, если они свалили куда на вечерок, коротать остаток вечера в пивбаре, откуда видны окна кунингасова флэта, зато в компании матросов и спившихся докеров таллинского порта, которые и были завсегдатаями этого заведения. Но все оказались на местах: видимо Сайс, который восседал у подковообразной стойки в окружении Майка и Куни, достаточно щедро отблагодарил Майка, а заодно и Кунингаса за доставку дефицитного аппарата – все трое, хоть и сидели над чашечками с кофе, были явно на взводе. Майк, размахивая руками, причём, постоянно цепляя окружающих, а потому непрерывно ещё и расшаркиваясь перед задетыми, пытался доказать остальным какую-то новость из московской действительности, на что те не соглашались ни в какую, упорно мотая головами, подмигивая друг другу заговорщицки и качая пальцами перед Майковским фейсом – не надо лечить, дескать, знаем мы вас, сами, дескать, леченые, а такого быть не может никогда.

Оказывается, они, среди всеобщей толкотни, умудрились сохранить для меня табурет у стойки, занятый, пока я отсутствовал, сумкой, как я понял, с ужасно вкусными эстонскими горячительными напитками, поэтому появлению моему обрадовались несказанно, а Майк сразу попытался сделать меня решающим свидетелем в их жарком их споре.

·       Вот скажи этим упёртым чухонцам, - он ткнул пальцем прямо в хитрые рожи оппонентов, - что у нас эта несчастная «Пепси» уже месяц как на всех прилавках, что её у нас и пить-то, опосля нашенского квасу никто не желает, а то эти горячие парни заладили, что ихние финны, видите ли, только им её стали поставлять, а у нас, потому этого пойла быть и не может! Скажи ты им, а то я не могу уже.

·       А что, прав Майк, мужики, - сказал я, здороваясь с Сайсом и принимая под стойкой от Кунгаса стакан какого-то напитка, - только вот «Пепси» у нас не финская, а своя, собственная. Вот так.

·       Русская «Пепси-Кола»! – Сайс даже согнулся пополам. – Разве такое бывает? А на этикетке, наверное, Ленин и Серп с Молотом!

·       Или, - не утерпел Кунингас, - вместо «Пепси-Кола» «Слава-КПСС» тем же логотипом?

·       Да нет, - хлебнув и закурив сказал я, - обычная, только её в Новороссийске делают. Там завод отгрохали, в первую очередь чтоб курортников напоить на всём Чёрном море, я был этим летом уже там, но и в Москву, понятное дело, тоже поставляют. Ну, а насчёт кваса Майк перегнул чуток – спросом пользуется, но и фурора никакого, это точно.

·       Вот это да, - Сайс сделал задумчивое лицо, - скоро мы России завидовать начнём…

·       А на фига вообще кому-либо завидовать, - я дохлебнул кофеобразную жижу, - давайте лучше пойдём прогуляемся по городу? Что тут сидеть – погода хорошая, а по Старому городу пройтись – вот праздник-то, а вы всё: пепси, пепси…

Мы протолкались сквозь тусовку, по дороге успевая здороваться и раскланиваться, и выбрались на свежий воздух. Решили пойти, неторопясь, через Виру, на Ратушную площадь, потом через «Каролину», где тоже можно было с кем-либо расшаркаться, на горку. Там, на приютившихся в кустах лавочках, с видом на Костёл и теннисные корты, можно было продолжить наш дружеский пикник, благо в сумке всё ещё отчётливо звякало.

На Ратушной Сайс повстречал неких знакомых, но уже нетрезвых фиников, достаточно долго или они уговаривали нас пойти с ними куда-то бухать, либо набивались к нам в собутыльники, но, в итоге, благодарный Сайс приобрёл у них для Майка за батёл ликёра вполне приличную джинсовую куртку и мы разошлись восвояси, все очень довольные – финики обрели вкуснейший ликёр за копеечную, по их понятиям, куртку, Майк был счастлив обновкой, которая в Москве стоила бы ему страшные деньги, Сайс, радостный, что доставил всем столько удовольствия, заскочил в ближайший ресторан и вынес оттуда две батлы того же ликёра, чтоб восполнить потерю, а Кунингас просто балдел, от того, что всё так здорово, что вечер только начался, а всем уже так хорошо.

Впрочем и он попытался внести свою лепту во всеобщее удовольствие: около «Каролины», бара, где тоже обретался таллинский тусняк, Куня попытался присоединить к нашей компании стайку белобрысеньких герлиц, но они рады были бы идти с нами сразу к Шурику на флэт «слушать музыку, и прочее», а нам хотелось на горку, дышать вечерним воздухом и любоваться панорамой города, на что те не соглашались, уверяя, что уже холодно и поздно. Поэтому, договорившись, на всякий случай, что подружки эти может быть и заглянут у Кунингасу попозже, мы отправились, извилистыми аллеями, среди которых уже много лет подряд пугал людей изваянный Кингисепп, вождь эстонского пролетариата, на невысоком постаменте, а, потому, словно, настоящий. Он ещё и руку правую держал чуть вперёд, словно желая поздороваться, и огромное число жутких легенд ходило про то, что происходило с пожавшими руку этого «каменного гостя».

Интересно, что Таллин, вернее средневековый его центр весь наполнен, как и положено, легендами о призраках, тайных ходах и кладах, но самой леденящей мистикой оказались окружены памятники последнего времени, скорее всего, думалось мне, оттого, что поставлены они все были в на редкость неподходящих, а потому, наверное, озадачивающих местах – вроде этого Кингисеппа в кустах. Или на самой верхотуре крепости, на краю высоченного бастиона, откуда открывается захватывающая восторгом дух панорама, прямо посередине торчит угрюмая каменюка, сообщающая, как плохо было лететь отсюда вниз членам какого-то реввоенсовета, причем, не очень-то и давно, и дело их, учтите, ещё живо…

Мы рисковать, конечно, не стали, а протопали всю горку насквозь, где над самым обрывом, с видом на часть крепостной стены и огромный Костёл, вся окружённая густыми зарослями сирени, стояла наша заветная лавочка, навевающая враз и массу самых сладостных, вплоть до интимных, воспоминаний, и предвкушение надёжного спокойствия дружеской вечеринки.

Майк с Сайсом всё обсуждали проблемы интеграции советской экономики в мировой рынок, давно уйдя уже от несчастной «Пепси-Колы», через производство лицензионных грампластинок к изготовлению отечественных джинсовых прикидов, которые, согласно советскому ГОСТу никак не могли пилиться как следует. А я, пользуясь моментом, утащил Кунингаса на другой край скамейки и задал ему вопрос, который вертелся у меня на языке весь вечер:

·       Саша, а ты слышал о таком чуваке – Арво, по прозвищу Хантер?

 

Глава Пятая.

До полудня было ещё порядком, а я уже сидел на оговоренной скамейке в Гайд-Парке, спиной к самому основанию крепостной стены таллинского Вышгорода и лениво разглядывал белок, которые, покинув старые деревья сидели теперь в аккуратно подстриженной траве и вопросительно поглядывали в мою, так как поблизости не было больше никого, сторону. И как это я не сообразил захватить с Кунингасова флэта для них что-нибудь? Там столько всякого надкусанного и недоеденного оставалось, когда я уходил, что мне теперь перед белками было просто стыдно. Но уж лучше стыдиться перед белками, это куда проще, чем испытывать всем известный комплекс вины за бушующее в башке похмелье.

Однако, пора бы уже было сосредоточиться, и я постарался разложить вчерашнее хотя бы по полочкам , хотя бы восстановить последовательность событий, а потом уже и сделать хоть какие-нибудь выводы из этой ночью содеянного, а, главное, услышанного, но так пока и не понятого. Итак, вчера днём меня озадачил некий Арво, который напоследок признался, что кликуха у него Хантер, и попросил помочь ему в одной важной для него проблеме, и я, кажется, обещал дать согласие сегодня. Перед этим проконсультировавшись, хотя бы, с Кунингасом, что это за Хантер, и стоит ли во всё это ввязываться. Но при попытке начать разговор на эту тему, вечером, на горке уже, на нас рухнули Кунины блондинки, на этом наш пикник резко закончился, и пришлось-таки перебираться к нему, где оказалось и вовсе не до разговоров, да и вообще в происходящем начали появляться невспоминаемые промежутки. Вспоминалось только, всякая ерунда, вроде того как Майк собрался в ночи принести ещё пива, а заодно и водки, из бара напротив, и что, для того чтобы всех там поразить и взять требуемое без очереди, напялил сапоги на высоченной платформе, заимствованные у одной из герлиц, Кунингасово пальто, котороё, из-за разницы в росте, волочилось за ним монаршим шлейфом, хотел одеть ещё мои «ленноновские» очки, но, глянув на себя в зеркало раздумал – «за интеллигента примут». Потом, взяв бидон, вышел. Кто-то наблюдал, помню, из окна, как шарахнулись ночные завсегдатаи, но даже не поколотили от неожиданности, и вернулся Майк победителем. Потом хором, включая нас с Майком, пели длинные эстонские песни, а герлицы, тем временем, всё больше требовали внимания к ним, как таковым.

Уже под утро, случайно услышав, как Куня чем-то булькает на кухне, я выбрался из-под чьего-то одеяла, одел на себя, что нащупал, и выполз к нему, в надежде прояснить-таки мучавшую меня ситуацию. Я не ошибся – Шурик как раз давился заныканным напитком. Увидев, что я мечтаю у него узнать что-то, он продышавшись заявил:

·       Кейтри её зовут, ежели ты не запомнил. – И налил мне тоже.

·       Да я не об этом, помнишь, я вчера на горке хотел спросить у тебя что-то?

·       Нет, - Куня закурил, - а что?

·       Тогда может теперь объяснишь мне: кто такой Арво Хантер?

Кунингас заморгал, протёр глаз, вздохнул, и спросил:

·       Совсем коротко?

·       Да

·       Святой или сумасшедший, - а, помолчав, добавил, - хотя в этом, может быть, и нет никакой разницы.

·       А подробнее?

·       Не знаю. Он всё время сам по себе. Говна никому не творил, но из какой он тусовки никто не знает. В смысле – близких френдов его назвать не могу ни единого.

·       А дочка у него какая-то есть?

·       Ууу! Это чума!

·       Как это?

·       Одно время тусовалась тут. И всё время вокруг неё разборки всякие, вокруг её фантазий, вернее. Порой такое отчебучивала, да и всех ещё заводила, что…

·       Что?

Но тут разговор пришлось прервать, так как прочие участники ночной жизни кунингасова флэта вновь вторглись в наше уединение, откуда-то посыпались заначки, как из рога изобилия, но добил всех заспанный Майк, который, оказывается вместо подушки хранил в изголовье термос с пивом…

Я встал, пока все беспробудно спали, потихонечку оделся и вышел из флэта прямо в таллинскую суету позднего уже утра.

А теперь я сидел на скамейке, виноватый перед белками в отсутствии угощения, и ждал, чем вся эта история закончится. Полдень, по всем прикидкам, близился. У меня родилась, было, мысль сбродить за пивом в недалёкую кафешку, но тут я увидел, как жёлто-чёрный клоп, сияя фарами и зеркалами паркуется у входа в Гайд-парк. Обе двери автомобиля открылись одновременно, и два человека выбрались наружу из тесного сооружения.

Один был Арво – он был всё так же великолепен, во вчерашнем прикиде. Демонстративно сняв перчатки и очки, он небрежно отправил их внутрь механизма и занялся запиранием дверей. А вот другая персона была мне незнакома, но, по-своему, колоритна не меньше чем и вчерашний мой приятель. Таких в народе называют просто «шкафами», во всяком случае, сейчас все параметры были соблюдены неукоснительно. Полуспортивный прикид и одинаково короткая русая растительность на голове и лице смотрелись полной противоположностью развевающемуся во все стороны Арво. Пока они шли в мою сторону, я просто тащился от несовместимости этих персонажей, и, в то же время, от мощи общего их колорита на фоне реалий «аглицкого» парка обрамлённого дремучей готикой.

·       Привет, Василий, - Арво размашисто хлопнул меня по протянутой ладони, - знакомься, это Старки. Легко запомнить, как настоящая фамилия Ринго Старра, но, в данном случае, это имя.

·       Привет, Василий, - Старки чуть сжал мою ладонь своей лапищей, от чего мне стало чуть не по себе, - Хантер мне рассказал, что вы уже говорили обо всём, но я хотел бы уточнить, так сказать, некоторые детали.

·       Я знаю рядом чудный погребок, - махнул в сторону рукой Арво, - там, правда, дороговато, но, поэтому, всегда пусто и можно спокойно всё обсудить. ОК?

Мы направились к противоположному выходу из парка, двигаясь, как я заметил, по росту: слева молча шествовал Старки, посередине шагал Арво, всё пытаясь выяснить, почему я такой смурной, и я, весь погружённый в размышления, какую же заморочку мне послала судьба, и что бы всё это, в конце концов, значило. Но, как ни странно, стрёма не было вовсе – ситуация, интуитивно, была на редкость надёжной, хотя и не понятной, что тоже было, отчасти, приятно.

По дороге я постарался так же прояснить для себя суть нашего с Арво разговора в дюнах. Собственно, разговор был весьма кратким: его дочка, охиппев, по приезду их с Кавказа в Эстонию, быстрее, чем он сам, некоторое время назад свалила куда-то, говорят, в сторону Питера, заявив, что её тут всё достало, и Арво , выяснив, что мне всё равно, в какую сторону катиться, а тусовки в Питере, да и не только там, я знаю достаточно хорошо, предложил мне оказать содействие в выяснении местонахождения дочурки, даже не с целью её обязательного отлова, а, скорее, из обычного отцовского беспокойства. Все хлопоты по поездке он грозился решить лучшим образом, а мне останется лишь кататься на халяву, да наводить справки, куда его шустрая дщерь запропастилась, и не случилось ли с ней чего. Причём, я заметил, что волнений именно по последнему поводу у Арво почти не наблюдалось.

Спустившись по ступенькам действительно шикарного кабака, мы уселись в углу пустынного и затемнённого зальчика. Официант принёс что-то выпить и закусить, и настал черёд для разговоров.

·       Я хотел бы познакомить тебя со Старки чуть лучше, - понизил, зачем-то, тон Арво, - поскольку нам придётся провести некоторое время вместе.

Старки насупился, уткнулся в бокал, и сделал вид, что его тут просто нет.

·       Дело в том, что он вьетнамский ветеран в отставке.

·       Американец, что ли?!

·       Зачем? Во Вьетнаме воевали не только вьетконг и американцы. Там и наши, как ты догадываешься, тоже поучаствовали. Якобы, в качестве инструкторов. Вот Старки тоже там и оказался. Военным специалистом. Потом был ранен легко и с медалью вернулся на Родину. Только это всё тайна, учти, об этом кричать не полагается. Но он нам с собой просто необходим.

·       Простите, мужики, мы чё, на войну, значит…

·       Дай договорить, сейчас объясню. Стопом я ездить староват уже, а автомобиль мой, разлюбезный, только по Прибалтике котируется, при виде его, думаю, любого русского ГАИшника просто икота проберёт. Согласен?

·       Это точно, к таким чудесам у нас не привыкли.

·       А у Старки, за былые заслуги, кроме медали, неплохой «Мерс», наши военспецы тоже, оказывается, на войне бабки заколачивают. Значит транспортом мы обеспечены, и неплохо. А, кроме всего, у него и связи остались добрые с теми учреждениями, которые в народе «конторой» называют. В некоторых ситуациях, зная мою дочь, может быть полезно.

·       Но, прошу учесть, - ожил Старки, - что с некоторых пор я тоже убеждённый пацифист, хотя и не очень похож на вас. Сила привычки, простите.

Я было представил себе угрюмого Старки с хайром, в дырявых штанах, удолбанного на тусняке и чуть не подавился каким-то пойлом. Старки проницательно на меня посмотрел и неожиданно озорно прищурился. Видимо, увидел то же самое, и оно ему понравилось. Этот человек начинал вызывать во мне симпатию.

 

Глава Шестая.

У Кунингаса было заперто, значит за время моего отсутствия вся компания, наконец, продрала глаза и свалила куда-нибудь поправлять здоровье. Это меня ничуть не огорчило – оказаться снова в духоте неопохмелившегося флэта мне сейчас совершенно не климатило, в голове вихрем носились разнообразные нюансы предстоящего путешествия, обрывки самых неимоверных планов, касательно цели его и попытки стратегических решений этих планов, одна другой шизовее и глупее. Нужно было только найти кого-нибудь из этой компании и поставить их, хотя бы, в известность о своей дальнейшей судьбе. Поэтому я решил, первым делом, навестить кохвик у «Ципруса», где можно было, по крайней мере, узнать о местонахождении моих друзей.

Несмотря на послеобеденный час, народу там было ненамного меньше, чем вчера вечером, причём, бросалось в глаза обилие незнакомых лиц – видимо нагрянула в Таллин целая тусовка откуда-нибудь, это тут часто бывает. Но, еще через витрину, я разглядел и тех, кого искал – Кунингас с Майком отрешённо сидели на своих вчерашних местах у стойки бара, перед ними уже стояло по три опустошённых кофейных чашки, а из четвёртых они методично прихлёбывали, глядя в пространство.

·       Ты куда пропал, - понуро спросил Майк, когда я присел рядом, - даже не попрощался кое с кем.

·       Надо было на стрелку одну сгонять, не будить же всех из-за этого.

·       А Сайс на работу свалил, - очнулся Куня, - герлы тоже. А мы вот кофе пьём.

·       А у меня новость, мужики, только не обламывайтесь.

·       Ну вот, началось утро…

·       Да не пугайтесь, сегодня всё путём, сейчас пойдём пиво пить, правильно?

·       Лучше не пиво, а чего-нибудь более радикальное, и почему только сегодня?

·       А на рассвете я, мужики, сваливаю по своим делам, далеко и надолго.

·       Как хочешь, - лениво отреагировал Майк, - я тут еще побуду, мне и тут хорошо.

·       Постой, - у Куни открылись, наконец, глаза, - а это связано с тем, о чём мы ночью говорили?

·       О чём это вы говорили? – Майк закрутил головой.

·       Да, Саша, именно с этим, но, поверь, Майк, дело такое замороченное, что я его тебе лучше потом расскажу.

В этот самый момент в кафешке явственно потемнело, какая-то массивная тень заслонила всё пространство витрины и одновременно с этим с улицы раздался невнятный шум, топот, и, наконец, милицейские свистки.

·       Облава. – Кунингас тяжело вздохнул – И как не надоест им это?

·       Там большой тусняк иногородний, - я спешил допить кофе, пока была ещё возможность, - вот и зашевелились власти.

В кафешку вошли несколько милиционеров и очень вежливо попросили, сначала на эстонском, а потом на русском всех закончить трапезу и пройти в автобус. Когда кто-то, видимо, из цивильной публики, попытался выразить своё возмущение, представители власти ещё более вежливо объяснили, что это, всего лишь, проверка документов и ничего более. Вскоре мы сидели уже в большом автобусе, большей частью наполненном, как выяснилось, западенцами со Львива, из-за которых всё это и приключилось. Милиция обыскала пустой кохвик, потом пересчитала нас по головам и автобус повёз нас к таллинскому управлению милиции, угловому дому недалеко от вокзала, где до войны, как рассказывали, была полиция, а во время войны – гестапо.

Нас всех провели, не забыв обыскать теперь и автобус, в просторный актовый зал, где все сами и расселись своими тусовочками, облегчив, в какой-то мере, властям работу по классификации собранного урожая. А после надолго оставили в покое, занявшись, видимо, неким своим оформлением сего мероприятия, либо просто празднуя победу над коварным противником. Мы же, от нечего делать, разговорились, перезнакомились, выяснили кто откуда, нарыли общих друзей – короче проводили время с пользой. Заодно выяснили, почему такая немилость к гостям обычно дружелюбного Таллина. Оказалось, что маленькая кучка из тех западенцев, что сидела особнячком от всех своих же – представители то ли секты, то ли общины, шо ни тилько за Христа, но и за всиобщу зправедность, о чём они и хотели поведать всему миру завтра на Ратушной площади через шведских, немецких и других ещё корреспондентов, а львовскую тусовку вытащили с собой для массовости, о чём те, пока, ничуть не сожалеют.

За разговорами время проходило незаметно, однако вот уж и вечер приблизился, а никаких действий со стороны хозяев положения не предпринималось, кто-то уже начал шутить, что в ночи всех просто вывезут подальше и… Какая-то цивильная барышня после шутки такой зарыдала в голос, её спутник утешал её, косясь на нас недобро. Становилось немного скучно.

За окнами уже стемнело, когда в зал вошла группа людей в штатском и попросили сесть отдельно по языковому признаку, откуда уже и будут вызывать для беседы. Образовалось три очереди – эстонская, русская и украинская, причём, некоторые, подумав, переходили из одной очереди в другую, а, иногда, и обратно потом, что непременно вызывало веселье у всех сразу. Насмешил весь зал Шурик, который, как в школе, долго тянул руку, а когда на него обратили внимание очень громко спросил:

·       А можно я три раза схожу, потому что по паспорту я эстонец, мать у меня русская, а бабушка – хохлушка? А вы потом посмотрите, где лучше получилось.

Молодой человек в штатском улыбнулся, потом нарочито нахмурив брови показал Куне кулак.

·       Понял, - вздохнул Кунингас, - вот он, крах интернационализма…

·       Сиди где пожелаешь, - конторщик уже не шутил, - ты так нам надоел, что вызовем последним, и те, кто там у тебя сейчас проживает, пусть тоже не торопятся, чтоб не ждать тебя под дверями. Ясно?

·       Вот так, ребятки, - Майк стал устраиваться поудобнее, - гуляешь тут, никого не трогаешь, а тебя пасут, оказывается, восемь пастухов, да с волкодавами, а ты мучайся потом у них тут, хоть бы раскладушки поставили, что ль…

Да, судя по настроению вызывающих, все три очереди практически не двигались. И тут до меня стало доходить, что я запросто могу не оказаться к шести утра у Выйду, где меня должны были ждать мои новые попутчики. Причём Арво опять предупредил при расставании, чтобы я не опаздывал, а то мне больше и не поверит никто. Я даже не понял – то ли он так сомневался во мне, то ли это присказка какая кавказская, но при мысли, что я действительно могу их продинамить, причём, что самое обидное, совершенно не по своей воле, я даже вспотел. Теперь минуты стали тянуться часами, ожидание становилось просто невыносимым, но народу передо мной, в нашей русской очереди, было всё столько же. Самое гадкое было то, что добрая половина сектантов-активистов тоже оказались, почему-то, в моей очереди, а с ними, как я догадывался, разговор должен быть особо долгим.

Ближе к утру нервы у меня стали сдавать. Я пытался ходить кругами по залу, но эти попытки быстро были пресечены. Мне даже в голову пришла мысль объявить, что я желаю сделать особо важное заявление, и таким образом, оказаться на допросе раньше, но поглядев на мирно дремлющего Кунингаса, решил таким образом ситуацию не усложнять. Около пяти утра я даже рискнул подойти к одному из них и попытался объяснить, что обещаю сразу покинуть их город, если со мной разберутся немедленно, но тот лишь жестом указал мне на моё место. После этого я даже перестал смотреть на часы, решив что теперь уже точно всё пропало, что меня сочтут за обычного лажовщика эти хорошие люди, и что такое прикольное путешествие, о котором я так размечтался уже, мне теперь уже точно не светит никогда.

Я постарался настроиться на тот сугубо философский лад, что не раз выручал меня в подобных обломных ситуациях, и, кажется, начал понемногу дремать, как вдруг в одном из коридоров, примыкающих к залу, мне померещился куртон и массивный затылок Старки. Впрочем, видение было мимолётным, я решил, что это просто глюк. Хотя сонливость пропала и я нет-нет, да поглядывал в сторону того коридора.

И совершенно не удивился, когда именно оттуда вышел улыбающийся конторщик и поманил меня, именно меня, пальцем.

 

Глава Седьмая.

Я аккуратно выбрался из уютно приютивших меня кегебешных кресел, стараясь не разбудить мирно дрыхнувших по соседству моих друзей, и направился в указанном мне направлении, где в одном из безликих кабинетов обнаружил, конечно же, Старки, сидевшего там с нарочито грозным видом.

·       Этот? – спросил приведший меня, - этого можете брать, нам он не интересен.

·       Прямо беда с вами какая-то, - проворчал грозно Старки, причём акцент его, и без того забавный, тут прозвучал, как озвучка гадкого фрица из советского фильма времён той войны, к тому же было непонятно до конца, с кем это у него беда, - пойдёшь со мной, тебя уже давно ждут в другом месте.

Последняя фраза была уже такой зловещей, что мне даже показалось, что конторщик, выписывающий в этот момент пропуск, глянул на меня с искренним сочувствием. Мы спустились к главному входу, Старки отдал бумажку часовому, и мы вышли в промозглый мрак предутренней Балтики. На углу соседнего переулка, отражаясь в брусчатке всеми своими подфарниками, стоял всамделишный «Мерседес», не самой последней, правда, модели, но и не замызганный антиквариат, на каких обычно каталась забуревшая богема. Присев на крыло тачки, курил сигарету Арво, на сей раз одетый во вполне приличную джинсуру, с завязанным в хвост хайром и в сдвинутых на кончик носа очках «макнамаре». Когда Старки подошёл к нему вплотную и, буркнув что-то по-эстонски, стал возиться с зеркальцем на двери, я, посмотрев на всю эту композицию в предрассветных таллинских сумерках, подумал, что она настолько закончена и гармонична, как любой кадр фильма европейского неореализма, что мне придётся либо всю эту композицию менять по собственной персоне, либо, каким-то образом вписываться в весь этот чуждый неореализм. Короче, меня в очередной раз задушила смутная жаба относительно начавшегося уже мероприятия, да и задушила-то, наверное только лишь потому, что мероприятие это уже, попросту, началось.

·       Хорошее начало, - Арво широким жестом протянул мне руку, - такое начало, друг, сулит нам, как я только что мечтал, небывалые приключения, и, в итоге, грандиозную удачу.

·       А как вы догадались, где я, - я потянулся, и жаба мигом улетучилась без следа, - я-то уж думал, всё – обманул я вас, и нет мне прощения.

·       Это было не очень трудно, на самом деле, – Старки ухмыльнулся, сел в тачку и завёл движок, - город у нас небольшой и для хиппи мест не так уж и много тоже.

Мы с Арво тоже забрались в непривычно уютное буржуинское нутро, Арво сел рядом со Старки, а мне достался весь задний диван, манивший растечься по нему амёбой, и автомобиль бесшумно, чуть покачиваясь на древней булыжной мостовой, двинулся вперёд. Тут, в довершение всего, как мне показалось отовсюду, мягко и совершенно живо заиграл кримсоновский «Lizard», и сказка началась.

Мы выехали на нарвское шоссе, когда окончательно рассвело, мы мчались навстречу восходящему солнцу, а позади сизыми тенями исчезали вдали, становясь опять нереальными, старинные башни и шпили таллинского Вышгорода. До свидания, волшебный город, прости, у нас, кажется, так много дел впереди…

Какое-то время мы ехали молча, наслаждаясь дорогой и музыкой. Только уже совсем далеко от города стали замечать, что дорога в эту сторону нудна до безобразия, захотелось, по мере возможности, укрыться от неё в своём летящем мирке, а лучший способ для того – разговор, да не просто болтовня, а именно разговор на самые сокровенные и возвышенные темы, которые только и могут создать один общий мир для нескольких совершенно разных и практически случайно оказавшихся вместе взрослых, причём совершенно самостоятельных людей. В данном случае начать пришлось мне, так как Арво и Старки, сидя ко мне спинами, молчали, как будто вобрав в себя всю немногословную мудрость бесконечных своих протоевропейских предков, и выглядели, на фоне рассвета, как монументы той самой мудрости. Поэтому я и начал раскачивать эти монументы, причём начал, как полагается, нахально. Для этого я пересел на край обширного своего обиталища, чтобы, наклонившись вперёд, оказаться между вперёдсмотрящими, закурил сигарету, выдвинул поближе к себе пепельницу, и убавил звук автомагнитолы.

·       Старки, а расскажи мне про войну.

Я рассчитывал, что раскручивать мне его на подобный сюжет хватит как раз до Кохтла-Ярве, города эстонских силикатных шахтёров, места сплошь покрытого серой пылью, заводами и грузовиками. А там ещё чего придумаю, чтобы поскорее это место проскочить, думал я. Но Старки и тут меня озадачил:

·       Запросто. А что тебя больше интересует.

·       Ну, - я аж поперхнулся сигаретой, - скорее твои собственные впечатления. Не политика, это не интересно, а вот как ты сам всё там видел, что чувствовал, может приключения какие или переживания, понимаешь?

·       Приключения, говоришь, - Старки искоса на меня глянул, - а блевать в салоне не станешь, если я тебе свои приключения рассказывать начну? Война – это не место на карте, даже не хроника событий, война – это состояние. Причём, в обычных условиях, человеку нормальному, абсолютно несвойственное, даже противоестественное. А там – всё это несвойственное, да противоестественное, - он обогнал очередной КАМАЗ, - становится как раз нормой, даже не нормой, а зачастую, вещами тонизирующими и вдохновляющими. Ясно?

·       Наверное. А какие, например?

·       Убийство. Как это ни возвышенно звучит, наверное, со времён «Войны и Мира», Толстого вашего, но убить человека – это шок для психики. До тошноты и потери сознания. Даже если видишь, что убил, в оптический прицел. Но всё это только в первый раз. Как барьер такой. Так и страх к обилию крови. Или просто к мертвецу, да не просто мертвецу, а искалеченному до неузнавания, когда знаешь, что это человек, но он просто наизнанку. Ты анатомию в школе учил, знаешь, наверное, как много там всякого на вид и на ощупь неприятного. Но и это тоже удивительно быстро проходит. Не успеешь к спальному мешку приспособиться или к противомоскитной сетке, а всё ранее сказанное уже полная норма. И не просто норма, повторяю, а стимул к действию, к адекватной, в том состоянии, реакции.

·       Понятно.

·       Ну, раз понятно, можно тогда переходить и к некоторым приключениям. Только ещё раз хочу сказать – ты вот сигаретку покури, представь хорошенько, всё что я тебе сейчас перечислил, и дай обещание в салоне не блевать. Потому что про флирты с санитарками и местными патриотками я рассказывать не буду. Об этом я предпочитаю вешать лапшу на уши своим подружкам для остроты, так сказать, ощущений. Да и вообще трёп на подобные темы в мужском коллективе не считаю достойным время провождением.

·       Ну, силён, - подумалось мне между прочим.

·       Да, - подал голос Арво, - только, боюсь, Василий сейчас решит, что связался с натуральным садистом, и хлопнет, пожалуй, дверью на полном ходу. Когда я первый раз слушал про его во Вьетнаме похождения, честное слово, решил, что крышу ему там свернули напрочь. Но, так получилось, что я знаю уже людей после войн, и знаю, что они все одинаково покалеченные. Но, чаще всего, в мирной жизни это всё остаётся только дикими воспоминаниями. Хотя и не всегда. Но когда я слышу про похождения Старки из его уст, я спокоен, вот увидишь, он в своих историях честен, но спокоен, а, значит, сумел, как-то, устроиться в жизни со всем этим в себе.

·       Ты прав, - Старки смотрел на дорогу, - к тому же, таких как я, за всю историю человечества – поголовное большинство. Это скорее вы исключение, да и то, посмотрим ещё…

·       Это ты на что намекаешь?

·       Нет, никаких мрачных пророчеств, конечно, но жизнь, порою, преподносит совершенно невероятные сюрпризы и лучше, я думаю, быть готовым к любой мерзости, учась всему, хотя бы, на чужом страшном опыте.

·       Ну, у тебя-то всё без особых сюрпризов получилось, - Арво приоткрыл окно, становилось уже жарко, - военное училище, потом курсы какие-то, специальные, да и сам говорил, что за право попасть туда столько усилий положил.

·       Поэтому, наверное, и воспринимаю всё, по возможности, правильно. Я с детства воином быть мечтал, как все мальчишки, но не таким, чтобы на парадах шагать, а чтобы воевать по-настоящему. И то, все эти барьеры мне пройти пришлось точно так же, как обычному обывателю, на чей дом внезапно напали и необходимо защитить свою семью, допустим. Главное, значит, барьеры эти достойно в себе нести, но и не кокетничать, если уж так сложилось.

·       Ну так будет история-то, - не выдержал я, - точно обещаю блевать только в окно.

·       Ну, тогда слушайте, история будет интересная, к тому же и поучительная, о том, что мы обсуждали только что…

Тем временем серые будни Кохтла-Ярве остались уже далеко позади, а до границы России было ещё порядком ехать и ехать среди совершенно однообразных чахлых северо-чухонских равнин и болот.

 

Глава Восьмая.

·       Так вот, - начал-таки Старки, закурив очередную сигарету, - Арво правильно описал мою биографию, и к моменту моей командировки я действительно был убеждён, что зажравшиеся янки по неким своим геополитическим причинам трагически терзают маленьких, улыбчивых, и вообще похожих на детишек вьетнамцев, которые проявляют чудеса настоящего героизма защищая свою многострадальную родину. Поэтому, я счёл за честь, когда перед вылетом мне предложили передать нашу правительственную награду одному из командиров Вьетконга, с которым, к тому же, мне предстояло вместе провести большую часть моей командировки. Прибыв на место, я действительно, в торжественной обстановке, повесил на грудь маленького, но гордого человечка эту награду, я видел, как загорелись его глаза в этот момент, и с тех пор мы, кроме служебных отношений, стали ещё, как я верил, настоящими боевыми друзьями. Подразделение, которым он командовал, а я, и ещё один наш офицер, «инструктировали», часто принимало участие в вылазках на южные территории, иногда мы просто срывали своим внезапным появлением операции противника против местных партизанских групп, а бывало, что и громили довольно крупные базы заокеанских захватчиков. Война в жарких джунглях – штука особенная. Дистанция соприкосновения почти всегда минимальная, не считая бомбардировок, конечно. Но, даже учитывая напалм, налёты с воздуха были практически неэффективны в сельской местности. Это в городах ущерб был заметен, а мы спокойно пережидали в лесных укрытиях, пока тупые янки лупят тоннами фугаса по кустам и болотам. А вот наземные стычки впечатляли. Тогда все те барьеры, о которых мы говорили раньше, казалось были пройдены все и очень быстро. То есть перерезать горла десятку спящих людей, да так, чтобы никто не хрюкнул даже, или отлёживаться часами в яме, уткнувшись лицом, руками, и всем прочим в полуразложившиеся трупы, надеясь только на то, что их смрад не даст американским чистоплюям даже представить, что там может кто-то притаиться, стало уже, не скажу, что приятной, но работой, в которой есть своя удаль. То, что вьетконговцы выполняли всё это совершенно спокойно я относил, понятно, к чувству правого дела, мести за ущерб, причинённый им и их семьям безжалостными врагами, привычкой воевать десятилетиями, наконец, но о каких-либо особенностях восточного характера я тогда не думал совсем. Во-первых, я был с детства советский интернационалист, для которого все люди одинаковы, а во-вторых, мы тогда все делали совершенно одну работу, и для меня вьетнамцы были просто бойцами, причем казались ещё храбрее за счёт того, что были на вид маленькие, щупленькие и, судя по личному опыту, люди в быту добродушные и справедливые. Правда, я, до поры, ни разу не видел, как они берут кого-либо в плен, но это и не предписывалось заданиями, которые мы получали. И второй офицер, русский парень из-под Калуги, казалось тоже полностью прошёл всю эту школу войны, так что проблем никаких мы и не предвидели, надеясь отбыть срок командировки и вернуться домой с богатым, хоть и тайным, боевым опытом, да ещё и с хорошим счётом на сберкнижке.

·       Ну, это всё и по телеку показывают, кроме наших парней в ямах с трупами, всё больше на янки любуемся, как они там лютуют.

·       Война, во время драки, как таковой, - вздохнул Арво, - она, наверное, для всех сторон одинакова. Это в промежутках можно прикидывать, кто прав больше, но и всё равно получается, что каждый по-своему больше прав.

·       Но как-то, получили мы задание грохнуть одну ихнюю базу, да так, чтобы ещё и живых, желательно офицеров, прихватить. Для сего к нам ещё прислали и какого-то хмыря из разведуправления, чтобы прямо на месте что-то там у них и разузнать. Ну, мы сделали всё как в кино – янки и не поняли ничего, когда мы, на двух БТРах, из кустов прямо на середину их пижонского городка, похожего на пионерлагерь для отличников, выкатились, и пехота наша, чёрнопижамная, разбежалась во все стороны, и давай мочить агрессора, почем зря. А мы, с командиром тем, прикинули, где у них начальство обитает, и делаем визит туда, да так успешно, что целых три многозвёздных ихних начальника мигом уселись в один из наших БТРов, даже не допустив мысль о каком-либо нам сопротивлении. Сбились кучкой и таращатся только на вьетнамского бойца, с виду мальчугана, что АКМ у них под носом держал. Так мы и домчали их мигом до подконтрольной территории, сдали хмырю из разведки, а сами сидим в тенёчке, с командиром орденоносным, отдыхаем и гордимся такой удачей. Помню, он как ребёнок весь сиял, наверное ещё орден хотел, подумалось мне тогда. Тем временем и второй БТР с пехотой подтянулись, закончив, значит там всё как надо. Наш, второй, оттуда вылез, тоже к нам подошёл, давай впечатлениями делиться. А разведчик в блиндаже ещё долго с этими возился, а потом выводит их к нам, под конвоем, довольный, помню, такой, и говорит: «Всё, они мне больше не понадобятся». Потянулся, головой покрутил, и отправился к себе, вертолёта ждать. Орденоносец наш его проводить побежал, мы ещё вслед ему шутили, чтобы насчёт ордена не забыл намекнуть. А янки, белых людей увидав, к нам подсели, и начали, безмятежно так, причем, разговоры на всякие пустяковые темы. Типа – погода, вроде, ничего, дожди ещё не скоро польют, или что-то про цены на бензин на мировом рынке, потом еще о чём-то болтали, я даже и не помню. Мы, понятно, не забывали, что перед нами классовый враг, да ещё и агрессор, но они, открытостью своей, да и необычностью самой обстановки – представьте только: советские и американские офицеры посреди вьетнамских джунглей о погоде лялякают – нас даже развеселили. Короче, когда вьетнамский наш командир вернулся, мы сидели уже одной дружной компанией, очередь, к этому времени дошла, кажется, до анекдотов про евреев. Тот подошёл к нам, сияя лицом, и вдруг резко, птичьим голосом, приказал американцам встать. Те вскочили, огорошено глядя на нас. Затем, тем же тембром, он приказал им всем расстегнуть рубашки до пояса. Они суетливо послушались, а мне наш второй ещё шепнул: «Что за сан проверка ещё?» Но всё было по-другому. Американцы стояли перед маленьким командиром выпятив животы, а тот долгое мгновение застыв смотрел себе под ноги. Мы сидели рядом на земле в полном недоумении. Вдруг командир сделал молниеносное движение в сторону одного из пленных, раздался странный чавкающий звук, командир отдёрнул руку и быстро сунул мне в ладони что-то живое и страшное. Так же быстро он совершил ту же процедуру с двумя остальными, причём всё трое стояли молча, только открыв рты, а у меня, моего русского напарника, и у самого командира в руках оказались горячие и живые печёнки американцев. Все застыли в полном оцепенении, и только тогда, когда орденоносец начал пожирать печень своего визави, глядя ему прямо в глаза, а американцы поочерёдно стали рушиться на траву, глядя на нас с тем же глупым недоумением, мы догадались отшвырнуть то, что держали, причем, почему-то, в сторону бывших хозяев этих органов, и почти бегом побежали… нет, не блевать конечно, а мыть руки. Но когда вслед за нами к рукомойнику подошёл командир с окровавленной ещё рожицей и укоризненно на нас посмотрел, меня серьёзно замутило. Но не от крови, а от ситуации.

·       Слушай, останови-ка – я похлопал Старки по плечу, и почувствовал, вдруг, как оно напряжено, - нет, блевать я всё-таки не буду, но хочется просто покурить на свежем воздухе.

·       Да, скоро уже и Нарва, - подал голос Арво, - надо помочиться на родной земле, это хорошая примета. Дальше уже Россия будет.

Мы вышли все трое, покурили, подышали свежим воздухом, размяли конечности, и поехали дальше.

·       А история тем не кончилась, между прочим, - сказал Старки после некоторого молчания, - тот, второй наш офицер, после всего этого забрался молча в БТР и укатил в сторону бывшей ихней базы. Мы подумали, что он забыл или потерял там что важное, и ещё кричали вслед, чтобы успел смыться оттуда до прилёта их вертушек. Вернуться он успел вовремя, но когда его БТР остановился все ахнули – длиннющая антенна машины была сплошь унизана ушами вьетконговцев. Он нашёл, оказывается, во время боя ещё, ящик с этими модными у американского морпеха трофеями, а теперь, зачем-то, решил найти им такое применение. Хмырь тот, из разведки, всё это видел, а поэтому отправили моего напарника с ним. Больше мы не встречались, говорят, комиссовали по дурке его.

Вдали уже показались окраины Нарвы, там мы собирались перекусить, полюбоваться заброшенными укреплениями Иван-города, а потом жать без остановок до самого Питера, чтобы попасть туда ещё засветло.

 

Глава Девятая.

Россия встретила нас сразу за мостом внезапным исчезновением всякой дорожной разметки и полным отсутствием «латиницы». Мы мчались, не снижая скорости по скучной равнине, поросшей чахлым лесом, прерываемым изредка пространствами то ли болот, то ли каменистых лужаек. Эстония ещё раз напомнила о себе, промелькнув ещё одним серо-пыльным местом, названным в честь монстра из таллинских кустов – городом Кингисеппом и пропала, теперь уже окончательно. Мои спутники, пережив смену декораций, опять вернулись в естественно-статичное своё состояние, но теперь, в преддверии Питера, у меня возникли совершенно конкретные вопросы к Арво, касающиеся цели нашей поездки, как таковой. Поэтому, заняв исходную позицию между седоками, я опять нарушил нордическое их молчание:

·       Слушай, Арво, ежели ты свою дочку хотя бы чуть можешь прогнозировать, то почему, скажи, именно в Питер её понесло. Куда понятнее была бы Рига, или Вильнюс, в конце концов. Уж там, на сей день, хипповых раскладов куда гуще, чем в Питере.

·       Я думаю, - Арво полуобернулся ко мне, - потому именно, что Россия. Она ведь родилась и выросла, хоть и на Кавказе, но среди чужаков, причём, не обязательно кавказцев по происхождению, которые мыслили категориями своей большой родины. И далёкий центр её – Москва, Питер там был всегда сказкой об огромной и могущественной цивилизации великого народа. Понятно? И она, хотя и знала, что мы собираемся вернуться на нашу маленькую родину, всё равно впитала в себя то понятие одной большой её Страны, в которую, по её понятию, между делом, провалилась наша маленькая эстонская культура, как некая неприметная составляющая.

·       А я хоть и родился, и вырос в маленьком городке Выру, - вклинился Старки, - но, с годами, тоже стал думать точно так же. Наверное, я и сейчас так думаю тоже, хотя, после некоторых приключений, за пределы нашей республики выезжаю с большой неохотой.

·       Ты – явление, получается, совершенно противоположное, - Арво погрозил ему, зачем-то, пальцем, - а когда Вийве оказалась в Таллине, да ещё в самом «трудном» наверное, для неё возрасте, я сразу заметил, что замкнутость нашего культурного пространства её тяготит. Вся эта европейская рафинированность, спроецированная на, пусть уникально самобытный, но очень ограниченный территориально эстонский, так сказать, менталитет, вызвала в ней спонтанный бунт, очень быстро принявший форму вполне здорового, на мой взгляд нонконформизма вообще. Но и тут ей оказалось тесно, даже в процветающей, как мне известно, по сравнению с другими местами, таллинской тусовке. Пыталась устраивать «хеппенинги» различные, вроде раздачи цветов прохожим, пробовала сколотить группу активных единомышленников, делать листовки за чистоту природы и раздавать их на своих представлениях, да вот власти – Старки не даст соврать – не поняли, начались неприятности всякие. Тогда я уехал с ней на острова Сааремаа, там заповедник природный, стал там егерем, и ей – пожалуйста, вот тебе природа, береги её, сколько хочешь. Думал, нашёл выход, да вот только теперь мы оба затосковали там. Мы же среди природы и выросли, да такой, что о-го-го, предгорья Кавказа – чудо. А тут, хоть чудесные совершенно места, а не то… Короче, вернулись в Таллин, оба в тоске. Какое-то время жили, как запрограммированные, у меня работа, у неё – учёба. Тусовки, сейшена, у каждого свои, как и должно быть. А потом, вот, уехала. С питерскими, приезжали тут, жили долго. Я с начала не дёргался, она даже позвонила, как-то, что всё ОК. А что, думаю, пусть сама разбирается. А потом – тишина, ни звонков, ничего. Слышал, краем уха, что и в Питере её давно не видно.

·       А может Эстония с Россией тут и не причём вовсе, - мне даже наскучили все эти домыслы, - просто герле приключений на любом ровном месте не хватает, вот и рванула, куда глаза глядят?

·       Вот тогда бы, скорее, была бы Рига. А тут всё гораздо сложнее, я думаю.

·       А может влюбилась просто, а за любовью и на край света можно?

·       Не думаю. Это бы я знал. Тут очень трудные поиски воли, сопоставимой с окружающим миром, с одной стороны, и с собственной душой, с другой стороны. Только вот как нам проследить это равновесие, вот задача.

·       Проследим и во всём разберёмся, - сказал Старки грозно, - правда, Василий?

Тем временем потянулись питерские пригороды, начавшись с помпезных остатков усадеб, сменились они свалками, обрамлёнными однообразными заборами, и трубами заводов по горизонту, а потом переросли в широченные проспекты с одинокими трамваями посередине и монолитами новостроек за обширными пустырями газонов. Мы решили, особо не заморачиваясь, ехать прямо на Петроградскую, к Тайгеру, который, будучи моим старинным приятелем, знал, к тому же, в городе всё, что необходимо было знать тусовщику. Поэтому, поплутав немного при подъезде к Неве, мы вдоволь насладились зрелищем питерского центра, проезжая через Дворцовый мост, а затем, поплутав ещё чуток на той уже стороне, подрулили прямо к Тайгеровскому дому, расположенному на тихой и узенькой улочке, куда я отродясь не попадал иначе, как пёхом от метро.

Старки решили оставить внизу, чтобы не пугать приятеля, а мы с Арво поднялись по тёмной и вонючей лестнице, долго трезвонили на ощупь во все звонки огромной двери, и, когда какой-то мерзкий пьяный сосед, наорав на нас, впустил-таки внутрь, мы долго ещё брели по жуткому лабиринту коридора коммуналки, пока не оказались перед дверью, из-за которой заспанный голос Тайгера проорал: «Входите, кто там ещё?»

Мы вошли, оказавшись в громадной комнате, разделённой частично, за счёт высоченных потолков на два этажа и заставленной всякой старой мебелью, которая, к тому же, делила всё это помещение на множество закутков. Выбравшись, наконец, в центр этой, как говорил хозяин, ойкумены, мы увидели и его самого, сидящего в большущем кресле, закутанного в одеяло до самых глаз, с нетрезвым любопытством нас разглядывающими.

·       Когда я был маленьким, - сказал он, - это называлось «кучка».

·       Хорош дрыхнуть, вечер скоро, - начал тормошить его я, - видишь, я с гостем к тебе.

·       Будьте как дома, - Тайгер закурил, пытаясь прийти в себя, - какими судьбами?

·       Знакомься, это Хантер из Таллина, - я уселся напротив Тайгера на какой-то пуфик, а Арво нашел себе табуретку и стал смотреть в окно, - у нас, собственно, дело к тебе.

·       Какое?

·       Ты Вийве таллинскую знаешь?

·       Ещё бы! Её тут Чудом прозвали.

·       Почему Чудом? – Я вспомнил кунингасовскую «чуму».

·       Потому, что где она – там чудеса всякие. А потом, правда, менты с неприятностями.

·       И много их уже, неприятностей? – Арво не поворачивал головы от окна.

·       Порядком. Поэтому я ей как-то сказал, чтоб мой флэт стороной обходила.

·       А где же нам искать её, - я начал, почему-то, успокаиваться, - где сейчас тусняк-то весь? На Казани? Может там поспрашивать? Или точнее что скажешь?

·       Тусовка-то на Казани, только вот вряд ли вы там что о ней узнаете. Кажется, её и Питере нет уже.

·       Так у кого можно узнать подробнее? – Опять подал от окна голос Арво.

·       А сколько времени сейчас? Четыре? Так вот, в шесть ко мне Мухля должен зайти, он вам и объяснит, куда её унесло. А я пока чаю поставлю, хорошо? – Тайгер начал просыпаться.

·       Нас трое, - Арво, наконец, повернулся к нам, - ничего, если и его позовём?

При проявлении Старки хозяин флэта только ухнул, но уже скоро мы сидели за уютным круглым столиком и пили чай с принесёнными мною из ближайшей булочной пышками и добытым Тайгером из пустого холодильника сыром. Около шести в комнату без стука проник очень волосатый Мухля и молча, налив себе чаю, уселся уплетать сыр и пышки.

·       А вот люди к тебе, - сказал хозяин, выждав момент, - им надо Чуду найти.

·       А зачем? – Мухля пытался говорить с пышкой за щекой.

·       Мы друзья, - опередил всех Арво, - дело к ней есть, для неё важное.

·       Это долго объяснять, как найти её.

·       Мы не торопимся. А она нам действительно нужна.

·       А, ну тогда слушайте…

 

Глава Десятая.

Мухля прожевал, наконец, злосчастную пышку, хлебнул чаю, закурил сигарету. Мы все смотрели на него молча. Даже Тайгер уселся поудобнее и изобразил на лице неимоверную заинтересованность.

·       Вам придётся ехать куда-то под Псков, там есть маленькая деревушка со смешным таким названием, вот туда вам и надо, ежели вам Чуда так нужна.

·       Что за название это смешное, - Арво придвинулся поближе, - и почему её там надо искать?

·       Так свалили они туда всей своей коммуной, когда полиса их тут окончательно достали. Либо повязали бы всех, да по дуркам пораспихали, либо валить было уже пора отсюда. А тут как раз Лёля и нарисовался. Оттуда, из-под Пскова, из той, значит, деревни. Он их туда всех и сманил.

·       Слушай, а когда мы в прошлый раз виделись, - я решил, что мне Мухля больше расскажет, - никакой коммуны я в Питере не видел. Что это за публика, интересно, и чем они ментам так насолили?

·       А это всё быстро как-то получилось. Я сам было вписался в эту затею, да понял, что стрём, и свалил вовремя. Надо психом быть, чтобы такое воротить у всех на виду.

·       Вот и давай всё сначала, а то не врубимся мы никак, что тут к чему.

Мухля обречённо глянул на Арво и Старки, явно что-то подозревая, вздохнул, но поскольку не доверять мне у него повода не было, продолжил:

·       Это Чуда всё. Как только появилась на тусняке, так и началась жизнь весёлая. То сидели себе, тусовались потихонечку, вроде и полиса не очень доставали. Сам же видел, - кивнул он мне, - тишь и гладь была в городе. Бухали себе, по флэтам музычку слушали, а ежели и балдели от всякой «революции цветов», то это всё больше мечты, так ведь? Правила игры у нас в совке жёсткие – надо радоваться, когда просто не трогают, не то, что самим на рожон лезть. А для неё всё это просто пофигу. Я её первый раз и увидел-то, когда она среди бела дня в фонтане на Казани пляски устроила, ещё кого-то, из пионеров, разумеется, с собой затащила и орали хором ещё: «Свободу прохожим, цветам и фонтанам!» Я решил, что они просто обожрались чего-то, толпа собралась, фирмачи фоткают всё - и впрямь красиво смотрелось. Ну, тогда сошло всё, успели свалить сушиться, пока упаковка не приехала. Так через день опять – появляется с агромадным букетищем полевых цветов, поднимает опять кучу пипла и началось – перегородили весь тротуар, прохожим цветочки дарят, да «фловер-повер» каждому желают. Тогда повязали всех, но хулиганки-то, вроде, и не было, просто сделали внушение и отпустили. Вот я тогда тоже цветочки-то раздавал. И вправду, кайф – все тебе улыбаются, так и купаешься в любви всеобщей. Но от ментов получил по чайнику, чтоб больше так не влюблялся, наверное. И решил , что такие «хеппенинги» я лучше обойду стороной. О таких вещах лучше под батёл, в тесной компании, на любимой лавочке, где не видит никто размышлять. Вдохновляет почти так же, а стрёму - ноль.

·       А дальше что?

·       Ну, видать, не я один так решил, потому что стал народ Чуды стрематься. То есть, всегда находились, конечно, молодые и необстрелянные, кому в кайф было с ней повыделываться. А она ещё много всякого отчебучивала – фантазия у неё, видать, беспредельная на этот счёт. Раз с верхушки Исаакия огромное количество бумажных самолётиков выкинули. Говорят, всё небо в них было, зрелище потрясное. А на каждом – что-нибудь хипповоё, то призыв какой, то рисуночек. Или шариков надувных полные подземные переходы напхали, чтоб пройти, надо было их выше головы разгребать, а на каждом тоже цветочки, да лозунги. Видеть надо было, как полиса эти шарики разгонять пытались, а потом додумались колоть, так пальба стояла такая, что весь Невский на боку лежал.

·       А что, весело…

·       Ага, а трясти, в итоге, всю тусню стали так, что думал изведут-таки как вид вообще. А Чуда к тому времени уже заныкалась, так что не найдёшь и с собаками. Сложился вокруг неё кружок таких же психов, и все они на каком-то флэту ныкались. Только для «акций» своих возникали в городе, и обратно. Постоянно чего-нибудь новенькое творили. Городская «геррилья», всем че-геварам на зависть. Город как лихорадило какой-то момент. Но, думалось, коли повяжут их, то мало всем уж точно не покажется. Вот тут этот Лёля в Питере и объявился. Простой такой парнишка, деревенский мечтатель. Ему с нами тусоваться тоже скучно было, всё к Чуде хотел попасть. Ну, раз хотел, так и попал, понятное дело. А им, как раз, на хвост уже и сели. Говорят, еле ноги с одного флэта унесли – смывались, как в кино, по крышам. После этого, рассказывают, они к Лёлику и отбыли, на лоно природы, упрощаться среди полей рек и лесов.

·       Понятно. Только как тогда их найти?

·       А это точно вам необходимо?

·       Да отец я Вийве, - раскололся, наконец, Арво, - и, поверь, дурного ей и друзьям её я не желаю. Ну посмотри на меня, разве может быть иначе…

Он сидел, распустив седой хайр, забравшись на табуретку по-турецки, и смотрел на Мухлю, чуть усмехаясь в бороду, но глаза его были добры и серьёзны.

·       Аааа…, - протянул Мухля, когда пришёл в себя от услышанного, - тогда понятно, в кого это Чуда такая…

Тайгер внимательно наблюдал из своего кресла за происходящим, а потом, вдруг, засмеялся. Да так заразительно, что вслед за ним глупо заржал Мухля, а потом и Арво, хлопая себя по коленям захохотал. Меня тоже накрыло – я смеялся до слёз, и только Старки сидел молча, держа сигарету у губ, но и он, ткнув ею в пепельницу, разразился хриплыми утробными звуками, после чего в дверь и стены начали колотить затаившиеся соседи, гулко обещая вызвать милицию.

·       Завтра утром в центрах у меня стрелка с Кучманом, - сказал Мухля, когда все успокоились, - он с ними каким-то боком связан был, вроде даже провожал их туда. Он и объяснит, как найти их. Только уж его-то не надо так пугать, ладно? Я уж сам всё, лучше, разведаю.

Посему, ночевать решили остаться все у Тайгера, благо спальных мест у него хватило бы ещё на две таких тусовки, чтобы утром всем выехать ближе к центру, а когда Мухля выведает нам путь, оттуда и трогаться, предварительно вместе позавтракав, в указанном направлении. Я долго не мог заснуть, слушая множественный уже храп из всех углов обширного помещения, а когда, наконец, сон одолел все события этого дня, мне приснились хипповые баррикады, как в Париже 68-го, на которых Старки метко палил из рогатки гайками по укрывшимся в дымах сражений врагам, Мухля, как гюговский Гаврош ползал по асфальту в поисках этих гаек, а неведомая мне пока Чюда стояла на перевёрнутом такси и красиво размахивала разноцветные дымы большущим флагом с огромными цветами.

 

Глава Одиннадцатая.

Напуганные Мухлей, что Кучмана надо ловить лишь рано утром, мы проснулись ни свет, ни заря, быстренько привели себя в порядок, бегая в невероятно отдалённый коммунальный ватерклозет по одному, но всё равно постоянно натыкаясь на жутко ворчащих и посылающих всевозможные проклятия на наши головы соседей. Завтракать решили в какой-нибудь кофейне в центре, а поэтому, как только были готовы, сразу вышли всей гурьбой в ветренную сырость питерского утра. Когда Тайгер с Мухлей увидели, на чём мы прибыли, оба только руками развели, а Мухлю, было заметно, опять стали терзать тайные сомнения. Но и прокатиться на «Мерсе» по родному городу никто против не был, все быстренько нырнули внутрь машины, и, несмотря на аборигенов-проводников, мы снова начали плутать в улицах и переулках петроградской стороны, пока не показалась вновь главная водная артерия Питера, опять полюбовались мы на захватывающе-имперскую панораму, а вскорости и припарковались в переулке, почти напротив Казанского Собора. Там же нашлась и кофейня, в которой мы условились ждать нашего агента и осведомителя.

Ради любопытства я вышел вслед за Мухлей на Невский и некоторое время наблюдал, как, несмотря на ранний час, на скамейках сквера перед Собором кучковалась скромная тусовка. Я даже пронаблюдал, что Мухля, выцепив из этой кучки невысокого росточка мальчугана, видимо Кучмана, побрёл с ним в сторону и затерялся потом среди обширной колоннады. Я вернулся в кофейню, где вся компания сидела уже за обильно уставленным яствами столом. По-шпионски подморгнув, что, де мол, всё ОК, я присоединился к трапезе.

Мухля вернулся неожиданно быстро и очень довольный собой.

·       Всё выяснил, до мельчайших подробностей. Наплёл, правда, Куче с три короба, но дорогу узнал.

·       Так рассказывай, заодно, вот перекуси, - Тайгер придвинул Мухле пышку, - а то перенапрягся Кучмана колоть, проголодался, поди.

·       Пришлось, говорю, пофантазировать. А дорога, между прочем, не такая уж и замороченная. Значит так: едете сначала на Лугу, оттуда трасса до Пскова. Но перед самым Псковом поворот направо, перед озером. Вот по этой дороге надо ещё километров двадцать, потом поворот налево, как бы к озеру, на Заходы. Оттуда, как раз, Лёля родом. А вот в Заходах лучше спросить, либо самим вдоль берега налево километра четыре, там хутор брошенный. Вот в нём они и обитают. Кажется всё, ничего не перепутал.

·       Всё очень толково, - важно кивнул ему Старки, - уверен, что не заблудимся. Кстати, - он повернулся к Арво, - опять почти на границе с Эстонией, между прочим.

Мы не стали терять времени, и, распрощавшись с питерцами в кофейне, оставив их закусывать остатками завтрака купленный им шикарный вермут, погрузились в тачку, и двинулись прямо туда, откуда и въехали мы в этот город. А уже где-то после заводов, но перед предместьями, повернули на псковскую трассу и помчались по ней, минуя не менее помпезные дачи и предместья, проскочив Гатчину, среди поросших соснами невысоких холмов, мимо частых, потемневших от невзгод, деревушек.

·       Сам говорил, что на островах ваших её достало, - опять я первым нарушил молчание, похлопав Арво по плечу, - а теперь, выходит, опять в пампасы потянуло?

·       Не знаю, - буркнул Арво, но, помолчав, добавил, - разные, брат, бывают ситуации. Посмотрим, тогда будем думать.

·       Посмотрим, конечно, - Старки неотрывно глядел в даль дороги, - думаю, всё ясно будет.

После поворота на дорогу, что тянется к северу, вдоль Псковского, а потом и Чудского озёр, асфальт стал значительно гаже, зато вокруг была такая красота, что ехать медленно было совсем не обидно. Слева, между деревьями, иногда проблёскивала большая вода озера, потом дорога углубилась в лес, даже редкие деревушки не будили таинственный покой этих мест, людей почти не было видно. Мы ехали молча, боясь пропустить нужный поворот, но там оказался даже указатель, поэтому совсем скоро мы выехали на главную площадь, вернее, поляну, небольшого посёлка, где у магазина, как и полагается, стояло несколько мужиков. Остановившись в сторонке, мы вышли из машины и направились к ним, уверенные, что сейчас всё узнаем в подробностях.

Поначалу они отреагировали на нас по-доброму, приняв за залётных рыбаков или туристов, расспросили насчёт диковинной машины, похвалили, со знанием дела, германскую технику, но, выяснив, какой именно хутор нас интересует, мужики, почему-то, насупились, даже отступив от нас на шаг:

·       А чё вам туда?

·       Да вот, знакомые там остановились, нужно нам к ним.

·       Это молодёжь такая, что ли?

·       Ну да, они и нужны. А что, что-нибудь не так?

·       Да вроде.

·       А что такое, набедокурили чего?

·       Да не бедокурили они вроде, жили себе, как им нравится, нам-то чё.

·       Так что тогда не так?

·       Слыхали, бумага какая-то нашему участковому пришла на них, так он в аккурат сегодня со всей своей сворой туда помчал.

·       Что значит, со сворой?

·       Это у него типа дружины, браконьеров ловить. Всех собрал, и туда. Вы бы поспешили, что ль, а то кабы там у них чего не получилось бы худое. Детишки-то, городские, тоже, видать, гордые, кабы не пособачились с нашими.

·       Спасибо, мужики, а дорога туда как? На нашей проедем?

·       Должны, ежели осторожно.

·       Спасибо ещё раз, - это мы уже отъезжая, - удачи вам!

Старки виртуозно скакал по просёлку, периодически цепляясь-таки днищем за песчаные ухабы, но скорости не снижал, столб пыли стоял за нами, скрывая всё минувшее, а грядущее было всё время скрыто от нас за постоянными поворотами извилистой дороги. Но за очередным виражом открылось оно нам в виде стоящего поперёк пути милицейского «козла» и одинокого его хозяина в обвислой форме, который, завидя наше стремительное приближение, немедленно выскочил навстречу, растопырив руки, приказывая, как мы поняли, таким образом немедленно нам остановиться. Что мы и сделали перед самым его носом, обдав его, к тому же, облаком догнавшей нас пыли. Сержантик, разогнав пыль и отдав честь, приблизился к нам, глядя больше на марку машины, чем на седоков.

·       Куда следуем?

·       На хутор, - Старки высунулся из окошка и рукой ещё показал вперёд, - тут рядом.

·       Туда нельзя.

·       Почему? – якобы изумился Старки.

·       Спецоперация, - грозно заявил сержант, - проезд и проход туда временно запрещён.

·       Что это за спецоперация, - Старки, да и мы тоже начали вылезать из машины, - расскажите подробнее, пожалуйста.

·       Выродков брать будем, развели гнездо тут, - храбро начал страж закона, но тут, разглядев остальных, осёкся, - а вы ещё кто тут такие? А ну стоять всем! Предъявить документы!

И даже потянулся к кобуре. Но тут Старки сделал какое-то движение, которое я и не заметил даже, а мент вдруг улёгся на песок и фуражка сползла ему на лицо. Мы остолбенели, а Старки очень быстро перенёс поверженного к «козлу», прицепил его же наручниками где-то у задней запаски, а пистолет и свисток кинул на переднее сидение его машины.

·       Старки, это же нападение на представителя при исполнении, - Арво со мной только успели подбежать ближе, - ты уверен, в том что творишь?

·       Потом разберёмся, кто тут больше чего нарушает, - Старки осмотрелся по сторонам, - надо торопиться, но дальше лучше передвигаться пешком и не по дороге.

Я смотрел на него и видел, что Старки уже совсем не тут, а окружают нас вовсе не заросли орешника, а густые и вонючие джунгли Южного Вьетнама.

 

Глава Двенадцатая.

Его движения стали быстрыми, но, при этом, очень мягкими и точными. Казалось, он одновременно видит и чувствует не только всё то, что непосредственно окружало его со всех сторон, но и прекрасно знает, что скрывается за этим, окружавшим видимые границы места где он, в данный момент, находился, пространством. Нам оставалось только подчиниться его действиям, поскольку никакой своей программы , в этой немыслимой нам ситуации, мы предложить попросту не могли. Но я видел, что Арво, так же как и я сам, почувствовал облегчение и уверенность, глядя как Старки распоряжается инициативой, им же, так неожиданно для всех, и проявленной. Мелькнула, правда, у меня подленькая мыслишка, что, вот, блин, свяжись только с крезанутым воякой, так и влипалово по полной, кажется, программе. Но, во-первых, влипалова, как такового, пока не ощущалось, а возникшее, как бальзам на весь этот стрём, воспоминание, как Старки ловко вытащил меня из таллинской «конторы», полностью стабилизировало мой выбор в пользу безоговорочного подчинения любому распоряжению так профессионально владеющему хотя бы данным моментом нашему, получалась так, командиру.

·       Держитесь в десяти шагах от меня, только не шуметь, - скомандовал он, - в случае заварухи, если не позову – ничком на землю. Они совсем недалеко.

И скрылся в зарослях. Мы, пригнувшись, стараясь не сопеть и не топать, двинулись в том же направлении, осторожно раздвигая кусты руками, и делая друг другу страшные знаки глазами, если под ногами что-нибудь хрустело. Действительно, не успели мы прокрасться, таким образом, и нескольких десятков метров, как увидели Старки, притаившегося в кустах и зовущего нас, жестом, приблизиться. Когда мы, уже просто на четвереньках, спрятались за его мощной спиной, то и нам стала хорошо видна диспозиция будущих событий.

Недалеко перед нами была опушка, за ней было видно достаточно обширное поле, посреди которого, на фоне озера, стоял добротно срубленный, со множеством сараев и амбаров, с большим домом и высоким забором, хутор. Почему-то вспомнился Мухля, который никак не мог вспомнить, как они прозвали это своё обиталище – то ли «Отель Калифорния», то ли «Дом Восходящего Солнца». Там стояла тишина, только тряпица с какой-то надписью, вроде флага колыхалась над одним из сооружений.

А в кустах на самой опушке, прямо перед нами, притаились, так же как мы, четверо мужиков в ватниках, но с повязками дружинников на рукавах. У двоих были охотничьи ружья. На открытом месте, в очень храброй позе, стоял милицейский капитан, видимо участковый и есть. Все чего-то ждали. Потом капитан, сложив руки рупором, прокричал в сторону хутора:

·       Последнее предупреждение. Если немедленно не выйдете с поднятыми руками, открываем огонь на поражение! Время на размышление – минута!

Старки повернулся к нам и сказал шёпотом:

·       Не отставайте, делайте, что скажу, но без самодеятельности.

Я лишь хотел уточнить некоторые детали операции, да и у Арво, я видел, были вопросы на ту же тему, но Старки по кошачьи прыгнул вперёд, и мы, подчиняясь приказу, ломанулись за ним. Мы только успели преодолеть расстояние до противника, а Старки уже просто выдернул ружья из рук мужиков и кинул их нам. Помню только, что мы даже не взяли их наизготовку, а просто схватили и держали стволами вверх, как в карауле, однако мужики дружно повалились в траву и позакрывали головы руками. Они даже не пикнули. Наверное и с браконьерами у них бывали уже разные ситуации, видна выучка, подумалось мне тогда. Тем временем, так же быстро и бесшумно, был обезврежен храбрый участковый. Обезоруженный, он оказался сидящим на своей же свите, и ошалело смотрел на наш отряд, хватая ртом воздух, явно просто не зная, что ему нужно сказать нам в этом положении.

·       Идите на хутор, смотрите, что там, - сказал нам Старки, деловито забирая ружья и вешая их себе на плечо, - а я вот выясню отношения с военнопленными, и присоединюсь к вам через какое-то время. Хорошо?

Мы, словно роботы, сдали оружие, и смотрели как он приказал всем встать и повёл их через кусты в обратном направлении. И милиционер, и мужики молча ему повиновались. Только когда они скрылись, мы с Арво повернулись в сторону всё так же безмолвного хутора, и, нерешительно выбравшись на открытое место, направились через поле, на всякий случай маша руками и крича, что было сил, что мы «свои». В ответ не было слышно ни звука. Подойдя вплотную, мы обнаружили, что калитка в здоровенных воротах, хоть и закрыта, но на такую хлипкую щеколду, что хватило и пинка, чтобы она распахнулась настежь. Двор хутора был тоже пуст.

·       Эй, народ, - заорал я, - выползайте, война кончилась!

И опять только тишина.

·       Может в погреб спрятались с перепугу, - предположил неуверенно Арво.

·       А может тут и нет никого? Свалили через задний, какой-нибудь, выход, как только ментов увидели?

·       Вряд ли. Место всё открытое, кроме той опушки. А дальше озеро. Разве что в воду нырять…

Мы стояли посреди пустого хутора, в полной тишине, и вся эта сцена напомнила мне кадр из какого-то вестерна. Почему-то стало смешно.

·       Слушай, Арво, а Старки у них там ничего не откусит, по вьетнамской своей привычке, а?

·       Хорошо бы только уши, - захохотал вдруг Арво.

Он сел на землю, обхватил голову руками, и хохотал, выпуская из себя весь нервный идиотизм последнего нашего приключения. А мне, хотя я и солидарно подхихикивал ему, для чувства завершения дела, не хватало-таки результата всей этой операции. Мучил меня дурацкий вопрос: на хрена мы отбили у ментов, сорвав им всю ихнюю «спецоперацию», проявив чудеса партизанской войны, совершенно пустой хутор? А главное – почему он, блин, так пуст, несмотря на все наши (и ментов) совместные усилия? Неужели весь этот бред оказался результатом блефа перехитрившей всех и вся тусовки? Так, говорили же, что они и в Питере были неуловимыми, почему бы им не смыться и отсюда попросту заблаговременно? Нет, что-то тут не складывалось. Не стали бы менты, и мы следом, развивать целую военную стратегию, кабы не было к тому веского повода. Может флаг? Я, случайно вспомнив, о том, что видел его с опушки, задрал голову, чтобы разглядеть его вблизи. Он был на месте. Это было раскрашенное в разные цвета «узлами» полотнище, видимо бывшее когда-то простынёй, с матерчатой аппликацией посередине, складывающейся в слова: «FLOWER POWER». Вблизи было видно, что сделано знамя очень кропотливо, хотя и издалека впечатления не производило. Нет, ежели бы заранее сматывались, флаг обязательно бы забали с собой. Такие фенечки ментам не оставляют, это точно. Да и не мог он, сам по себе, послужить поводом к натуральным военным действиям. Значит, опять, что-то тут не так. Надо весь хутор переворошить, может что и прояснится.

Арво всё сидел среди двора и никак не мог успокоиться. Надо же, не думал, что он такой впечатлительный, с виду - само бесстрастие, а тут вот как пробрало чувака. Тогда я решил направиться на поиски сам, и начать решил я, разумеется, с дома. Дверь в сени была массивной, с нарисованным крутящимся солнцем и надписью: «Войди с Любовью». Это – правильно, решил я, и вошёл. И сразу услышал чьё-то истеричное всхлипывание. Я было решил, что это Арво во дворе разошёлся, но почти сразу понял, что звуки раздавались изнутри дома, из-за двери, за которой, по идее, должна была быть в таких домах горница. Я быстро пересёк обширные сени и подошёл к нужной двери.

«Стань Свободным» – было написано на ней.

И это тоже правильно, подумал я, и, открыв её, вошёл в просторную горницу.

 

Глава Тринадцатая.

Горница была действительно просторной и почти без мебели. Только весь пол был устелен всякими тюфяками и матрацами, да в углу стоял большой старый стол. Строго напротив двери, прямо на тёмных брёвнах стены был нарисован белой краской огромный, от пола до самого потолка, пацифик, а под ним, на матрасе лежал, сжавшись комочком, мальчишка, и истерично всхлипывал, плечи и коленки его, при этом тряслись, как в лихорадке.

·       Эй, друг, хватит горевать, - позвал я его от двери, - всё в порядке, слышишь?

Комочек медленно развернулся, обнаружив собой худенького, не очень даже волосатого парнишку, который, всё ещё продолжая всхрюкивать, уставился на меня круглыми глазами. Потом он сел поудобнее, разглядывая, тем временем меня с ног до головы, будто пред ним явилось нечто запредельное, а затем спросил дрожащим хрипловатым голосом:

·       А где менты, а остальные как же?

·       Милиция, и прочие отсюда отбыли, - я подошёл поближе и уселся на матрас посреди горницы, - а вот про остальных я у тебя хотел бы узнать. И вообще, что тут за война такая приключилась?

·       А ты кто тогда, - парнишка, видя, что стрём, каким-то образом, миновал, начал успокаиваться, - у тебя закурить найдётся? А остальные…

Тут в горницу вошёл Арво, и мой собеседник опять замолчал, разглядывая очередное явление.

·       Это Чудин фазер, - решил я сразу раскрыть карты, - мы приехали, чтоб вас тут навестить, а у вас непонятка какая-то. Ты уж принимай гостей, что ли, потом расскажешь, что к чему у вас приключилось, ладно?

·       Так Чуда и остальные не с вами разве? Так а менты-то как?

·       Всё уже в порядке, - Арво тоже сел рядом со мною, - но никого, кроме тебя мы здесь не видели. Давай, сообрази чайку, что ли, и всё обсудим.

·       Ладно, сейчас, - парнишка встал, достал откуда-то с полки чайник, и включил электроплитку, - только вот с заваркой беда, мы всё больше травки разные завариваем.

Минут через пятнадцать, мы сидели на тех же матрасах, но между нами стоял вскипевший чайник, кружки с душистым напитком и пепельница.

·       Это всё, чем могу порадовать. Остальное обещали, как раз, привезти.

·       Вот, теперь, можно всё по порядку и выслушать, - Арво уселся поудобнее и сделал заинтересованное лицо, - ты рассказывай. Как зовут тебя, к примеру. Я, вот, Арво, из Таллина, а это Василий, он из Москвы.

·       А меня Лёликом зовут, я отсюда родом и есть. То есть дед мой ещё прям тут и жил, а я уже в Заходах родился, и хутор наш долго пустой стоял…

·       Это мы уже всё знаем, ты ближе к делу переходи. Где вся тусовка-то?

Лёлик ещё раз внимательно нас осмотрел, вздохнул, будто выдаёт какую военную тайну, но, видать, решил, что можно:

·       Они все дня три назад в Ригу поехали, а сегодня, как раз, вернуться обещали. А тут облава вдруг. Когда вы кричали, что свои идут, я, было, решил, что всех повязали уже, что меня тоже сдаваться зовут. Думал, всё, конец жизни вольной.

·       Это чего же вы натворили такого, что сразу и конец?

·       Да мало ли за что, - уклончиво отвечал Лёлик, - нашего брата и за просто так куда угодно упечь можно, сами знаете…

·       Ну, это ты не сгущай, брат, совсем уж, - я понял, что давить на Лёлика пока бесполезно, - а в Ригу зачем все двинули?

·       За харчами, да и вообще…

·       Ясно, - обратился я к Арво с видом знатока, - опять Вийве «акцию» придумала, значит.

Лёлик потупился и засопел как партизан на допросе.

·       Ладно, это их дело, - успокаивающе кивнул Арво, - а участковый, случайно, не поэтому войной сюда пошёл?

·       Не, он кричал, чтобы все выходили, - рассудил Лёлик, - значит, думал, что мы все дома. Я-то и стреманулся, больше всего, что наши прямо сейчас и вернулись.

В этот момент дверь открылась, и внутрь вошёл мрачный Старки. Лёлик от неожиданности даже голову в плечи вжал, а тот, не глядя на нас, прямиком к нему подошёл, и грозным голосом спросил:

·       Где ружьё?

·       В сенях спрятано, - Лёлик от ужаса позеленел, - за дровами.

Старки вышел, поворошил в сенях, и вернулся с охотничьей одностволкой почтенного возраста.

·       Патроны где?

·       Нету патронов давно уже. Это ружьё так с дедовских времён тут и заныкано. Я его как-то случайно нашёл, когда здесь никто не жил уже.

Старки сел напротив него, держа ружьё на коленях, внимательно Лёлика разглядел, а потом спросил очень тихо и спокойно:

·       А зачем же ты, пацифист хренов, орал милиции, что вооружён и живым не сдашься?

·       С перепугу…

·       Так ещё чуть, и они в хуторе дырок бы понаделали, а тебя прихлопнули бы за просто так. И были бы правы, оказывается.

·       А так повинтили бы сразу, как приехали.

·       Логика железная, но не понятная.

·       Так ведь тогда они, - Лёлик кивнул на меня и Арво с совершенно невинным видом, - меня не застали бы, а я им, - он опять на нас кивнул, - нужен очень, понимаете?

·       Понимаю, - Старки только пожал плечами, - и ничего даже не могу сказать по этому поводу. Но оружие придётся сдать властям.

Тут мы, наконец, обрели дар речи.

·       Кстати, о властях, - осторожно начал Арво, - как там дела?

·       Кажется, разобрались. Пришлось назвать некоторые фамилии, позвонить кой-куда. Но бумага-то на вас, - Старки посмотрел опять на Лёлика, который так и сидел с придурковатым видом, явно ничего не понимая, - действительно пришла серьёзная. Из Питера, за всё хорошее. Так что, пока тишина, но задерживаться вам тут особо не придётся. Ясно?

·       Ага. Так он чё, - Лёлик глядел на нас с Арво в полном изумлении, - тоже с вами? И чё дальше делать будем?

·       Я пока поеду сдам куда надо оружие твоё, - Старки встал и направился к двери, - а вы уж тут решайте, что делать. Думаю, дня два-три у нас на раздумья есть. Потом придётся отсюда уезжать.

И вышел из дома. Почти сразу мы услышали, как машина его отъехала от ворот хутора. А нам пришлось долго убеждать недоверчивого Лёлика, что Старки в доску свой, и что это именно он убедил ментов прекратить осаду хутора и, хотя бы на время, оставить всех нас в покое.

·       Не слыхал я о таком никогда, - задумчиво сказал Лёлик, глядя куда-то вдаль, - но если и вправду такие люди уже на нашей стороне, то, наверное, Чуда права кое в чём…

·       В чём это таком она права? – Арво доверительно придвинулся к Лёлику.

·       Да так, всё мечтания всякие, - опять ушёл в себя Лёлик, - о счастье всеобщем, например.

Старки вернулся, когда уже вечерело. К тому времени Лёлик и Арво успели уже наловить на озере рыбёшки, как раз на ужин, разожгли костёр на ближайшем бугре, чтоб не сожрали нас комары, и занимались готовкой нехитрой трапезы. Я притащил из машины сумку с нашими припасами, и, в итоге, получился такой чудесный ужин, что ненадолго показалось, что прибытие сюда и было окончательной целью всей нашей поездки, что ради именно этого стоило трястись за тридевять земель, а остальное – такие пустяки, что вполне можно было им позволить идти, не трогая только нас, свои чередом. Впрочем, так, наверное, и можно было думать на самом деле, если бы остальная тусовка во главе с неугомонной, как я уже понял, Чудой, появилась бы, как и было обещано, прямо к нашему столу. Но уже стемнело давно, вот уже костер наш стал слабеть, давая волю озерной ночной свежести, и захотелось всем вытянуть ноги до утра на любом из матрасов в просторной горнице, а никто так и не пришёл, даже в ночи, на хутор, как объяснил Лёлик, «Восходящего Солнца».

 

Глава Четырнадцатая.

Погода стояла просто чудесная. Ночи, правда, становились уже прохладными, но дни были солнечными, почти безветренными, и вода в озере ещё позволяла особо рьяным любителям купания макнуться разок-другой в неё после обеда. Всё располагало к заслуженной лени, тишине и философии. Это был уже третий день после штурма хутора, когда мы единогласно решили ждать предмет наших волнений тут, не сходя с места, всё то время, что было нам для этого отпущено представителями местных правоохранительных органов.

Это первый день мы всей компанией, а Лёлик в особенности, только и делали, что таращились в сторону дороги. На второй день лишь изредка, заслышав посторонний для этого места шум, некоторые из нас, бросая все дела выскакивали за ворота, в надежде, что долгожданная встреча вот-вот состоится. Да и то подобная суета всё чаще сопровождалась безысходным стёбом на тему всяческих галлюцинаций, полтергейстов, и прочих чудес лесных и озёрных.

Как-то само собой решилось, что раз уж отпущено нам время для пребывания на хуторе, так, значит, и следует тут пребывать, предоставив событиям развиваться самим по себе. Кроме нехитрых хозяйственных заморочек, которые, общими усилиями, решались моментально, всё остальное время мы всё больше валялись на облюбованном бугре над самым озером и самозабвенно млели. Медленные и беспричинные телеги, возникающие сами собой, чаще всего просто повисали в воздусях, растворяясь в прозрачном пространстве, либо, естественным образом, улетучивались, подгоняемые другими телегами, столь же неторопливыми и неосознанными. Хотелось, конечно, за это время наполниться и весьма полезной нам информацией о тревожном мирке Чудиной тусовки, но с самого начала, любые наши старания по этому поводу немедленно увязали в упорной Лёликовской подозрительности. Казалось, и не без оснований, что за этим кроется некая очень важная тайна, скреплённая, к тому же, не менее страшной клятвой. Но попытки хотя бы косвенно выведать, что на уме у него, не прекращались – особенно усердствовал Арво, причём видно было, что интерес этот не всегда корыстен, что для Арво прояснить некоторые веши было важно самому ничуть не меньше, чем Лёлику утаить, до чего их тайное общество дошло дорогой своих духовных исканий.

·       А вот ты говорил как-то, - Арво пускал дым сигареты точно в зенит, лёжа на спине, - что всеобщего счастья мы скорее достигнем, раз такие персоны как Старки с нами. Почему это ты так решил?

·       Да это я тогда от неожиданности так сказал, - Лёлик лежал, облокотившись на локти и, глядя в даль, жевал травинку, - просто я с такими до сих пор ни разу не был знаком близко, думал, что такие люди нас просто ненавидеть должны.

·       Почему сразу так? – Старки лениво повернул голову.

·       Потому что мы разные совсем.

·       Ну и что?

·       Миры наши совсем разные, на всё смотрим с разных точек.

·       Допустим, хотя это не совсем так. Но что, это повод для неприязни, по твоему?

·       Я думал, что ваши убеждения, то есть, как они сложились в вашей судьбе, не позволят вам таким как мы симпатизировать. Вы – человек военный, да и не простой, к тому же, а мы - против насилия вообще…

·       Это ты об этом милиции последний раз кричал?

·       Ну вот, теперь будете всё время меня этим прикалывать. Я защищался, да ещё и от неожиданности.

·       А допусти-ка ты на секундочку, - Старки повернулся на бок, - что я, в тот период жизни, который тебе покоя не даёт, тоже защищал свои убеждения, но только осознанно и профессионально.

·       Это я понимаю, даже готов уважать, хоть и не согласен.

·       С чем?

·       С тем, что это смыслом жизни надо делать.

·       Что, борьбу за убеждения?

·       Да нет, методы. Мы вот против насилия, как такового.

·       Но ведь согласился же, что разные бывают ситуации…

·       Наш принцип – стараться их избежать.

·       А знаешь, мой тоже, как это тебе не странно.

·       Это-то мне и странно, что ты, профессионал, к этому пришёл.

·       А я считаю, что это в любом нормальном человеке должно быть заложено изначально. Кем бы работать ему не пришлось потом.

·       Вот если бы все так считали, тогда и было бы всё в порядке.

·       И Вийве так думает? – Арво сел лицом к озеру.

·       Да, она говорила как-то, что скоро всё больше людей будет с нами.

·       И что тогда будет?

·       Больше свободы, больше возможности себя показать.

·       А зачем?

·       Чтобы все знали, чего мы хотим.

·       Это насчёт всеобщего счастья?

·       Ну да.

·       И чем именно такие как Старки вам в этом помогут?

·       Сильнее станем, не надо будет прятаться по углам.

·       А, при случае, кого-нибудь и скрутить можно, чтоб под ногами не путался?

·       Ну, ежели действительно, гад какой.

·       Типа – «враг народа»? Слышал я такое, помнится…

·       Да нет, я не об этом совсем, я о том, чтобы все правильно нас понимали.

·       А вот представь, - взгляд у Арво стал серьёзным, - когда-нибудь, поскольку правда у нас, придут времена, о которых и мечтать трудно – все будут пацифисты и нонконформисты. Останется только кучка несогласных по некоторым своим причинам, хотя и прекрасно о наших идеях осведомлённых. Просто несогласных, и всё. Что тогда делать с ними будем?

·       Так это больные, наверное, просто будут, либо нелюди какие, вроде фашистов разных. К ним и подход соответственный.

·       В «дурку», значит, либо к стенке, чтоб картину не портили? Понятно…

·       Всё вы переворачиваете неправильно…

·       Да нет, парень, - Арво нахмурился и стал сказочно грозен, - вы вот ещё просто кучка отчаянных, но беспомощных ребятишек, а и то довели ситуацию, что мужики за оружие похватались. И в душу к ним, при этом, ты даже не пытался слазать. Вот как сложилось уже. А дай вам силёнки побольше, представь, какой шквал ответного насилия поднимется вокруг вас? И возможности перевоспитывать противника у вас не останется вовсе. Сдаваться же, на чью-то милость, смотрю, тоже не очень настроены. Значит, становиться придётся как и они, такими же, чтобы правду свою отстоять. А в процессе таком, скоро от неё, правды твоей, останется такое, что покажи его тебе сейчас – сам же в ужас придёшь. Так вот, брат. И бывало подобное в истории людской уже не раз, и не два, а до обидного просто много.

·       А как же тогда?

·       А вот об этом мне и хотелось бы поговорить, когда всей компанией соберёмся. Обсудить совместно, что ли, планы счастья всеобщего …

Тут Лёлик вдруг вскочил на ноги и стал смотреть в сторону опушки.

·       Вроде как идёт кто-то из своих. Только один, почему-то.

Тогда и остальные, кряхтя, стали подниматься и глядеть на дорогу, по которой, действительно брела в сторону «Хутора Восходящего Солнца» одинокая маленькая фигурка.

·       Так это Кучман, из Питера, - констатировал, наконец, Лёлик, - чё это он вдруг? Вроде и не собирался он сюда.

А все просто стояли и ждали его приближения, не пытаясь даже загадывать, какой новый сюрприз готовит нам незапланированная эта встреча.

 

Глава Пятнадцатая.

Наконец, он приблизился настолько, что мы разглядели его недобро сияющую физиономию, украшенную, впрочем, здоровенным фингалом. Так, сияя, Кучман и подошёл к нам вплотную, внимательно, при всём при этом, нас разглядывая, каждого, с ног до головы. А мы стояли на своём бугре молча и ждали, что всё это его появление будет означать.

·       Вот, значит, кто тут обосновался, - всё так же загадочно улыбаясь, Кучман остановился перед нами, - так примерно я вас и представлял.

·       Куча, ты чё, - Лёлик даже руками развёл от такого начала, - в чём дело, чё ты приехал-то?

·       Это и я хотел бы тоже знать, в чём тут дело. Пытаюсь, вот, догадаться, но что-то не получается никак.

·       Тогда хватит темнить, - не вынес я этой сцены, - давай поговорим нормально.

·       И давно они тут? – Кучман, игнорируя меня и прочих, опять обратился к Лёлику.

·       Дня три, - ответил Лёлик, недоуменно крутя головой, - да ты бы знал, что тут творилось…

·       Пытаюсь представить себе…

·       А ты не гадай, - опять вмешался я, - садись, где стоишь, и давай говорить начистоту. Нам тоже, знаешь, вся эта ситуация уже в печёнках сидит, со всей вашей дурацкой конспирацией.

·       Куча, да они свои в доску, что ты, в самом деле…

·       Ну, ладно, - Кучман ещё раз внимательно всех нас оглядел, - который тут Чудин фазер?

·       Это допрос? – Старки сложил руки на груди и начал хмуриться.

·       Я её отец, - Арво отстранил его, подошёл к Кучману и положил ему руку на плечо, - не надо меня пугать, дружок, если чего случилось, то лучше говори сразу.

·       С ней, как раз, всё в порядке, - начал было Кучман уворачиваться от Арво, - но вот…

·       Вот, садись тогда, - Арво просто нажал ему на плечо так, что тот сел, - перестань крутить нам мозги и рассказывай, что знаешь.

·       Тогда это точно допрос, - Кучман смотрел снизу на всех, - может ещё и поколотите?

Наступила занудливая пауза. Мы все, по очереди, уселись вокруг Кучмана, не зная, как вести себя с ним дальше. Молчание нарушил Лёлик:

·       Да кабы не они, ты бы меня тут и вовсе не застал. Тут облава была самая настоящая, но ребята сумели меня от ментов отмазать. А остальные так и не вернулись ещё. Мы теперь просто сидим и ждём, когда они появятся. И вместо них ты, вдруг, да ещё с наездами на всех. Это неправильно, Куча, расскажи лучше, какими ты здесь судьбами. Фингал-то откуда у тебя такой красивый?

·       Оттуда. Повязали в Питере, - Кучман не смотрел ни на кого, - всё про Чуду трясли, думал, прибьют совсем. Вот тогда и вспомнилось, как Мухля у меня про дорогу сюда выведывал. Я сразу понял, что это не случайно. Как выпустили, я его нашёл, и, пока он мне всё про вас не рассказал, не успокоился. Вот и решил своими глазами посмотреть, что тут творится. Тем более, что и в Риге у ребят тоже неприятности.

·       Так ты что, решил, что я на собственную дочку охоту начал, - Арво приподнялся на четвереньки, - да я, за это, щенок, сейчас тебе просто уши оборву. Ты соображаешь, что ты мне в лицо только что заявил? Да ты после этого знаешь что…

Мы со Старки повисли на нём, всерьёз опасаясь за Кучину сохранность. Тот сжался только, и недоуменно уже смотрел то на нас, то на Лёлика.

·       Я ж говорил, не надо так, - Лёлик подвинулся к Кучману, - свои они.

·       Слишком много совпадений, - отчаянно упорствовал тот, - подозрительно много совпадений.

·       Совпадение тут одно, - орал уже, удерживаемый нами Арво, - что я, как отец, почувствовал неладное, что Вийве, с помощью таких балбесов, перешла все разумные границы, что надо мчаться, искать и делать что-то, пока не случилась окончательная гадость, из которой и не выпутаться в век. Хорошо, что есть настоящие у меня друзья, которые помогают мне найти вас, а вам не влипнуть совсем. Одного уже вытащили за уши из говна, так другой тут же нашёлся, чтобы нас с ним же и скушать. Ты подумай башкой своей, в какой ситуации ты партизанишь, либо нас выслушай, либо сам объяснись, а потом уже и играй в игрушки свои!

·       Вот, сами говорите, что это игрушки для вас, а нам – стрём по полной программе!

·       Да ты ещё стрёма-то живого не видел, дурачок, - Арво сел, успокаиваясь, - и мы хотим, чтобы не увидел его ни ты, ни весь отряд ваш. Во главе с дочкой моей. Понимаешь ты это?

·       Хотелось бы верить…

·       Вот на том и порешим, - Старки быстро перехватил инициативу, - Лёлик, Арво, давайте чайку сообразим для всеобщего успокоения. А мы тут сейчас костерок устроим. Куча, неси ветки, вон они лежат.

Кучман, с моей и Старки помощью, натаскал дров, а остальные уже тащили с хутора чайник. Скоро все сидели вокруг костра и смотрели на огонь.

·       Так что в Риге приключилось, - Старки ворошил горящий хворост веткой, - что-нибудь серьёзное?

·       Да нет, вроде, - Куча смотрел на огонь не отрываясь, - просто Чуда позвонила мне, и сказала, что сидят они на одной даче, где-то в Юрмале, и носу высунуть не могут от стремака. Но, вроде, все там, никого не потеряли. Просила тебя, Лёля, предупредить, как-нибудь, чтобы не дёргался. А меня и повязали сразу после звонка её. Вот так всё получилось.

·       Понятно. Тогда надо и ехать туда быстрее. – Старки отложил ветку в сторону.

·       Это ещё зачем, нечего вам делать там. Чуда просила здесь её ждать, ясно?

·       Ты не командуй, пожалуйста. Тебе Лёлик, на досуге, расскажет, надеюсь в подробностях, что тут произошло, и почему оставаться мы здесь не можем. А я пойду пока вещи собирать, да машину проверю перед дорогой.

Старки встал и направился к хутору, в тени которого стоял его автомобиль. Кучман проводил его взглядом, помолчал, а потом изрёк:

·       Тогда и я с вами поеду. Без меня вы их долго искать будете.

·       Вот об этом я и хотел тебя просить, дорогой, - Арво улыбаясь, глядел на него сквозь пламя, - как мы без тебя теперь?

·       А я, пожалуй, не поеду никуда, - заявил неожиданно Лёлик, - мой дом тут. Да и подумать надо всерьёз о жизни, мне кажется.

·       Нет уж, - забеспокоился Кучман, - ты тоже с нами езжай. Я тебя хоть знаю хорошо. Мне без тебя неуютно будет. Потом, приедешь обратно, когда повидаем всех, тогда и думай. Да и как я Чуде объяснять буду, почему тебя нет со мной?

·       Хорошо, ежели так. Но потом – я сюда, а вы уж как хотите, ладно?

А я смотрел на озеро, слушая их разборки, и думал, что так жаль, что закончилась эта пауза в нашем приключении, что вот-вот начнётся новая суета, дорога, города, тусовки. Я повернулся к Арво и увидел, что он явно думает тоже самое.

·       Ну, что ж, - лениво потянувшись вдруг сказал он, - Юрмала, в конце концов, тоже симпатичное местечко…

 

Глава Шестнадцатая.

Выехали мы, однако только глубокой ночью, решив, что в Риге сподручнее оказаться утром. Зато остаток дня, покончив быстренько с приготовлениями к отъезду, то есть, покидав в тачку сумки, сняв с крыши знамя, и попрятав различные нужности типа чайника и заварки, все, не сговариваясь, посвятили философскому молчаливому уединению. Как-то незаметно убрёл каждый куда-нибудь в свою сторону, одному ему необходимую - кто в лес, кто по берегу вдоль озера, и даже в самом хуторе и в непосредственной от него близости был найден нужный закуток, где никто друг друга, после всех этих противных разборок, не то, чтобы не доставал, а и не мелькал бы даже на самом краю видимости. Я лично, притулившись к склону любимого всеми бугра над озером, тихо кайфовал в одиночестве, тупо созерцая окружавшую меня мнимую неподвижность воды и берегов, постепенно сливаясь воедино с мудрым, еле ощутимым ритмом природного бытия и так же статично колыхалась во мне одна простая и самим этим моментом действительности продиктованная истина: "Момент покоя необходим и благотворен". А на самом краю сознания, контролирующего всё прочее застывшее происходящее, тлеющей искоркой, эфемерно согревала мягкая уверенность в том, что и остальные, такие с виду и по сути разные персонажи данной сцены, в момент сей тащатся абсолютно от того же самого, и вот, как раз, присутствие этой, некой единой для каждого вибрации, рождённой незыблемой природным покоем, и наполняло, я был уверен, нас всех вместе тем Великим Смыслом, ради которого мы и оказались тут, в этом самом месте и в это самое, одинаковое для всех время.

В глубоких сумерках уже, я даже не заметил кто, запалил костёр, на который с разных сторон, как сумеречные мотыли, собрались все. Молчаливо и не торопясь напились душистого чаю, перекусили остатками ранее приготовленной еды, так же тихо развалились, покурив, вокруг костра, и, дождавшись, когда звёздное изобилие сменило сумеречную хмарь, поднялись и плотной кучкой пошли к дожидавшемуся нас автомобилю.

Только когда поводя по сторонам фарами, мы миновали Заходы и выбрались на дорогу ведущую к Псковской трассе, кому-то пришло в голову, что пора, хотя бы включить музон, после чего дорога приобрела надлежащий ритм и захотелось думать, если и не о делах предстоящих, то о том с какого боку дела эти могут скорее стать результативными и полезными для всех.

Я сидел, по-прежнему за заднем сидении, только теперь меня подпирали, в лёгкую, с боков Кучман и Лёлик, затаённое молчание которых я относил больше, по собственному опыту, за тихий восторг от ночной езды на такой немыслимо комфортной тачке, да, в добавок, и от чумового музыкального ассортимента, который прилагался ко всему прочему. Да и невозможно не согласиться было словить блаженный кайф от быстрой ночной езды по лесной дороге, напоминающей порой русские горки, под "Криденс", "Энималс" и "Джефферсон Аэроплан"…

А вот когда вывернули на трассу и ночь за окнами машины превратилась просто в монотонный гул, редко вспыхивающий фарами встречных машин, общее молчание запоздалым комом повисло в салоне, перебивая даже навороченную магнитолу и остатки блаженной расслабленности. На впередисидящих, понятно, рассчитывать было нечего, а ждать, что взбредёт на ум, а затем и на уста моим соседям я не стал.

·       Слушай, Кучман, - пихнул я его слегка в рёбра, - а как зовут-то тебя, если не секрет?

·       Пит, - неожиданно резво отозвался тот, - а какая разница?

·       Действительно, - пришлось согласиться мне, - но так, всё же, на целый слог удобнее.

·       Наверное. А что?

·       Да хотел прикинуть, мы будем в Риге-то самой тормозить или сразу, проскоком, в Юрмалу?

·       А какая тебе разница? - в голосе его появились до омерзения знакомые нотки.

·       Да повидаться, думал, заодно с друзьями тамошними. Но это не обязательно.

·       Тогда и повидаешься, - тоном стратега изрёк Кучман, - мы там, может и зависнем на некоторое время, мне же нужно адрес в Юрмале узнать у своих. А вы, тем временем, можете тусоваться в центрах.

·       Вот здорово, - возник из тьмы салона голос Лёлика, - вот я и в Риге побываю. А то когда ещё повод будет выбраться…

·       Но остановка может быть и не долгой, как у меня всё получится, сразу трогаемся. Ясно?

·       Яволь, - я даже хотел взять "под козырёк", да тогда бы пришлось пихать Лёлика.

В наступившей снова тиши я стал думать про Ригу. Для меня этот город всегда почему-то был местом транзитным, недолгой, как правило, остановкой между Эстонией и Литвой. Хотя и тусовку местную я знал неплохо, так получалось, что с рижскими приятелями чаще приходилось встречаться где-либо ещё, нежели в самой Риге. Впрочем, случалось, конечно же, зависать и там, даже множество призабавнейших ситуаций у меня связаны были именно с Ригой, мне всегда импонировал уютный комфорт тусовочных закутков Старого города, отсутствие чопорности в уличной жизни центральных улиц, и, конечно же, всегда привлекали освоенные тусовкой дачные пригороды. Просто получалось так, что заносило меня в Ригу по дороге откуда-нибудь, и куда-то далее; я даже обсуждал эту тему на хорошем досуге с некоторыми из рижан, на что они, поразмыслив, начинали ссылаться на якобы исторически сложившиеся традиции Риги, именно как перекрёстка между Западом и Востоком, и всякую подобную ерунду, с которой можно было соглашаться только ради того, чтобы не обижались добрые хозяева исторического перекрёстка на мои, лично, визиты "проездом", не нарушая, таким образом, вековых ихних традиций. Когда меня спрашивали люди в Риге небывавшие, какая она, обычно у меня был припасён очень простой ответ, но только задумал я поразмыслить над кажущейся простотой этой формулы, как вдруг Лёлик и произнёс:

·       А какая она, Рига?

·       Смесь Таллина и Питера, - ляпнул я, то, что крутилось на языке, и, тут же осознав неизбежность, в данной ситуации, полемики, добавил, - но только, конечно, на первый взгляд…

Но было поздно. Арво и Кучман одновременно обернувшись, причём, даже не ко мне, а к Лёлику, одинаковыми совершенно голосами воскликнули:

·       Ничего подобного!

Так, что Старки даже вильнул на скорости, блеснув фарами по дорожному указателю, сообщавшему, что мы минуем город Псков.

Достаточно долго после того как Псков исчез в ночи, в машине стоял несмолкаемый гвалт, в процессе которого Арво с Кучманом многословно и бестолково провели перед заткнувшимся мной и притихшим Лёликом глубокий сравнительный анализ Таллина, Питера, Риги и, почему-то Москвы, а заодно и москвичей, как таковых. Когда мы всё уже поняли, а взволнованное бормотание всё никак не заканчивалось, я, глянув на очередной мелькнувший на обочине знак, внезапно понял, как можно их утихомирить:

·       Эй, народ, а мы, вроде, опять по Эстонии едем!

Трасса в этом месте, действительно, цепляла краюшек южной оконечности земли эстов; как некий комментарий моему заявлению, тут же высветился впереди указатель поворота на Тарту, выполненный, как полагается, на двух языках, и цели своей я, кажется, достиг - Арво замолк, явно задумавшись о кругосветности всего сущего, а Кучман притих заодно, а может и из уважения к патриотической ностальгии союзника. Страсть окончательно утихла к тому моменту, когда Старки невозмутимо объявил из-за руля:

·       Вот теперь и Латвия уже.

А Арво даже вывернулся в кресле, провожая во мрак ускользающую в который раз такую маленькую свою, но вездесущую Родину.

 

Глава Семнадцатая.

Серый рижский рассвет встретил нас пьющими жидкий кофе с молоком где-то на въезде в город, между автобазой и трамвайным кругом, в постоянно открытой столовой для шоферов. Они хмуро посматривали на нашу компанию, качали головами и уходили в рейс, косясь через плечо на припаркованый у самой двери столовой "Мерседес". Мы же долго хлебали тёплое пойло, так как торопиться нам было совершенно ещё некуда, за это время такое множество шоферов, слесарей и разнорабочих автобазы выразили нам своё немое непочтение, что, казалось, мы по самые уши покрылись ровным и густым его слоем. Но, постепенно, поток их иссяк, на круге своём стали бестолково разворачиваться почти совсем пустые трамваи, а вслед за этим и солнышко показалось из-за жестяных крыш автокомбината, заиграв на нашем автомобиле и на пластиковых столиках столовой. Вежливо поблагодарив тощих тёток на раздаче, мы, толкаясь в дверях, вышли на свежий воздух, лениво покурили после трапезы, погрузились в тачку и поехали в центр города.

В целях конспирации, продиктованной Питом Кучманом, мы не стали подъезжать к самому Домскому Собору, а оставив транспорт у сквера напротив цирка, прошлись по центру пешком, плавно переходя с широких и прямых проспектов в путаницу узких улочек Старого города, пока не оказались на неожиданно просторной брусчатке площади перед Собором. Усевшись на низкий и холодный пока каменный парапет, покурив и договорившись о дальнейших мероприятиях, мы проводили Кучмана по его секретным делам, а сами остались сидеть на месте, подложив под себя свитера и куртки, дожидаясь, пока не откроется насквозь протусованное кафе напротив. Арво и Старки, кажется, задремали, свесив головы, а Лёлику сидеть на месте в новом городе явно не хотелось, он ерзал и крутил головой по сторонам, пока я, сделав вид, что сжалился над парнем, а, на самом деле, отсидел себе всё, не предложил прогуляться по ближайшей округе. Тот вскочил с радостью, и мы, предупредив друзей, что скоро вернёмся, отправились гулять в сторону реки. А когда, минув зловещий памятник стрелкам, мы вышли к набережной широкой Даугавы, сразу стала видна причина неприятностей Чудиного отряда - слева от моста, делящего панораму пополам, на камнях противоположной набережной, большущими белыми буквами было старательно намалёвано: "MAKE LOVE".

·       Вот, значит, куда дедова краска сгодилась, - восхищённо прохрипел Лёлик, - во как!

·       Это что, они от тебя целую бочку, что ли, сюда катили?

·       Да не, разлили по банкам, полные рюкзаки получились, еле утащили на себе.

Я вспомнил большой пацифик на стене горницы. Он был того же цвета. Проба пера, значит. Мы пошли за мост, надеясь увидеть с другой стороны продолжение фразы, но набережная там была девственно серой и пустой. Хронология неприятностей, значит, началась с моста, либо чуть ранее. Что ж, хотя бы с подоплёкой тутошних событий теперь всё ясно. Может, тогда и не стоит светиться всей кучей на тусовке - кто знает, насколько сердиты власти, а, поэтому мы решили быстренько вернуться к Собору, чтобы предупредить наших и подумать, как вести себя дальше. Но ещё издалека я увидел, что на площади всё так же тихо, эстонцы всё так же мирно дремали на своих местах, но, вдобавок, в непосредственной от них близости я увидел сидящего на том же парапете своего давнишнего знакомого рижанина Залепина. От души сразу отлегло, и я направился прямиком к нему, тоже меня увидевшему и делающему уже приличные моменту знаки. Пока мы с ним долго и ритуально здоровались, пока я представлял ему сначала Лёлика, а потом и дрыхнущих эстов, открылось долгожданное кафе. Пришлось тормошить друзей, которые, конечно, встали, пошли в кафе, взяли себе кофе, сели в углу, но, кажется, так и не проснулись. Я, Лёлик и Залепин сделали то же самое, но сели за соседний столик, чтобы не мешать болтовнёй отдыхающим. Кроме нас в кафе больше никого не было.

·       Как поживаешь, Серж, какие новости, - начал я, - что в городе творится?

·       А какие тут могут быть новости, - отвечал Залепин, мягко улыбаясь, - тут их и не было никогда, и, надеюсь, никогда не будет.

·       Неужели такая тишина, - я упорно преследовал свою цель, - не верится даже.

·       Может и тишина, может и шум - мне это без разницы.

·       А сам-то как? Кого видишь?

·       Как жил, так и жить надеюсь. Всё в порядке. И вокруг все живы пока.

·       Это хорошо. И тусовки все без проблем?

·       Без проблем. Все проблемы - ерунда по сути своей. Так ведь?

·       Ну а мероприятия, сейшена, поездки всякие как тут?

·       Всё на месте. И сейшена, и мероприятия, и поездки.

Вот, подумалось, пофигист, тоже мне. Хотя, Серж, собственно говоря всегда таким и был. Пришлось брать ближе к делу:

·       А вот мы сегодня на набережной надпись видели. Что это такое?

·       Откуда я знаю. А что за надпись? Может моряки что-нибудь придумали?

·       Моряки? Да нет, там "make love" у моста кто-то нарисовал.

·       А, это тогда кто-то из своих наверное…

·       Так ты об этом ничего не слышал?

·       А почему я об этом слушать должен? Ну написали, и ладно. Что у меня своих дел нет, что ли?

·       И что, никто об этом даже не говорил тебе. Надписи той уже неделя, наверное.

·       Может и говорили, только я не помню. А тебе-то что до этого?

·       Да так, интересно просто.

·       Вот скоро народ соберётся здесь, у них поспрашивай, если интересно. А я такой ерундой не заморачиваюсь.

·       А народу много собирается сейчас?

·       Вчера битком было. Не протолкаться. Приезжих всяких тоже много.

Значит всё в порядке, хотя бы тусовку не трясут из-за этой проделки. Тем временем, действительно, кафе стало понемногу наполняться народом. За стойкой включили негромкую музыку, кажется "Мидл оф зе роуд", стало весело и уютно. Мелькнуло несколько полузнакомых лиц, через открытую дверь я видел, что и на парапете у Собора тоже начинает кучковаться разноцветная волосатая публика. Тусовочный мирок стал наполняться своей замысловатой, непохожей ни на что дневной действительностью, обрывками разговоров, смехом и возгласами, вкусными запахами кофе, сигарет, которые, ближе к вечеру, обязательно оттенит устойчивый привкус травы и портвейна.

·       Ты всё лето тут так и просидел, - спросил я, успокоившись окончательно, чтобы сменить тему, - я о тебе ни на югах, ни ещё где, не слыхал что-то.

·       Как бы не так, - важно откинулся Залепин на спинку кресла, - я уже успел и на Байкале побывать, и по Средней Азии мотался долго. Только недели две, как вернулся оттуда.

·       Ну и как там? Что расскажешь хорошего?

·       Трава, разве что, хорошая там. А так - такая же скучища, как и везде.

·       Ну уж прям…

·       А что, те же разговоры, тусовки, музыка. Лучше, наверное, дома сидеть.

·       Это ты зря. Не поверю, что вспомнить нечего.

·       Вспомнить, конечно есть что, но большую часть приключений лучше и не вспоминать. Тех же ментов, например. Думаешь, обошлось без них? Без них никогда ничего не происходит.

·       Да и шут с ними, раз без них не прожить. Ну а места новые, экзотика всякая?

·       Жара, либо комары. Или колотун ночной. Вот тебе и экзотика.

Я понял, что слушать дальше ворчливого Залепина - только отбивать страсть к передвижениям, да и калечить, притом, воображение юного Лёлика, который слушал наши телеги, раскрыв рот. Внезапно я почувствовал, как что-то мягко и уютно проскользнуло у меня подмышкой. Заглянув, я обнаружил там, к огромной своей радости, Юрайту, старинную боевую подругу из Вильнюса.

·       Вот это сюрприз! Ты откуда взялась?

·       А я тут уже дней несколько. Вдруг, смотрю, сидит. И не замечает совсем никого. А ты откуда и куда? Или ждёшь кого, может помешала? - Юрайта хитро наморщила нос.

·       Да нет, что ты, когда это ты мне мешала? У меня тут дельце одно, правда, есть, но, думаю, нам с тобой поболтать ещё можно будет от души. Я действительно рад тебя видеть.

·       Вот и здорово! Залепин, ты что такой хмурый? А это что за симпатяга, - затараторила Юрайта, - я его не знаю совсем.

·       А это Лёлик, из-под Пскова. У него есть целый "Хутор Восходящего Солнца" на берегу озера, а вокруг там сказочная тишина. Мы только оттуда.

·       Здорово! А можно я к тебе туда приеду когда-нибудь?

·       Можно, - щёки Лёлика аж зарделись, - только вот дело у нас тут, а потом я дома буду…

·       Вот хорошо как! Ты мне потом нарисуй, как найти тебя.

·       Конечно! Да это просто, на самом деле…

Лёлик весь просиял, вмиг забыв все неприятности творившиеся вокруг его обиталища, он явно был готов тащить туда всех, кто согласится разделить с ним кров. Но в этот момент к нашему столику протолкался запыхавшийся Кучман.

·       Привет всем. У меня всё ОК., - протелеграфировал он, отчего даже проснулись Арво и Старки, - скоро можем ехать, ещё чуть-чуть подождите. Лёлик, ты мне нужен на секундочку, пойди сюда.

С этими словами Кучман выскочил из кафе. Вслед за ним, покивав нам головой, вышел Лёлик. Мы все - заспанные эсты, Залепин и я с Юрайтой, молча смотрели им вслед.

·       Не нравятся мне такие психи, - сказала Юрайта, отхлебнув кофе из лёликовой чашки, - это с ним какое-то дело у вас?

Я рассеянно кивнул, так как совершенно неожиданная мысль вдруг пришла ко мне в голову и настойчиво потребовала всё моё внимание к себе.

 

 

Глава Восемнадцатая.

Словно некая призрачная волна прошла по залу, на мгновение исказив как навороты интерьера, так и перспективу тусовки за пределами кафе. Будто бы завеса колыхнулась вокруг всего меня окружающего, невидимая, но глубоко осознаваемая завеса, скрывающая нечто, ещё не понятое, но уже требующее к себе пристального душевного внимания. Сдерживая нахлынувшее волнение, я обратился к оставшимся сидеть за моим столом Юрайте и Залепину:

·       Простите, друзья, я отвлекусь ненадолго - в кои-то веки действительно по делу.

·       Дерзай, Васёк, мы - тута! - Юрайта изобразила рукой замысловатую фигуру, которая должна была, наверное, означать полную поддержку и понимание, а Залепин лишь пожал плечами и стал разглядывать что-то на потолке.

Тогда я вместе с креслом повернулся к столу, за которым сидели, медленно просыпаясь, Арво и Старки. Придвинувшись поближе, я помахал перед их лицами рукой, стараясь поскорее привлечь их внимание, на что они оба нарочито широко открыли глаза и уставились на меня вопросительно.

·       Пока вы дрыхли, мы с Лёликом провели разведку местности, а так же опрос населения, что подтвердило факт проведения преследуемыми своей акции с одной стороны, и полное, с другой стороны, отсутствие по поводу сему стрёма.

·       Как это? - Арво хлопал на меня глазами.

·       Я думаю, Вийве и компания больше сами на себя страху нагнали, вот и спрятались. На их выходку, кажется, никто просто не обратил внимания.

·       Либо сделали вид, что не обратили. - Старки покачал головой.

·       Может и так, но я хотел о другом поговорить. Скоро уже, как я понял, надо ехать в Юрмалу, а там, судя по всему, и состоится долгожданная встреча.

·       Так это просто прекрасно! - Арво даже прихлопнул ладонью по столу.

·       Значит, я могу считать, что своё предназначение уже выполнил, так?

·       О чём это ты?

·       Просто мне кажется почему-то, что у меня могут появиться свои планы на ближайшее будущее. Но я не хотел бы считать себя дезертиром.

Арво какое-то время молчал, а Старки, тем временем, разглядывал нас обоих.

·       Наверное, ты прав, - наконец сказал Арво, - даже если и появятся опять непредвиденные ситуации, то у нас теперь достаточно провожатых. Я думаю ты прав.

·       Тогда у меня есть пара вопросов к вам, друзья, касательно ваших дальнейших, если всё будет хорошо, планов. Просто интересно, что вы будете делать после того, как встреча состоится? Вот ты, Арво - куда потом?

·       Я уже думал про это, - он задумчиво гладил бороду, - и решил, что хотелось бы остаться на какое-то время с дочерью и её друзьями. Если сумею их убедить меня с собой оставить, конечно. Очень хочется долго с ними разговаривать обо всём, постараться понять их, а, может быть и убедить в чём-либо, что и сам знаю наверняка. Я, конечно, побаиваюсь даже собственной самоуверенности, но буду стараться, чтобы получилось по-моему.

·       А я, - Старки посмотрел на нас с ухмылкой, - давно уже решил, что как только перестану быть вам необходимым, сразу поеду дальше попутешествовать немного. Надо своих старых друзей тоже навестить, пока время есть. Сначала, думаю, на север поеду, но потом, может быть, окажусь и на Кавказе. Хочу погреться на тёплых осенних камнях. Там видно будет.

Камни - это слово бухнуло в моём подсознании, будто бы настоящий камнепад накрыл меня с головой. Камни. Конечно, это они. Только не угловатые обломки кавказских скал, а гладкие, действительно тёплые и округлые. И ещё солёные, к тому же. Морская галька, вот что это такое. Тут к нашим столикам незаметно проскользнул Лёлик, но подсел, сделав знак остальным, к нам, причём вид у него был смущённый.

·       Куча сказал, что через полчаса будет ждать нас у машины.

·       Это хорошо, - Старки наклонился к нему, - только вот вижу что что-то не так. Я прав?

·       Да, - тяжко вздохнул Лёлик, - я не должен вам этого рассказывать, но я считаю, что это не правильно.

·       Что неправильно, - аж подпрыгнул Арво, - что он опять придумал такое?

·       Он узнал, что Чуда в городе сейчас. Вот он и решил вас в Юрмалу отправить, а сам здесь остаться, чтобы её найти и предупредить про вас. А там уж как они решат - встречаться ей с вами, или ещё что…

·       Вот паразит! - Арво схватился за голову, - вот негодник! Ну, доберусь я до этого партизана…

·       Я считаю, что это неправильно, - Лёлик жалобно смотрел на Старки, - надо сделать что-нибудь, чтобы так не получилось. Вдруг он отговорит её, он такой.

·       Итак, спокойствие, - твёрдым голосом сказал Старки, - что за истерики? Мы же знаем всё теперь, значит, можем действовать по-своему. Так?

·       Конечно, - вмиг успокоился Лёлик, - только, чур, я вам не говорил ничего!

Мы с Арво ободряюще похлопали его по плечам, а Старки только покачал головой. После этого я, подхватив своё кресло, вернулся к Юрайте и Залепину, оставив друзей о чём-то бубнить меду собой в полголоса, периодически делая руками загадочные движения.

·       Ну что, - Юрайта весело смотрела на меня, - разобрался с важными делами? На вас смотреть - сплошное удовольствие, поверь мне.

·       Верю. Самому смешно. Слушай, а ты что собираешься делать дальше?

·       Свободна как ветер. А что?

·       У меня есть бабки как раз на пару билетов до Москвы. Давай заскочим туда на секундочку, а потом в Крым. А?

·       Запросто. И очень даже чудесно. Как ты думаешь, Залепинчик, это правда здорово?

Тот только скорчил забавную рожу и напутственно махнул рукой.

·       Вот и прекрасно, - камень с души упал, - только проводим друзей сейчас, и на вокзал. Хорошо?

Через полчаса мы все стояли у машины и курили. Старки всё осматривал тачку со всех сторон, пытаясь найти в ней хоть какой-нибудь изъян, Арво пристально и весело смотрел на нас с Юрайтой, а Лёлик всё крутил головой в ожидании коварного Кучмана. Наконец, тот вывернул из-за угла и быстрым шагом приблизился к нам.

·       Так значит, - затараторил он озираясь по сторонам, - получается, что мне надо остаться в Риге, но вот адрес этой дачи, я позже сам туда доберусь, за меня не беспокойтесь.

·       А мы и не беспокоимся, - сказал Арво, широко улыбаясь и открывая, при этом, заднюю дверь автомобиля, - спасибо, дорогой, за заботу и участие…

Стоящий рядом Старки при этих словах очень ловко скрутил Кучмана узлом и легко забросил внутрь салона. Тот только пискнул. Остальные, то есть Арво с Лёликом, нырнули следом и двери "Мерседеса" мягко захлопнулись. Старки махнул нам рукой и тоже сел на своё место. Видно было, как внутри продолжается буркая склока, но машина тронулась с места и быстро исчезла в перспективе шумной улицы.

·       Вот это да! - Юрайта в полном восторге хлопала в ладоши, - и в кино ходить не надо!

·       Эх, даже попрощаться толком не успели. Да ладно, думаю увидимся ещё как-нибудь…

И мы пошли в сторону вокзала. По дороге я пытался, в общих чертах, объяснить ситуацию, но рассказывать тогда пришлось бы с самого начала, а поэтому мы решили оставить всю эту телегу для поезда. С билетами проблем не оказалось, до отправления оставалось не так уж много времени, которое мы решили провести в недалёком скверике, прощаясь с Ригой вкусным пивом из вокзального буфета. Уже выходя на площадь я почти одновременно услышал объявление о посадке в электричку до Юрмалы и увидел её. Это была она, я сразу это понял, хотя не видел даже её на фотографии, которую мне всё обещали показать, да так и забыли в постоянной суете последних дней. Но это была именно она.

·       Вийве, привет!

·       Привет, - она, склонив голову на бок, внимательно нас разглядывала, но так и не узнав, сказала, на всякий случай, видя что, вроде, свои, - простите, я на электричку спешу. А вы куда?

·       На юга, Вийве. В Крым.

·       Счастливо добраться, - улыбнулась, наконец, она, - может там и увидимся.

·       Может быть. И тебе удачи, Вийве. Счастливо и тебе!

 

Конец Первой Части.